Операция «Трест». Шпионский маршрут Москва – Берлин – Париж

Операция «Трест». Шпионский маршрут Москва – Берлин – Париж
Армен Сумбатович Гаспарян

Книги Армена Гаспаряна
Операция «Трест» – одна из самых успешных в истории советской разведки. О ней написан роман и снят художественный фильм, который посмотрели едва ли не все жители нашей страны. Но всё ли мы знаем о той масштабной и кропотливой работе, которая была проделана советскими чекистами, внедрившимися в круги белой эмиграции? Большое количество документов, касающихся этой операции, до сих пор хранится под грифом «Секретно». Однако недавно историки получили доступ к новым рассекреченным архивам. Что в них – ответы на вопросы или очередные загадки и без того закрученного сюжета? Известный писатель и историк Армен Гаспарян рассказывает об операции «Трест», основываясь на уже известных, а также вновь открывшихся фактах, раскрывая перед читателями подлинную картину событий прошлого.

Армен Гаспарян

Операция «Трест». Шпионский маршрут Москва – Берлин – Париж

© ООО Издательство «Питер», 2017

© Серия «Книги Армена Гаспаряна», 2017

Предисловие

С тобой, мой враг, под кличкою «товарищ»,
Встречались мы, наверное, не раз.
Меня Господь спасал среди пожарищ,
Да и тебя Господь не там ли спас?
Обоих нас блюла рука Господня,
Когда, почуяв смертную тоску,
Я, весь в крови, ронял свои поводья,
А ты, в крови, склонялся на луку.

    Н. Туроверов

Когда-то очень давно я впервые увидел четырехсерийный телевизионный фильм «Операция “Трест”», снятый на киностудии «Мосфильм» в 1967 году. Целое созвездие блестящих актеров, среди которых Игорь Горбачев, Армен Джигарханян, Донатас Банионис, Людмила Касаткина, сумело великолепно передать основную идею фильма, выпущенного к 50-летнему юбилею Октябрьской революции: советская республика, находящаяся в кольце врагов, ведет отчаянную борьбу с недобитыми белогвардейцами, которые все как один пошли служить иностранным разведкам. Противостоят им доблестные сотрудники Объединенного государственного политического управления (ОГПУ), просчитывающие на много ходов вперед любую ситуацию. Но самим им было не под силу справиться с такими опытными врагами. Тогда на помощь приходят патриоты-некоммунисты из вчерашних монархистов и националистов. Совместными усилиями коварный враг повержен…

Это классический шпионский детектив, где герои не играют бессмысленно мускулами и не стреляют по-македонски каждые 15 секунд. В центре сюжета психологическое противостояние своих и чужих. Чтобы еще больше усилить эффект, в кадре то и дело появляется профессиональный историк, который с документами в руках рассказывает о подробностях того или иного эпизода. Надо отдать ему должное – рассказывает почти правду. Даже не так: он рассказывает советскую правду, которая была правдивее всех правд, потому что печаталась в газете «Правда». Будь иначе, сей ученый муж наверняка бы знал настоящую фамилию отпетого врага рабочих и крестьян «фон Лямпе». И уж конечно бы он знал, что таких шикарных домов у русских эмигрантов никогда не было. Но кому в Советском Союзе об этом было известно?

Годы шли. Рухнул СССР, открылись архивы. Историки получили доступ к важнейшим документам. Однако полную историю того самого «Треста» так никто и не удосужился написать. Да что там говорить про всю операцию, если даже ее основные этапы до сих пор неизвестны широкому кругу. Узкому, кстати, тоже. Одни мифы сегодня сменились другими. Теперь палачи-чекисты, взяв в заложники ближайших родственников своих помощников монархистов-националистов, неисчислимыми жертвами добыли победу в кровавой схватке с белогвардейскими недобитками. Ничего общего с историей такая трактовка не имеет. Это была схватка достойных соперников. Не случайно Артузов с уважением отзывался о Захарченко-Шульц, а Кутепов – о самом Артузове. Об этом стоит помнить накануне 100-летия тех событий.

Пользуясь случаем, я выражаю огромную признательность читателям моего «Твиттера» за помощь в работе над книгой.

Часть I

«Синдикат-2». ОГПУ против Бориса Савинкова

Нет родины – и все кругом неверно,
Нет родины – и все кругом ничтожно,
Нет родины – и вера невозможна,
Нет родины – и слово лицемерно,
Нет родины – и радость без улыбки,
Нет родины – и горе без названья,
Нет родины – и жизнь, как призрак зыбкий,
Нет родины – и смерть как увяданье…
Нет родины. Замок висит острожный,
И все кругом не нужно или ложно…

    Б. Савинков

Глава 1

Охотник за царскими сановниками

«Я, Борис Савинков, бывший член Боевой организации Партии социалистов-революционеров, друг и товарищ Егора Сазонова и Ивана Каляева, участник убийств Плеве, великого князя Сергея Александровича, участник многих террористических актов, человек, всю жизнь работавший только для народа, во имя его, обвиняюсь ныне рабоче-крестьянской властью в том, что шел против русских рабочих и крестьян с оружием в руках. Я признаю безоговорочно советскую власть и никакой другой. Если ты русский, если ты любишь свой народ – преклонись перед рабоче-крестьянской властью и признай ее безоговорочно…»

Это заявление произвело эффект разорвавшейся бомбы. Поверить в то, что Савинков признал советскую власть, никто не мог. Это было невозможно по определению. И все-таки это произошло в результате блестяще проведенного первого этапа операции иностранного отдела Государственного политического управления (ИНО ГПУ). Той самой операции, которую впоследствии назовут «Трест».

Кто же такой Борис Савинков? Родился в январе 1879 года в Харькове в семье юриста и писательницы. Детство провел в Варшаве. В год окончания гимназии впервые был арестован полицией за участие в беспорядках. Польская интеллигенция протестовала против открытия памятника усмирителю восстания графу Муравьеву, который получил прозвище «вешатель» за то, что любил повторять: «Я не из тех, кого вешают. Я из тех, кто вешает!», намекая таким образом на своего родственника-декабриста. В подтверждение этого он издал приказ: «Тех, кого на улицах Варшавы застанут с оружием в руках, – повесить. Остальных – расстрелять».

Поступив в Петербургский университет на юридический факультет, Савинков снова принял участие в студенческих беспорядках и снова попадал в полицию. Тогда, к слову сказать, он исповедовал марксизм и был принципиальным противником террора. Но это не спасло его от тюрьмы, куда он попал вместе со своим старшим братом. Затем произошла трагедия, которая навсегда изменила характер Савинкова. Его брат, оказавшись в сибирской ссылке, покончил жизнь самоубийством. А отец, не перенеся такого позора, сошел с ума и вскоре умер.

Эти события не образумили Савинкова. В 1901 году он снова оказался в тюрьме, на этот раз по делу социал-демократической группы «Рабочее знамя». Что интересно, это были сторонники Плеханова и Ленина. Спустя годы большевики предпочтут об этом не вспоминать. А ведь в то время Савинков был весьма авторитетным марксистом. Шутка ли – ведущий сотрудник газеты «Рабочее дело», один из основателей группы «Социалист», талантливый пропагандист в рабочей среде. В числе же его основных лозунгов был следующий: «Насилие недопустимо ни в коем случае и ни для каких целей».

И как знать, может, со временем стал бы Борис Викторович одним из лидеров большевиков, если бы не случайная встреча. В вологодской ссылке, куда его сослали за революционную деятельность, он познакомился с «бабушкой русской революции» Екатериной Брешко-Брешковской. Известный в русской эмиграции писатель Роман Гуль, знавший Савинкова лично, рассказывал спустя годы подробности:

«О России ни весточки, так, слухи одни, да все тревожные. Все старое, мол, забыто, огульно отрицается, марксисты доморощенные появились, все блага родине завоевать хотят, так сказать, механически, ни воля, мол, ни героизм не нужны, бабьи бредни да дворянские фантазии. Да, да, батюшка, тяжело это было среди бурят-то узнавать, в степи-то, да не верилось, неужто ж, думаю, наше все пропало, для чего же столько воли, да крови, да жизней отдано? Не верилось, нет. Теперь-то уж иное дело пошло. У нас теперь сил-то во сто крат больше, наша-то закваска сильней оказалась, так-то! Смешно мне теперь, когда везде так говорят – социалисты-революционеры. Ведь это же я назвала их так. Думали о названии. А чего тут думать? Говорю, постойте, вы считаете себя социалистами? Да. А считаете себя революционерами? Да. Ну так и примите, говорю, название – социалистов-революционеров. На этом и согласились. Так-то, сударь, все великое вмиг рождается».

В одной из своих многочисленных книг Борис Викторович так описал суть произошедшей с ним метаморфозы:

«Счастлив, кто верит в воскресение Христа, в воскрешение Лазаря. Счастлив также, кто верит в социализм, в грядущий рай на земле. Но мне смешны эти старые сказки, и 15 десятин разделенной земли меня не прельщают. Я сказал: я не хочу быть рабом. Неужели в этом моя свобода… И зачем мне она? Во имя чего я иду на убийство? Во имя террора, для революции? Во имя крови, для крови? Но я не могу не убить, ибо люблю. Если крест тяжел – возьми его. Если грех велик – прими его».

И морально Савинков уже был готов к греху. И без колебаний принял решение: бежать с каторги вместе с другом Иваном Каляевым. Добравшись до Архангельска, они сели на пароход. Заграничных паспортов, разумеется, у них не было. Но тогда про это никто не спрашивал. Через Норвегию беглецы добрались в Швейцарию, где их уже ждал один из лидеров социалистов-революционеров Михаил Гоц. Савинков буквально с порога заявил ему, что хочет работать в терроре. Но так просто в боевую организацию не попадали. Гоц тактично намекнул, что нужно подождать и осмотреться. Однако молодой боевик сразу понравился ему, и через несколько дней он познакомил Савинкова с Евно Азефом. Руководитель боевой организации производил на людей отталкивающее впечатление. Он был непомерно толст, с одутловатым желтым лицом и темными маслинами выпуклых глаз. Череп кверху был сужен, лоб низкий. Глаза смотрели исподлобья. Над вывороченными жирными губами расплющивался нос. Его уродство не могла сгладить даже модная одежда. Но при этом от него веяло таким спокойствием и хладнокровием, что собеседники сразу понимали: перед ними фигура.

Он и был такой. Евно Фишелевич Азеф. Он же Валентин Кузьмич, он же Виноградов, он же Иван Николаевич. Свою нелегкую карьеру он начал простым осведомителем охранки со скромным окладом 50 рублей в месяц. Через десять лет службы Азеф уже зарабатывал в десять раз больше, но жалованье получал крайне нерегулярно. Сохранились его многочисленные слезливые письма, в которых он просит поскорее перечислить ему зарплату. Сам о себе он говорил: «Я местечковый еврей, который и должен был пойти в революцию. Ничего хорошего от царского режима мы не видели. Но мы сделаем так, что у всей России затрещат кости». Они и затрещали. При самом активном участии Бориса Савинкова.

* * *

Дальнейшую жизнь Савинкова газеты со временем назовут кинематографической лентой. Она, собственно, таковой и была. Молодой социалист-революционер играл главную роль в боевике, в котором он же был автором сценария и режиссером.

Знаменитый эсеровский боевик Б. В. Савинков[1 - Весь фотоматериал этой книги вы можете скачать по ссылке: https://goo.gl/Pc66Ek]

Савинков сразу же предложил Азефу громкий террористический акт – убийство министра внутренних дел Плеве. Был даже готовый пойти на это Иван Каляев. Но его кандидатура чем-то не устроила Азефа. Рассерженный Каляев тогда в сердцах бросил: «В жизни не видел отвратительней этого толстопузого купца. Я служу партии и делу освобождения России. И буду работать там, где найду более нужным и целесообразным».

Но Азефу не было никакого дела до детских обид Каляева. В его голове уже созрел хитроумный план – взорвать бомбу под каретой Плеве. Была сформирована группа боевиков, которая должна была тщательно изучить маршруты министра в столице, время поездок, численность охраны. Предполагалось, что действовать группа будет под видом извозчиков, газетчиков, разносчиков. Руководителем группы был назначен Борис Савинков. Сам же Азеф направил в Петербург донесение:

«Боевая организация существует, и в ее составе насчитывается 6 человек исполнителей, выразивших готовность пожертвовать собой. Для покушения на министра предполагается применить динамит, коего в распоряжении организации имеется до двух с половиной пудов. Никого из исполнителей пока еще в Петербурге нет. Руководителя обещали прислать из-за границы и, кажется, что он уже приехал в Россию, но в Петербурге его еще нет. Министра предполагают подкараулить при выходе от одной дамы, проживающей на Сергиевской».

18 марта 1904 года все должно было пойти по плану. И действительно, гуляя по Летнему саду, Савинков услышал взрыв. Но он рано торжествовал. Это был выстрел полуденной пушки в Петропавловской крепости. Покушение сорвалось из-за трусости одного из боевиков – Абрама Боришанского. А ведь у него была идеальная позиция, чтобы бросить бомбу в карету. Более того, эта самая карета едва не сбила его с ног.

Рассудив, что первый блин всегда выходит комом, Савинков взялся довести дело до конца. Для этого он превратился в представителя английской фирмы. Снял роскошную квартиру на улице Жуковского. Гувернанткой у него была Дора Бриллиант, революционерка из зажиточной еврейской семьи. Лакеем служил Егор Сазонов, который и должен был осуществить убийство Плеве. Азеф даже советовал Савинкову купить автомобиль, но тот отказался тратить попусту деньги. В разговоре с Каляевым он сказал тогда:

«Жертвую собой – для себя. Потому что я этого хочу, тут моя воля решающая. Я, может быть, буду бороться одиночкой, не знаю. Но иду только до тех пор, пока сам хочу идти, пока мне радостно идти и бить тех, кого я бью!»

Утром 15 июля Савинков в задумчивости смотрел вслед уходящему Сазонову. Одетый в форму железнодорожника, он нес в руках большой пятикилограммовый цилиндр, завернутый в газету и перевязанный шнурком. Через несколько часов бомба взорвется под каретой министра иностранных дел. В своей книге «Азеф» Роман Гуль так описал убийство Плеве:

«Не рассуждая, кинулся к карете Сазонов. В секунду увидал в стекле старика. Старик рванулся, заслоняясь руками. И во взгляде отчаянных глаз Плеве и Сазонов в ту же секунду поняли, что оба умирают. Цилиндрическая бомба ударилась, разбив стекло. Рысаков сшибло страшным ударом, словно они были игрушечными. На всем ходу упали лошади. Серо-желтым вихрем в улице взметнулся столб дыма и пыли. Заволоклось все. Лежа на мостовой, Сазонов удивился, что жив, хотел приподняться, но почувствовал, что тела нет. С локтя, сквозь туман, увидал валяющиеся красные куски подкладки шинели и человечьего мяса. Сазонов удивился, что нет ни коней, ни кареты. Хотелось закричать “Да здравствует свобода! Да здра…” Но все потемнело перед глазами…» Савинков лично пришел на место убийства. Оттолкнул ногой окровавленный кусок мяса, с досадой подумав, что это, должно быть, останки Егора. Но он ошибался. Вдоволь попарившись в бане, Савинков купил на улице вечернюю газету и с огромным удивлением увидел в ней портрет Плеве в траурной рамке. Ликуя в душе от удачно проведенной операции, он отправился на вокзал. В Москве его уже ждал Азеф, которому необходимо было сообщить все подробности террористического акта.