Крах

Филип, похоже, ничего не видел и не слышал. Сколько минут ей еще отмерено?

Когда уже видишь, как рушится твоя карьера, чувствуешь себя на удивление свободным.

– Он был выше отца, – сказал Филип. – Я видел его шапку поверх папиной головы. У него была сумка. Когда папа шикнул на меня, тот человек поставил сумку на пол. И наклонился к ней.

«И достал топор, – подумала Ди. – Новехонький, только из магазина».

Шаги и голоса становились все громче. Она успеет задать всего один вопрос, прежде чем все кончится.

Но ничего спрашивать не пришлось. Филип сам сказал:

– И еще кое-что…

Ди взглянула на дверь допросной. Она вот-вот откроется.

– Попробуй вспомнить, Филип, – сказала она. – Это чрезвычайно важно.

– Да, – кивнул он, словно ловя воспоминание на лету. – Точно.

Дверь с грохотом распахнулась. В проеме показался плотный мужчина, одетый в костюм в узкую полоску.

– Меня зовут Юхан Юлленкрейц, я адвокат Филипа Брэннлида, – рявкнул он. – Немедленно прекратите незаконный допрос.

Почти каноном раздался вопль Конни Ландина:

– Что ты тут, черт возьми, устроила, Дезире?

На мгновение Ди задумалась, не сослаться ли ей на Эрьяна Брууна, все-таки это он дал ей зеленый свет. Но инстинкт подсказал ей, что лучше этого не делать.

Пока оба мужчины приближались, Ди схватила Филипа за руки, посмотрела ему прямо в глаза и сказала:

– Ты вспомнил, Филип. У тебя отличная память.

– Я помню его руку потом, когда все кончилось, – сказал Филип в то мгновение, когда тяжелая ладонь адвоката Юлленкрейца опустилась ему на плечо.

Филипа вывели из-за стола. По пути из допросной он, не спуская глаз с Ди, произнес:

– Рука убийцы дрожала.

II

16

Он вдруг слышит скрип песка. Очень отчетливо.

Затаив дыхание, прислушивается. Но больше ничего не происходит. Он не дышит целую минуту, но никаких новых звуков не доносится. Он чувствует, как пульс чуть стихает, оставаясь при этом все равно слишком частым.

Если это приходил кто-то из другого времени, то теперь это существо затихло.

Сейчас он почти уверен в том, что наступили те немногочисленные часы, когда солнечный диск опускается в неизвестность за горизонтом.

То, что вначале было чистым страхом, теперь снова смешивается с нарастающим гневом. Такой злости он еще никогда не испытывал, даже по отношению к братьям.

Пока идут приготовления, он старается держать себя в руках. Все происходит на удивление беззвучно.

Все спланировано тщательнейшим образом. Он так себя настроил. Всегда всё можно сделать лучше. С этим он рос, к этому готовился – к мгновению, которого сейчас ждет.

Ждет с диким страхом и гневом.

Под ногами песок. Еще не остывший. По ступням и дальше, по всему его щуплому телу, разливается забытое тепло.

Тепло проникает туда, где его больше всего не хватает.

Снова скрип песка под ножками стула. На этот раз тоже без продолжения. Наоборот, пляж погружается в еще более плотную тишину. Может быть, именно сейчас самое темное время суток. Все-таки пятое июля, ночь такая короткая.

Вот опять слышится тихое-тихое жужжание. Звук мотора. Прожужжал и затих. Звук идет как будто оттуда. С моря.

На мгновение ему кажется, что рядом с ним существо из прежнего мира. Оно словно смотрит ему в душу, читает его мысли, нынешние и будущие. На какой-то миг он заглядывает прямо в ад.

Потом тело постепенно начинает само регулировать его систему. Он снова слышит прежний голос внутри себя, тот самый, что определил ход его короткой жизни.

Он опять уверен, что все это – для его же блага.

Что бы ни случилось, как бы ни было больно.

Оно того стоит.

Он станет другим.

17

Пятница, 2 июня

Молодой человек идет по улице, как обычный мужчина. Мир теперь выглядит иначе. Он и сам стал другим.

Он наделен властью над жизнью и смертью. Он вырос. Только сейчас он понимает, насколько он высокий. До этого он всегда ходил, как будто пригибаясь. А лишь сейчас выявились его истинные параметры.

Особенно он сжался за годы в секте. Эта вечная рубка дров…

Начало лета, чудесный солнечный день. На площади Фридхемсплан многолюдно. Даже чересчур.

Молодой человек не желает им зла. Его задача не в этом. Наоборот. Но он видит, насколько они уязвимы. Как легко было бы их убить. Насколько хрупка наша жизнь.

Он просто стоит в толпе с сумкой наперевес. Они идут со всех сторон. Люди. Живущие ныне пережили все. Их родители преодолели невероятные трудности, смогли дожить до взрослого возраста, произвести потомство, вырастить детей. Каждый из нас – оттуда. Мы победители.

Но вечной жизни никто из нас не получил. Ни один человек.

И уж точно не он.