Корнет Савин

2.

В спальне резиденции великого князя уже три дня царил обычный хаос. Его императорское высочество проводил время по большей части в кровати или на полу, застланном персидским ковром. В то суматошное утро, когда императорский лицей ждал высочайшего визита, сам князь Николай Константинович вновь проснулся на ковре и некоторое время лежал без движения, уставившись в расписной потолок, на котором висела огромная хрустальная люстра с вензелями. Опустив глаза, он обнаружил, что полностью раздет. Князь подумал, что свалился во сне на пол, но потом обнаружил рядом с собой и на кровати красивых обнажённых девушек. Николай Константинович улыбнулся, вспомнив, как провёл вчерашний вечер и ночь. Князь аккуратно поднялся, чтобы ни на кого не наступить и, пошатываясь, побрёл к серебряному ведёрку, из которого заманчиво выглядывала закупоренная бутылка шампанского. Бережно вынув её, молодой князь жадно отпил из ведра холодной воды.

Утолив невыносимую жажду, он снова оглядел ласкающие взгляд тела спящих девиц и решил пошутить. Больше не опасаясь нарушить тишину, князь поднял ведёрко и стал щедро поливать девушек, размахивая сосудом, как священник кадилом. В спальне раздался жуткий визг, переходящий в брань и смех. Князь зачерпнул в ванной ещё ведро воды и окатил девиц, оставшихся сухими. Он от души наслаждался их писком и движениями обнажённых юных тел. Девушки бегали по спальне, спасаясь от холодных брызг.

– Пожарная тревога! – загоготал Николай Константинович и, смеясь, побежал за одной из девушек.

Догнав, он схватил её за пухлую ягодицу и повалил на кровать, пытаясь укусить за бедро. Девица визжала так громко, что князь не услышал, как дверь в спальню распахнулась. Вошёл камердинер и, остановившись на пороге, зычно закашлял, чтобы оповестить о своём присутствии.

Лицо князя перекосилось в недовольной гримасе. Он накрылся шёлковым одеялом, спрятавшись подальше от проницательного взгляда слуги.

Камердинер не собирался уходить. Он заговорил серьёзным тоном, но с лёгкой издёвкой, словно обращался к ребёнку:

– Ваше императорское высочество, имейте совесть. Вас уже третий час ждут в лицее.

Николай Константинович, почувствовав внезапный стыд, ещё упрямее уткнул лицо в подушку. Так он обычно показывал, что не желает ничего слушать.

– В честь вашего двадцатилетия ставят спектакль, – напомнил камердинер.

Князь вскочил с восторженным выражением лица и откинул одеяло, забыв о своём неподобающем внешнем виде.

– Точно! Спектакль!

Камердинер строго кивнул.

– Ты, ты и ты, – повелительно сказал молодой князь, указывая на девушек, – едете со мной. А ты, Иван, найди им шикарные платья.

– Но, ваше высочество, эти женщины… – камердинер высоко поднял брови, демонстрируя своё возмущение затее князя.

Николай Константинович сурово взглянул и крикнул так, что камердинеру стало страшно:

– Обратно в Пензу захотел? Давай живее!

Камердинер быстро попятился и скрылся за высокой дверью спальни. Николай Константинович снова улёгся на широкую кровать и в сладкой истоме потянулся к лежащей рядом белокурой девушке. Он быстро накрыл её одеялом и губами отыскал самую нежную часть её тела. Девушка звонко захохотала от приятной неожиданности.

3.

Центральный вход в лицей был торжественно украшен. По обеим сторонам в трепетном ожидании выстроились все педагоги. Даже дворники нервно смотрели по сторонам, чтобы, не дай бог, не получить нагоняй.

Кульман стоял впереди всех. Его физиономия вытянулась, словно в предвкушении главного события в жизни. Он то и дело порывисто дёргал носом и шмыгал им, как малое дитя. Яков Спиридонович очень боялся не угодить великому князю. Не понравится что-то высочайшему гостю – жди проблем, а то и понижения по службе. А директор мечтал спокойно дослужиться до пенсии, которая была не за горами. За одну минуту он вспомнил все свои промахи за прошлый год: не отремонтированная лестница, сломанный фонарь на заднем дворе, выцветшие обои в зале и злосчастные растрескавшиеся углы коридоров. Громко вздыхая, Кульман чувствовал, как усиливаются его страхи.

Другие педагоги, замечая тревогу директора, тоже нервничали. Они беспрестанно поправляли свои причёски и одежду. Князь – молодой энергичный человек, и вряд ли желает видеть усталые угрюмые физиономии. Поэтому педагоги изо всех сил пытались натянуть на лица радостные улыбки, уместные при встрече знатного гостя.

Издали показалась карета. Встречающие зажужжали в беспокойстве, предчувствуя волнующий момент. Карета приблизилась к главной площади и остановилась у парадного входа. Кульман со всей почтительностью изогнулся в поклоне, чтобы как можно деликатнее встретить великого князя. Он сам отворил дверцу кареты, приглашая его высочество выйти. Туловище директора выпрямилось, как доска. Он открыл было рот, чтобы поприветствовать гостя, но тот приложил палец к губам, призывая к молчанию. Кульман послушно кивнул, прикрыл рот рукой в знак понимания и поцеловал свой палец.

Николай Константинович вышел из кареты один и, оглядев присутствующих хозяйским взглядом, позволил провести себя в здание лицея.

Спектакль начался по знаку Якова Спиридоновича. В первом ряду как почётный гость сел князь, рядом с ним – Кульман, на лице которого застыло заискивающее выражение, и другие преподаватели лицея. От нервного напряжения Кульман беспрерывно потел и поминутно вытирал лоб платком.

Лицеисты играли из рук вон плохо. Хуже того – снова куда-то запропастился треклятый Савин. Все заметно волновались, кроме князя, важно восседавшего на почётном месте. Его лицо было одновременно строгим и неприступным. Якову Спиридоновичу становилось не по себе, когда Николай Константинович рассматривал зал через свой маленький бинокль. Директору казалось, что великий князь нарочно выискивает недостатки.

В самый разгар спектакля входные двери в зал вдруг с грохотом распахнулись. Раздался гневный возглас, от которого все зрители испуганно обернулись.

– Значит, так вы решили поздравить своего великого князя с днём рождения?!

И в зал вошёл великий князь собственной персоной в окружении трёх красавиц. Это зрелище поразило собравшихся, словно гром среди ясного неба.

– Почему меня никто не встречает?

Кульман почувствовал, что земля уходит из-под его ног. Лицеисты, выступавшие на сцене, замерли в страхе и растерянности. Словно пробудившись ото сна, Яков Спиридонович всмотрелся в лицо молодого человека, сидевшего рядом с ним на месте князя, а потом бросил взгляд на сцену. Заметив, что Хватов давится от смеха, директор лицея начал нервно искать глазами Савина. Не обнаружив его среди юных актёров, Кульман обомлел от страшной догадки.

Князь Николай Константинович важно подошёл к первому ряду. Изумлённые зрители встали. Подобно Кульману, они оборачивались то к настоящему князю, то к самозванцу. Очнувшись от испуга и убедившись в истинности своих догадок, директор схватил сидящего с ним рядом юнца за ус, и тот мгновенно отклеился. На почётном месте сидел вовсе не великий князь, а пройдоха Савин! Яков Спиридонович затрясся мелкой дрожью и весь покрылся холодным потом от страшного предчувствия. Какие беды теперь обрушатся на его бедную директорскую голову! В зале наступила такая тишина, что, казалось, даже пролетающая рядом муха присела от удивления кому-то на очки.

Савин нисколько не удивился. Без малейшего смущения он браво поприветствовал князя, протянув ему руку.

– О, так вы тоже великий князь? Очень приятно, Николай Герасимович Савин, – как ни в чём не бывало улыбнулся лицеист.

Восхищённый дерзкой шуткой, князь Николай Константинович расхохотался на весь зал. Три девушки, сопровождавшие его, залились столь заразительным смехом, что все присутствующие почувствовали мгновенное облегчение и подхватили их веселье. Одна из девиц, выделявшаяся блестящими светлыми волосами, проницательно посмотрела на Савина и, отметив, что лицо у него волевое, с правильными чертами, соблазнительно улыбнулась юному храбрецу. Он не растерялся и быстро подмигнул ей в ответ.

Николай Константинович бросил оценивающий взгляд на восхищённую публику и легонько похлопал в ладоши, показывая своё расположение.

– Ну, артист! Вот это я понимаю – спектакль!

Оглядев своё ложе и показав жестом, что всё в порядке, великий князь снова обернулся к проворному лицеисту.

– Что ж, давайте вместе досмотрим.

– Спектакль, скажу я вам, замечательный. Особенно хороши флагоносцы, – светским тоном произнёс Савин, не выходя из своей роли.

Успокоившиеся зрители с любопытством наблюдали за происходящим, не сводя глаз с Савина и великого князя. Казалось, весь спектакль переместился в первый ряд. Князь жестом пригласил Савина сесть с ним рядом, справа, на место Кульмана. Савин охотно плюхнулся, а потом насмешливо глянул на директора лицея, оставшегося без места, так как слева от Николая Константиновича расположились его спутницы, и свободных кресел в первом ряду не осталось. Великий князь подал знак рукой, и спектакль продолжился под ошеломлённый шёпот в зале.

4.

На заднем дворе императорского лицея воспитанники по команде смирно выстроились в несколько рядов. На всех лицах был написан ужас. Яркое февральское солнце безжалостно озаряло Савина, который стоял перед всем строем на коленях, раздетый до пояса. Лицо дерзкого лицеиста казалось высеченным из камня, глаза его были застывшими, словно у статуи с надгробного памятника. Савин уже знал, что его отчисляют из лицея, но не подавал виду, насколько ему больно от этой мысли. Кульман, стоя рядом, с явным удовольствием громко зачитывал написанный утром приказ:

– Лицеист Николай Герасимович Савин совершил дерзкое, невиданное доселе нарушение дисциплины. С завтрашнего дня он будет разжалован и переведён в регулярную армию.

Савин ухмыльнулся, показывая, что готов подчиниться воле директора. Но когда он попытался встать с колен, Яков Спиридонович резко нажал на его плечо. Это означало, что приговор оглашён не до конца.

– Также лицеист приговаривается к телесному наказанию в сорок розог. Приказ привести в исполнение немедленно.

На лице Кульмана под усами заиграла злорадная улыбка.

В то же мгновение двое крепких солдат подхватили Савина так, чтобы он не сопротивлялся, и повели к лавке для исполнения экзекуции. Такого поворота юноша не ожидал. Что угодно, только не это позорное унижение перед товарищами! Савин заорал что было мочи, стал вырываться из рук солдат, наступил одному из них на ногу. Но хватка была железной – не вывернуться, не убежать.

– Это же просто шутка! Никто не пострадал, все только посмеялись! – в отчаянии выкрикивал Савин. – И великому князю понравилось…

В этот миг его обнажённую спину обжёг первый удар, от которого Савин издал пронзительный крик. Лицейские солдаты, словно растягивая удовольствие, неторопливо замахивались и хлестали то слева, то справа. Каждый последующий удар казался Савину всё более невыносимым. Вскоре его спина стала багровой, а боль не оставила места для мыслей. Савин лишь сдавленно вскрикивал и считал удары. Сострадательный Хватов закрыл лицо руками – ему было мучительно видеть страдания близкого друга.