Огненная земля

Ветер, дувший от скалистых белых берегов, зачерненных поверху кустарниками, гнал по морю барашки. Иногда ветер срывал с поверхности моря облачка, прилетавшие на палубу мельчайшими брызгами. Шалунов весело отряхивался и смеялся, поворачивая лицо навстречу ветру и брызгам.

– Море-то, а? Чудесное море! – восклицал он восхищенно. – Я, знаете ли, в море становлюсь во сто раз здоровее, право слово. В любую штормягу дыхание свободней. Тут, братцы вы мои, пыль – минус, газы – минус.

Появились дельфины. Их черные тела, изогнутые, как запятые, всплывали и исчезали. Стая кувыркалась впереди буксира, тянувшего танконосец и понтоны, и приближалась к ним. При той быстроте, с какой передвигаются дельфины, их растопыренные плавники кажутся рогами, что и послужило, очевидно, причиной называть их иногда не только морскими свиньями, но и морскими чертями.

Треск выстрелов раздался почти над головой Букреева. Стрелял из пистолета Kypacoв. Потом краснофлотец принес винтовку. Курасов вскинул ее, вскрыл пачку патронов, в разрезе затвора мелькнуло золото гильз. Корабль пошел наперерез стае, видимо, понявшей опасность и повернувшей снова к транспортам. Курасов стрелял теперь из винтовки. Работа моторов заглушала выстрелы. Пули тюльпанчиками вспыхивали на воде. Дельфины пересекли кильватерную струю танконосца, и вскоре их черные выгнутые спины еле-еле различались в волнах.

– Прошлый раз мы устроили охоту, – сказал Курасов, опуская винтовку. – Набили их штук двенадцать. А сейчас нельзя задерживаться. И так тащимся еле-еле.

Манжула и Горбань сидели с группой матросов «тридцатки» на корме возле глубинных бомб, расположенных на специальных рельсах-салазках. Моряки смеялись, слушая Горбаня, который в конце концов вскочил на ноги и прошелся по кругу, ловко отбивая чечетку. Шалунов тронул Букреева за рукав шинели, указал глазами.

– Ребята ваши занимаются проработкой инструкции по десанту, товарищ капитан, а?

– Вероятно, – с улыбкой сказал Букреев. – Кстати, расскажите мне, вам приходилось подходить к берегу во время высадки десанта на вашем корабле?

– Так и подходили.

– Осадка все же большая.

– Смотря где. На Новороссийск было самый раз, а вот у Соленого озера сыпали ребяток прямо в воду. Лучше всего, конечно, на мотоботе, на «лапте». Рекомендую. Только, если переход велик, буксировать, а у берега пускать мотоботы своим ходом… Хотя заранее не угадаешь, что лучше, что хуже. Раз на раз не приходится. Дело само подскажет. Лучше я вам посплетничаю, как вы Курасова подсидели.

– Я подсидел Курасова?

– Классически подсидели. – Шалунов блеснул своим влажным красным глазом и добродушно рассмеялся. – Ведь Курасов в каюте цветы вез.

– Какие цветы?

– Полную каюту из Батуми. Цветы разные, я их названий не знаю… Невесте везет цветы, сам пресную воду меняет.

– Какой невесте?

– Вы видели карточку у него на стенке? Есть такая главстаршина Таня Иванова. В Геленджике работает в военно-морском госпитале.

– Но почему же он убрал цветы из каюты?

– Вас стесняется. Молодой и застенчивый в этих вопросах.

Шалунов наклонился к Букрееву и рассказал о том, как Курасову пришлось перенести цветы из своей каюты в то помещение, которое они использовали под камбуз. Но там и так повернуться негде, и поэтому Курасов приказал не зажигать примусов, чтобы не поднимать на камбузе температуру.

– Но девушка, скажу откровенно, вполне заслуживает. Такая девушка! Я бы и то для нее пальму вывернул с корнями.

Веселый и общительный Шалунов занял Букреева. Он поделился с ним своей мечтой получить корабль. Но мечта оставалась мечтой. Вакантных мест было мало. Пока Шалунов удовлетворялся своей ролью штурмана и помощника Курасова. Шалунов любил свой корабль, говорил о нем, словно о живом существе. Что такого, что это было небольшое военное суденышко, с деревянным, обшитым тонким железом каркасом, наполненное моторами, бензином, оружием и боевыми припасами? Что такого, что людям экипажа приходилось жить в коротких и узких клетках? Они сознательно лишили себя всех удобств, чтобы набрать побольше снарядов и бензина. Катер не отапливался и зимой промерзал насквозь, зато летом нагревался так, что хоть зажигай о стены спички. Люди любили свои маленькие корабли, гордились ими и совершали на них подвиги. Вся команда Курасова была награждена орденами. Среди комендоров были люди, сбившие по нескольку вражеских самолетов, были и участники обороны Севастополя.

На этом корабле Букреев как бы приобщился к людям моря, он искал в себе то, что должно было сблизить его в батальоне с моряками и помочь ему в его военном труде.

В Туапсе караван пришел ночью. Здесь было холодней. В осенней дымке угадывался город. Из ущелья доходили запахи осеннего леса. Чернели проломы мола и камни, наваленные кое-где.

Над горами зажигались прожекторы и медленно прощупывали тягучие облака, переваливающие через хребты Предкавказья. Караван бесшумно входил в порт. Суда скользили по темной воде, медленные и настороженные. За пристанью, близко возле берега, жались сторожевые корабли. Их мачты напоминали поредевший после артиллерийского налета лесок. На пирсах двигались люди, вспыхивали и гасли огоньки фонарей.

На причалах были подготовлены к погрузке зерно и мука, прессованное сено, противотанковые пушки в рядах, клети ящиков со снарядами и патронами, бочки с бензином, авиационные моторы, зашитые в сосновые коробки.

Порт жил войной. Здесь по крадущимся огням прожекторов, по затаенному дыханию города и бухты уже чувствовалось приближение фронта.

В Туапсе решили пробыть до утра. Побродив по пирсу с Шалуновым и проверив свою команду, Букреев решил вернуться на корабль. Ему хотелось повидать Курасова. Угадав его издали, он прошел к нему на корму. Заслышав шаги позади себя, Курасов обернулся и расставил руки, что-то прикрывая.

– Идите спать, товарищ капитан, – зло сказал он.

– Что-то не спится, товарищ Курасов.

– Вам постелили в моей каюте.

– Вы что здесь делаете, Курасов?

– Да какое вам дело? – вспыхнул Курасов. – Что вам наконец надо?

Букреева поразил этот тон, неприкрытое раздражение Курасова. Букреев, в свою очередь, хотел резко ответить командиру корабля, но, присмотревшись, заметил цветы, расставленные на дымовых шашках.

– Простите, – мягко произнес Букреев и пошел от него.

– Там вам постелили, – вдогонку повторил Курасов. – И отдыхайте, ради бога.

В голосе его теперь уже слышались нотки извинения, смущения.

Букреев спустился по трапу и вошел в каюту. Горбань писал за столом письмо; он вскочил, но выпрямиться в низкой по его росту каюте не мог.

– Я сейчас уйду, товарищ капитан.

– Устроимся здесь как-нибудь вместе, – сказал Букреев.

У борта лениво плескались волны. На канонерской лодке, стоявшей на рейде, пробили склянки. Букреев разделся и лег. Через несколько минут Горбань погасил свет и пристроился на полу, прислонившись спиной к двери, зарывшись лицом в ворот бушлата.

Глава четвертая

В Туапсе Курасов прихватил баржу, груженную бочками с авиационным бензином, предназначенным для анапских аэродромов.

– Караван «разжирел», – заметил неодобрительно Шалунов.

Немцы следили за туапсинским портом, ночами минировали выходы из порта и коммуникацию; поэтому пришлось добавить в конвой еще три сторожевика и идти по фарватеру, проверенному приданными каравану тральщиками. В этих местах недавно германской подводной лодкой был торпедирован транспорт. Конвойным кораблям приходилось идти осторожно. Тральщики, проведя караван по наиболее опасной зоне, оставили его. Теперь наблюдение еще усилилось. Курасов не сходил с мостика. Присланные Мещеряковым самолеты сопровождения до самого вечера кружили над караваном, сменяясь через равные промежутки времени. Воздушная вахта была снята только с наступлением густых сумерек.

Букреев почти весь переход оставался на палубе, хотя ветер усилился и от боковой качки мутило. Транспорты уже не были видны. Горы приблизились и стали выше. Были заметны пролетавшие низко над водой какие-то птицы; изредка слышался вой шакалов, похожий на хохот и на плач. Букреев удивленно прислушался к шакальему вою. Во время боев шакалы перекочевали на юг.

Флагманский корабль шел среди минных полей. Вся команда была вызвана наверх. На берегу мигали условные световые точки, помогавшие Шалунову провести корабли. Миновали скалистые обрывы Толстого мыса и вошли в бухту. Шалунов появился на палубе.

– Ух! – вздохнул он. – Вы знаете, что такое холодный пот, Букреев? Холодный пот бывает у штурмана и у командира корабля, когда проходишь эти горячие минные поля. Тут свои нашвыряли и немцы засоряют каждую ночь.

На пристани, у коренного причала, слегка покачивались ошвартованные борт о борт баржи. Пахло рыбой и варом. Монотонно поскрипывали швартовы. Сверху иногда срывались капли дождя, и только кое-где, в проломах облаков, поблескивали тусклые звезды.

Горбань первым перепрыгнул на баржу, у которой ошвартовался сторожевик, и принял у Букреева чемодан. Неустойчивая узкая палуба осталась позади. Букреев перебрался через высокий борт баржи. Горбань, посвечивая фонариком, шел впереди Букреева, предупреждая его о попадавшихся на пути швартовах или других препятствиях. Все делалось им с ласковой и не обременительной для Букреева заботой.