Подобные изменения диктуют необходимость изменения и способа взаимодействия между людьми, социальными и социоприродными системами. Для этого необходимо овладеть и новыми способами интеграции и переработки информации. «Чем более разнообразна цивилизация, чем дифференцированней ее технология, ее энергетические формы, тем больше информации должно проходить между составляющими ее частями, чтобы иметь возможность соединить их воедино, особенно перед лицом глобальных перемен».[12 - Там же. Соч. с.280.]
Меняются не только способы взаимодействия между социальными субъектами, меняется и сама среда. Сегодня уже нельзя говорить безоговорочно о чисто природной среде. Наша окружающая среда все более «интеллектуализируется» и компьютеризируется. Уже нет необходимости вспоминать научно-фантастические произведения, чтобы проиллюстрировать это. Достаточно взглянуть на достижения техники, возможности уже существующих роботов, функционирование «умных домов», ведущих за хозяина некоторую домашнюю работу, холодильников, заказывающих к супермаркетах продукты для хозяина, чтобы убедиться, что среда обитания современного человека стала интеллектально-механизированной. То есть наряду с новой техно-, инфо-, социосферами сегодня создана «новая экосфера». Это не совсем то, что В.И.Вернадский называл ноосферой, но, видимо, термин «ноосфера» может иметь, в том числе, и такое содержание. Возможно, в недалеком будущем машины будут называть человеческое общество «средой».
Абсолютизация релятивизма, характерная для современного постмодернизма, деконструктивизм, деуниверсализм, к сожалению, отражается и на морали. Стираются границы между добром и злом, порядочным и непорядочным. А слово «честь» звучит уже почти как анахронизм. И это не случайно, ведь глобализация в принципе не может не иметь разрушающего воздействия на мораль, как систему ценностей, норм поведения определенного народа в исторически определенный момент времени. Ведь правила поведения, приемлемые для народов Южной Америки, например, могут быть неприемлемыми для европейцев. Вспомним поговорку «Что русскому хорошо, немцу – смерть». Сегодня поведение молодежи унифицируется, что позволяет говорить о глобально молодежной субкультуре. Фильмы, звезды шоу бизнеса формируют образцы поведения молодым людям всего мира. Унифицируется даже молодежный сленг. Так, что сегодня молодые люди всех стран практически могут понять друг друга, не зная в нужной мере иностранные языки. Формируется «гламурный» образ жизни, зачастую включающий в себя и употребление наркотиков. Об этом, конечно, позаботились международные наркоструктуры, финансирующие практически рекламу легких наркотиков посредством телевидения и кино.
Все менее «популярным» становится истинный патриотизм, не говоря уже о чувствах. На смену его приходит национализм. «Уже не так много стран, чьи граждане готовы отдать жизнь за свое государство, но, увы, растет готовность жертвовать жизнью за этнически-религиозную идентичность. Мы пробили стену нерушимости государственных границ, и назад дороги нет» – подчеркивает Э. Тоффлер.
Изменяется, как уже указывалось, и такая фундаментальная составляющая общества, как семья. Все больше начинают говорить о традиционной и нетрадиционной семье. Так сегодня семья не всегда ассоциируется с браком, порой даже не всегда обязательно и совместное проживание супругов и детей в одной квартире. Э. Тоффлер в своей работе «Третья волна» отмечает, что трансформация семьи в будущем неизбежна, ибо новые реалии приводят к ее изменению. Это не может не отразиться на демографической ситуации. Имеют место самые противоположные прогнозы по поводу роста населения на планете. Однако в качестве общей тенденции можно отметить уменьшение численности населения развитых стран и продолжающийся, но уже не такими темпами, рост населения развивающихся стран.
Сегодня средний уровень рождаемости на планете составляет 3,1. В развитых странах – 1,6, а в развивающихся – 3,5. В основном в южных странах, кроме КНР контроль над рождаемостью пока не достигнут. Лидерами рождаемости являются африканские страны, в частности Нигерия, где уровень рождаемости достигает – 6,2. Стабилизация роста населения возможна лишь в том случае, если уровень рождаемости достигнет простого воспроизводства, то есть на двух взрослых будет приходиться двое детей. А пока по прогнозам ученых к 2050 году в странах развитого Севера численность населения останется на нынешнем уровне, в то время как в остальном мире будут жить от 8 до 9 млрд. человек.
Все эти социокультурные трансформации глобализирующегося человечества не могут не отразиться и на личностном уровне. В глобальном «супермаркете» человек становится не просто потребителем, но и одиноким, безразличным, бесстрастным, нервозно-агрессивным и всего боящимся массовым потребителем. А. Зиновьев называет ХХ век возможно последним человеческим веком. «На смену ему, – пишет он, – надвигается громада веков сверхчеловеческой или постчеловеческой истории, истории без надежд и без отчаяния, без иллюзий и прозрений, без обольщений и разочарования, без радости и без горя, без любви и без ненависти…».[13 - Зиновьев А. Глобальный человейник. М.: Алгоритм, 2006, с.10.] Иначе говоря, развитие техники, а точнее, технизация культуры приводит и к роботизации человека. Вспомним работы А. Камю «Посторонний», или Ф. Кафки «Процесс» и др. Главные герои этих произведений практически разучились чувствовать по-человечески. И действительно, в обществе, где все становится товаром, то есть в глобальном супермаркете человек практически смирился с тем, что сам превратился в товар. А для чего товару чувства? Любовь и ненависть, патриотизм, порядочность, честь? Товар будет смеяться над этими понятиями, правда смех этот будет зачастую сквозь слезы.
1.3. Философия кризиса или кризис философии?
Философия, как квинтэссенция эпохи, не только в первую очередь отражает ее кризис, но и сама, вследствие этого, испытывает болезненные трансформации. Естественно, что, как вечная мировоззренческая рефлексия отношения человека к миру, в различные эпохи философии подвергается ценностной «коррозии» социокультурно организованного пространства.
Позитивизм, прагматизм, экзистенциализм, феноменология, структурализм, постмодернизм – все эти философские направления, отражая кризисные изменения, происходящие в мире, в один голос свидетельствуют о смерти не только Бога, но и философии как метафизики, предназначенной быть зеркалом бытия. Философию постоянно пытаются превратить в служанку, выражающую те или иные интересы. Если в Средневековье она превратилась в служанку теологии, то сегодня, к примеру, позитивизм, пытается превратить ее в служанку науки, прагматизм в служанку коммерциолизированной меркантильной жизни.
Постмодернизм и вовсе пускает философский дискурс в лабиринт вечных блужданий внутри текста, подобно средневековым схоластам, отгородив философию каменной стеной от жизни. Причем, каждое из направлений предлагает новое «умственное зрение» мимикрирующего мира. Тотальный скептицизм и пессимизм, в определенной мере, как следствие противоречия между душевно-духовным дискомфортом автора и его материальным комфортом, не может не отражаться на бытии. Вновь круг замыкается. Осмысление абсурда умножает его существование.
Многие постмодернисты, утверждая конец традиционных форм философствования, призывают перейти к нетрадиционному мышлению, с присущей им иронией, «новой субъективностью» и «скольжением по поверхности». Их основной посыл в том, что все есть иллюзия, ибо мир есть лишь наше представление о нем. Поэтому, вообщем-то, его и нет. Все – лишь сон. Идея стара как мир. Признавая множественноть истин, (хорошее проявление демократии и плюралима, не так ли?) они, по сути дела, лишают истину статуса существования. Истина, для них, – это слово, обращенное к собеседнику. А слов может быть, как известно бесконечное множество. Так как текст, не только отражает, но и творит реальность, то реальностей такое же множество, как и ее интерпретаций. То есть, они говорят о виртуальной реальности параллельно с технологическим созиданием виртуального мира. Подобная виртуализация в квадрате может привести, на наш взгляд, к «шизофренизации в кубе».
Понимая мир как хаос, лишенный целостности, они говорят о «ризоматичности» бытия, то есть изменениях, лишенных определенных закономерностей и направлений. Мир лишается ими всякого порядка, что противоречит не только результатам научных исследований, но и онтологическому статусу науки. Между тем, как известно, одна из самых популярных книг лауреата Нобелевской премии Ильи Пригожина так и называется – «Порядок из хаоса». Модернисты же пытаются из порядка сотворить хаос. Мир, по их утверждению, состоит из симулякров, то есть придуманных реальностей, которые в действительности не существуют и никогда не существовали. Отсюда и объективной единой истории не существует. Поэтому единого для всех будущего также не может быть. Единым будет лишь конец истории, как ее логическое завершение.
Даже, если отмеченные постмодернистами феномены и имеют место, философия, как форма общественного сознания, будучи нетленной, должна, не смотря ни на что, выполнять свои функции. Подобно блудному сыну, она вновь должна вернуться к себе, став Благоговением перед Божественной мудростью и средством содействия реализации этой Мудрости. Поэтому философия должна превратиться сегодня в средство не только познания, но и обеспечения Мира (причем и с большой, и с маленькой буквы). Интересно, что в русском языке слово «мир» обозначает и мир как «world» и мир как «Pease». Значит, в русской культуре Мир и мир подразумевают друг друга, а в православии, как и в христианстве, вообще, да и во всех мировых религиях, оба эти мира предполагают, в качестве своего основного условия, мир в душе человека.
Эпоха постмодернизма в философии подходит к своему завершению иначе человечество обречено на психопатическое слепое блуждание в поисках смысла по бесконечным просторам современных текстов.
Одним из основных методов исследования социоприродных процессов современности должна стать, на наш взгляд, «энвайронментальная герменевтика». Герменевтика (от греческого hermeneutikos – разъясняющий, истолковывающий) как метод исследования, теория и практика интерпретации языковых выражений, представленных знаками, символами, текстами, речью возникла, как принято считать, в античности.
Согласно греческой мифологии Гермес – вестник богов, разъясняющий людям смысл их посланий. Сегодня под герменевтикой подразумевается: теория и практика истолкования текстов, языковых выражений и символов; философское направление, основным содержанием которого является проблема понимания и связанные с ней вопросы языка. Герменевтика зародилась еще в античности. Одна из работ Аристотеля так и называется – «Об истолковании». Особенно важное значение герменевтика приобретает у христианских мыслителей при объяснении Библии.
В самостоятельную область знания герменевтика как метод исследования оформилась лишь в XIX веке, благодаря трудам немецких философов Ф. Шлейермахера (1768—1834) и В. Дильтея (1833—1911), которые заложили основы теории интерпретации, как искусства понимания устной и письменной речи другого. Согласно Шлейермахеру, цель герменевтического понимания заключается в том, чтобы пытающийся понять текст как бы заново повторил творческий акт его создания автором. Дильтей, акцентируя внимание на социокультурных факторах детерминации текса, подчеркивал необходимость вхождения в историческую атмосферу, в которой творил автор посредством «вживания», «сопереживания», «чувствования».
Творчество М. Хайдеггера (1889—1976) – положило начало обращения герменевтики к проблемам онтологии. Для Хайдеггера подлинной реальностью обладает язык. Поэтому единственным способом «прислушаться» к бытию является герменевтика, как истолкование языковой реальности. По М. Хайдеггеру, не Человек – творец языка, напротив, он – творение языка, и в то же время – медиум, посредством которого говорит язык. Хайдеггер онтологизирует язык, полагая, что язык это «дом бытия», то есть бытие рождается и живет в языке, который таким образом трактуется как «инобытие» бытия. Сегодня представители философской герменевтики рассматривают ее не только в качестве методологии исследования, но и как универсальную философию, отвечающую на вопрос, как возможно понимание окружающего нас мира, и как в этом понимании воплощается истина бытия.
Одним из классиков современной философской герменевтики является ученик Хайдеггера Ханс-Георг Гадамер (родился в 1900г.)..Развивая идею Хайдеггера о бытийности, онтичности языка, он рассматривает язык, в качестве центра бытия человека. Мы окружены языком, язык – это мир, в котором мы живем. Языковая интерпретация мира всегда предвосхищает любую мысль, любое познание.
В историческом понимании Гадамер придает большое значение традиции. Он реабилитирует предрассудок, который, по его мнению, лежит в основе традиции, считая, что в понятии «предрассудок» нет ничего отрицательного, так как он означает лишь то, что всякому рассуждению или размышлению предшествует заранее сконструированная установка сознания. И это действительно так. Рассудок оперирует уже воспринятой чувствами информацией, то есть информацией, прошедшей через бессознательное личности.
Историческое познание – всегда временно, бытие есть время. При исследовании любого исторического текста историку присущи определенные предрассудки, связанные с существующими в его время традициями. Гадамер полагает, что история всегда пишется заново, так как мы всегда обусловлены нашим историческим опытом. Специально исследуя значение и роль традиции в области правового познания, он приходит к выводу, что предрассудок играет значительную роль в праве, означая справедливое предварительное решение до вынесения подлинного окончательного приговора. Судья приспосабливает закон, дошедший до него из прошлого, к потребностям современности, он исходит из собственного исторического опыта, опираясь на традицию. В науке понимание часто интерпретируют как подведение под понятие. Герменевтик считает, что это – не понимание, а объяснение. Понимание должно быть по-настоящему жизненным, должно иметь дело с существующим, в то время как наука от многого абстрагируется. Человек изначально находится в мире сущего, однако вещи закрыты от человека, у них есть свои границы, также как и у каждого человека. Понимание будет достигнуто, если удастся добиться слияния границ вещей и человека.
Нам представляется весьма важной дифференциация понимания и интерпретации. И дело даже не в том, что необходимость и возможность интерпретации возникает при неоднозначном понимании смысла. Во всяком случае, интерпретация служит пониманию, она инструментальна, выступая средством для понимания. В конечном счете, и понимание служит познанию истины. Но кто ее знает? Как много несчастий принесли людям те, кто слепо верил, что знает истину! Ту истину, которая скрыта от других. Такие люди видели свой долг в том, чтобы, во что бы то ни стало открыть ее неведующему люду. «Желание знать, – пишет Г.Г.Гадамер, – не может быть завершено, доведено до конца, как и всякий настоящий разговор, потому-то оно и называется искусством разговора, „диалектикой“, и встает вопрос, не следует ли то, что именуется диалектикой или на деле есть диалектика – это желание знать все до конца, эту первую философию, – понимать на основе такого фундаментального отношения мышления и говорения. Тогда Аристотель и Гегель, Кант и Хайдеггер, Уайтхед и Виттгенштейн – примечания к Платону, участники бесконечного диалога».[14 - Гадамер Г. Г. Актуальность прекрасного. М: Искусство.1991.С.12.]
Говорить, на наш взгляд, должны не только люди, но и вещи. Они и так говорят, просто человек не только их не слышит, но и допускает мысли о возможности диалога. Человек должен «позволить» им говорить, «видеть» в их существовании и функционировании язык. В связи с этим слова Сократа: «Поговори со мной, чтобы я тебя увидел» приобретают еще и новый смысл. А именно: «Дай мне сказать. Послушай, пойми и увидь меня». Так обращается бытие к человеку, самой большой проблемой которого является неумение слышать. А причиной всего по-прежнему остается гипертрофирование собственной значимости, великое самомнение «венца природы».
Поэтому мы считаем, что сегодня на пути к новой парадигме человек созрел до необходимости создания «энвайронментальной герменевтики», предназначенной раскрывать и понимать смыслы окружающей его природы. Вообще-то этим человек занимался на протяжении всей своей истории, но все же с позиций человека. Сегодня пришло время элиминировать этот антропоцентризм, заменив его энвайронментализмом. Понимать природу, чтобы жить в ней, не нарушая законы всеединства. Английский язык общепризнан как международный, дело остается за малым – признать природный язык, имеющим право на существование в качестве планетарного языка. Нам еще предстоит и в этом смысле ликбез. Глобальный кризис актуализировал необходимость создания философии кризиса, предназначенную, если и не разрешить, то хотя бы смягчить наметившийся кризис философии.
Словосочетание «энвайронментальная герменевтика» может показаться странным, ведь круг вопросов герменевтики, как учении о понимании, искусства истолкования текста, оказался достаточно определенным в существующей философской традиции. Однако, как это часто происходит с философскими системами, они самоизменяются в результате трансформации бытия. Современная социальная реальность представила нам беспрецедентное «ускользание смысла» вследствие искажения пространственно-временного континуума под воздействием растущей скорости движения материальных объектов. Как показал А. Эйнштейн, изменение скорости движения тел приводит к изменению пространственно-временных характеристик мира. Видимо, такое изменение пространства и времени приводит к возникновению новых существ, которых вряд ли можно будет назвать людьми. Предлагаются различные названия «постчеловек» Фукуямы, «сверхчеловек» Ф. Ницше, «киборг» многих фантастов. Это актуализирует необходимость развития антропо- и социогерменевтики.
В современной отеческой философской традиции принято рассматривать соотношение понятий «индивид», «человек», «личность». Причем, дискуссионным, как правило, считается вопрос о содержании понятия «личность», в то время как понятие «человек» трактуется в основном как представитель вида homo sapiens. Хотя, такому пониманию скорее соответствует понятие индивид. Понятие человек гораздо сложнее. Принято считать, что человеком рождаются, а личностью становятся. Это, на наш взгляд, не совсем верно, так как человеком тоже становятся, если, конечно, очень повезет. Ведь личностью, по нашему мнению, стать гораздо легче, чем человеком. Это не совсем соотносится с общепринятым толкованием. И не случайно. В постоктябрьской российской истории понятие «человек» было крайне девальвировано. Чего стоит выражение «Хороший человек – не профессия»! Настолько принизить значение понятия «хороший человек», поставив его ниже понятия «профессионал». Во-первых, хороший человек не может быть и не будет плохим специалистом. Во-вторых, хороший человек – основа существования и нормального функционирования общества. Наконец, это – высшая ценность человечества.
Многие скептически улыбнутся, подумав про себя об относительности понятия «хороший человек». Мол, для одного хороший, а для другого – плохой. Однако абсолютизация относительности также чревата, как и ее не признание. При всей относительности остается и что-то абсолютное, вечное. Тем более, что сегодня уже существует даже понятие «хорошее общество», предложенное Хабермасом.
Между тем, нас интересует не понятие «хороший человек», а понятие просто «человек», которое также предполагает необходимость осуществления энвайронментального подхода к его изучению. Оно включает в себя всю совокупность подходов существующих в науке, начиная с субэлементарного уровня до космического.
В этих условиях особенно важен вопрос о специфике «энвайронментальной герменевтики», как об истолковании природных систем «после того, что мы с ними сделали». Ведь изначальные установки человека на «объектность» природы не могли не привести его к саморазрушению посредством разрушения своего природного окружения.
Собственно говоря, неверно не только противопоставление субъекта природному объекту, но неадекватна и сама трактовка субъекта, как носителя активности. Ведь, дословно субъект – это не носитель активности, а «под-основа», «под-лежащее». То, что лежит в основе активности, взаимодействие, контрапункт сил, которые лежат в подоснове активности. Это гораздо более сложное толкование субъекта, чем просто как носителя активности, действия. Если субъектом называют индивида, то какие именно силы стали причиной определенной активности, в самом общем плане – биологические, психические социальные? Очевидно, что следует говорить об «ансамбле» активностей, имеющим своего «солиста», то есть системообразующий элемент системы. Вопрос лишь в том, какой уровень системы рассматривать. Если в основании активности человека находятся чужие мысли и воля, можно ли его называть личностью? Например, шахидку, взорвавшую автобус с детьми? Очевиден, на наш взгляд, отрицательный ответ. Правомерен и другой вопрос. Даже если это и личность, можно называть ее человеком? И в том, и в другом случае этической нагрузки понятия не избежать.
Возможно возражение, что субъектно-объектная дифференциация применимо лишь к процессу познания, и субъектом является тот, кто познает, а именно человек. Но в познании всегда имеет место взаимодействие, то есть познание всегда – взаимопознание. Речь идет даже не только о живых системах, но и обо всех природных существах. Мы уже отмечали, что не признаем деление природы на живые и неживые системы. Вся природа – живая субстанция. Неживое – это лишь часть живого, рассмотренная вне целого, подобно тому, как волос или ноготь – часть тела. Не только человек познает реку, в которую вошел, но и река познает человека, вошедшего в нее, идентифицирует его. Тогда река превращается в субъект познания, а человек – в объект, если, конечно, придерживаться субъектно-объектного мышления, придуманного человеком.
Возникает закономерный вопрос: «С чьей позиции будет происходить истолкование природы, с позиции какого ее элемента. Конечно же, с позиции человека. К сожалению, у нас нет возможности истолкования природы с позиции ее самой, целостной системы. Тогда, необходимо хотя бы иметь установку на разумность и целесообразность такого подхода. Изменение видения своего места в природе, смещение акцента во взаимодействии с окружающим миром, эгоцентрично называемом «средой», с человека, как элемента, к системе – философско-теоретическая основа нового диалога. Эта позиция не нова. Тысячелетиями философия выступала именно средством осмысления отношения человека к миру. Необходимо лишь возрождение философии, рассматривающей не мир с позиций человека, а единство человека и мира, как части и целого. Поэтому энвайронментальная герменевтика понимается нами как «взаимоистолкование» человека и природы.
На необходимость изменения философии и ее ориентиров влияют не только основные глобальные мега-тренды, но и развитие современной науки, порождающее новые реалии. Имеется в виду, например, виртуализация мира и нанотехнологизация, кардинально меняющие пространственно-временные характеристики. Сфера взаимоотношений человека и мира вследствие беспрецедентного развития науки, перемещается не просто внутрь человеческого сознания, но и в бесконечные лабиринты его психофизики.
Человек в условиях перехода в нано метрику не только распадается как целостное существо, о чем давно предупреждали постмодернисты, но и перестает выступать самостоятельной целостной личностью, расчленяясь на бесконечное количество микромонад. Развитие нанотехнологий создает новое пространство-время, в том числе и внутри человека. Исследования и разработки на атомном, молекулярном и макромолекулярном уровне в масштабе размеров от одного до ста нанометров, создание и использование искусственных структур, устройств и систем, которые в силу своих сверхмалых размеров обладают новыми свойствами и функциями изменяют как мир, так и самого человека.
Наночастицы, накапливаясь в воздухе, почве и сточных водах, как правило, легче вступают в химические превращения, нежели более крупные объекты того же состава, и поэтому образуют комплексные соединения с ранее неизвестными свойствами. Многие наноматериалы, как известно, токсичны. Так, вдыхание наночастиц полистирола не только вызывает воспаление легочной ткани, но и провоцирует тромбоз кровеносных сосудов. Углеродные наночастицы могут вызвать расстройства сердечной деятельности и подавить активность иммунной системы. Фуллерены, многоатомные шаровидные молекулы углерода поперечником в несколько нанометров, разрушают ткани мозга. Последствия проникновения наночастиц в биосферу прогнозировать пока не представляется возможным из-за недостатка информации. Согласно экспериментам ученых из Университета Южной Калифорнии, наночастицы поглощаются моллюсками и биопленками, которые, в свою очередь, являются пищей для остальных обитателей морских экосистем. Излишне говорить, что пищевую цепочку замыкает человек. Какие мутации нас ожидают, знают пока только фантасты.
Мало того, что гибнет мир в результате экологического кризиса, гибнет и человек в результате кризиса социогуманитарного, с одной стороны технизируясь и роботизируясь, а с другой – меркантилизируясь и виртуализируясь. Замечательны в связи с этим слова Ж. Бодрийара: «Дело не в том, что после нас остаются отходы, дело в том, что мы сами постепенно превращаемся в отходы».
Поэтому философии предстоит «переварить» эти трансформации научно-природного взаимодействии. Это актуализирует экософскую сущность философии как мудрости в отношениях с окружающей природой. Человек эпохи нанотехнологий в миллиарды раз увеличивает пространство посредством уменьшения масштабов измерения. Он сам, по сути дела, в миллиарды раз уменьшается вследствие увеличения пространства, проникая в субэлементарный мир. Возможность изменения природы на микроуровне, налагает на нас беспрецедентную ответственность сверхсущества. Человек превращается в «сверхчеловека» посредством осознания своей сверхответственности. Ибо умножение возможностей должно вести к умножению ответственности. Как никогда актуализируется тезис «Не навреди!». И вновь мы возвращаемся к очевидным истинам известным человечеству еще издревле о бережном отношении к своему окружению, к своим мыслям, словам, поступкам. Актуализируются требования восьмеричного пути, предложенного Буддой. Само понятие субъекта трансцендируется вглубь материи. Субъект не умирает, как заявляют постмодернисты, напротив субъектом становятся все объекты. Скорее умирает «чистый» объект, превращаясь в субъект.
Наука заставляет нас становиться многограннее, сложнее, гибче и мягче. Ибо истинная сила, на наш взгляд, заключается в мягкости. Погружаясь в «шахту» микромира, мы должны параллельно погружаться в глубины своей сущности, осознавая свою миссию в мироздании. Если этого не произойдет, мы лишь умножим свою разрушающую силу, распространив ее в другие миры. Такая ситуация готовит человека к возможному трансцендированию себя в мегамиры. Физический выход человека в космос пока еще не означает возможность его влияния на природу в мега масштабах. На уровне микромира такая возможность уже существует. И осознание человеком своей ответственности на уровне микромира является необходимым условием изменения его перед возможностью изменять природу в мега масштабах. По сути дела происходит изменение человека, превращение его в невидимое существо, посредством пространственно-временного сдвига. Человек постепенно превращается в сознание, то есть масштаб действия сознания и деятельности настолько превосходит его собственные физические параметры, что он перестает быть видимым и в микромире, и в мегамире. Воистину, по иному звучит библейское «Человек создан по образу и подобию Бога».
Интересен вопрос об изменении масштабов человеческого «Я». Изменяет ли расширение сознания границы «Я»? Человеческое воздействие на уровне субэлементарных частиц, заставляя его углубляться в материю, беспрецедентно трансформирует «Я» человека, заставляя его совершить погружение внутрь самого себя уже как мегасущества. Встреча Гулливера и с лилипутами, и с великанами происходит уже внутри самого человека. При таком понимании современная философия должна изучать не просто отношения человека и его окружения, но также и отношения бесконечно малых частиц-монад человека между собой и самим мегасуществом. Это приводит еще к одной форме трансформации сознания, не затронутой С. Гроффом.
Во всяком случае, философия, преодолев кризис внутри себя, должна включиться в процесс спасения человечества посредством создания нового мировоззрения, новой интегративной цивилизационной парадигмы. Но прежде она должна помочь человеку сохранить целостность своего «Я» посредством восстановления гармонии личностных подструктур. Такая самоидентификация человека и человечества поможет нам выбраться из цивилизационного тупика. Пока же философия, не отвечая на поставленные наукой вопросы, не только не выполняет свою объяснительно-спасительную миссию, но и напротив уходит от поставленных вызовов в частные сферы и направления, о которых мы говорили в начале параграфа. Однако, может сама наука не только порождает проблемы, но и предлагает способы их разрешения? Попробуем с этим разобраться.
1.4. Современная наука в поисках цивилизационной парадигмы или в тисках дарвинизма и фрейдомарксизма
XIX век ознаменовался окончательной победой материалистической науки. Один за другим открытия экспериментальной науки вбивали очередной «гвоздь в гроб» многомерного понимания мира, утверждая господство экспериментально подтвержденной науки. Правда, вопрос чистоты экспериментов и доказанности выводов зачастую оставался открытым. Умами людей всецело овладела дарвиновская матрица миропонимания – мир предстал в качестве гладиаторской арены выживания. Причем, одномерность была присуща и пониманию инструментов выживания. Приспособленность выступила новым богом современной эры. Обычно она представлялась в качестве физической силы и ловкости или, на худой конец, хитрости, позволяющей обмануть соперника и врага. Кстати, именно дарвинизм представил все поле игроков процесса эволюции в качестве соперников или даже врагов. Выживает сильнейший! И не важно, какой ценой достигнута победа. В природе морали нет! Есть только воля к победе. До боли знакомая философия, не правда ли?
Но разве в природе все так примитивно? А может, развитие капиталистических отношений в обществе наложили и свой отпечаток на научные теории, в частности дарвинизм, смело перенесший экономические законы выживания на божественную природу? Ответ на этот вопрос предполагает более детальное рассмотрение основных положений теории Ч. Дарвина.
Не секрет, что Ч. Дарвин исходил из представления о мире как о сфере противоположных, даже враждебных сил, где господствует насилие и смерть. В своей работе «Происхождение видов» он писал: «Из этой свирепствующей среди природы войны, из голода и смерти непосредственно вытекает самый высокий результат, который ум в состоянии себе представить, образование высших форм животной жизни».[15 - Дарвин Ч. Происхождение видов. СПб: Наука.1991. С.431.] Второй ошибочной установкой Ч. Дарвина было понимание неизменности природной среды и случайных изменений в организме, которые, пройдя сквозь призму конкуренции, передавались по наследству потомкам. Изменчивость – наследственность – естественный отбор – эта триада Ч. Дарвина, к сожалению, не учитывала активности природной среды, которая отнюдь не отбирала готовые экземпляры особей, а, по сути дела, «выращивала» их подобно селекционеру, изменяясь сама. Метафорично выражаясь, менялась «мама» – менялось и «дитя». То есть приоритет в возникновении новых видов был на стороне системы, а не элемента и, тем более, слепого случая. Система, изменяясь, порождает необходимый ей элемент, служащий в свою очередь необходимым средством ее изменения. В какой-то мере Жан Батист Ламарк отмечал не случайность происходящих в живых системах изменений, и роль в этом процессе среды, но с оттенком телеологизма.
Дарвиновский тезис: «Выживает сильнейший!» – был по сути дела принципом капитализма и антагонистического общества вообще. Но с перенесением на всякое человеческое сообщество рабского представления о силе, как о способности выжить. В качестве возражению тезису о выживании сильнейшего заметим, что иногда, чтобы умереть требуется не меньше силы и мужества. К сожалению, мы часто видим, как на войнах умирают самые сильные и храбрые. Да и чем является сила для природы? Адаптируемость? И это не всегда. Сила и адаптируемость особи – это одно, а сила и адаптируемость вида – это другое. Не случайно Томас Карлейль называл принцип борьбы за существования «философией свиней».
Вообще, триада изменчивость-наследственность – естественный отбор – справедлива для внутривидовой эволюции, а не межвидовой. Ч. Дарвин именно так ее и рассматривал. Ведь таракан может конкурировать с тараканом, но не с бегемотом или львом. Да, и представления о жестоком выживании в природе и в первобытном обществе слишком преувеличены, так же как и о жестокости древних. Известно, что первобытный человек тратил на добычу пропитания несколько часов в неделю, остальное время, предаваясь свободному времяпровождению в свое удовольствие. Также известны случаи, когда первобытные молодые люди жевали мясо для стариков, которые не имели уже зубов. Значит, вовсе и не «зверьми» они были, как это порой представляют! Нам внушают, что человек человеку зверь, цитируя Томаса Гоббса, намеренно укорачивая цитату и этим изменяя смысл до противоположного. Гоббс отмечал лишь, что человек человеку – волк в лишь естественном состоянии, то есть без государства, без законов человеческого существования.
Да и среди животных сочувствие, дружба, взаимопомощь и взаимовыручка помогали выживанию и сохранению рода. Ч. Дарвин называл эти чувства симпатией. Известны множество случаев, когда животные помогают друг другу, спасают друг друга, порой рискуя собственной жизнью. Однажды в Африке путешественники с собаками пересекали долину, по которой шло стадо павиан. Павианы, отразив агрессию собак, поднялись на гору, однако, забыв в долине маленькую обезьянку, которая, в окружении собак звала сородичей на помощь. Самый крупный и смелый павиан спустился с горного склона, прошел меду собаками, взял на руки обезьянку, приласкал ее и с достоинством удалился с ней. Собаки даже не посмели напасть на него. Или еще один сравнительно недавний случай, выложенный в Y-Tube. Антилопа пришла к реке напиться воды, в которой довольно удачно спрятался крокодил, притворившись бревном. Пока антилопа, ничего не подозревая, пила воду, крокодил в прыжке схватил ее за горло и утащил в реку. Вдруг, откуда ни возьмись, появляется бегемот, набрасывается на крокодила и спасает жертву. Бегемот в своей пасти приносит антилопу на берег, кладет на землю, потом вновь возвращается к реке, набирает в свою пасть воды и обрызгивает ею антилопу, которая приходит в себя и с ужасом убегает. Подобное поведение не всякому человеку подвластно! И таких примеров можно привести множество, главное, что они свидетельствуют о нашем упрощенном понимании животных, их психики и поведения. К сожалению, людьми порой движет не столько жажда истины, сколько снобистское желание дистанцироваться от всего остального окружающего мира.
О. Шпенглер указывал на то, что изменения в науке, в частности математике, детерминируют определенный тип культуры. В случае с Ч. Дарвиным мы видим противоположную ситуацию, когда изменения в обществе, в культуре приводят к возникновению теории, в свою очередь, повлиявшую на ход культурно-исторического развития. А то, что человек – существо гораздо более сложное и, что его развитие в весьма значительной степени зависит от того, что он сам о себе думает и в какой среде живет – это всем сейчас известно.
Прекрасно об этом в своей работе «Человек в поисках смысла» пишет психолог, психотерапевт Виктор Франкл, мудрость которого в определенной мере определяется тем, что многое, о чем он пишет, было им пережито в концентрационном лагере. В. Франкл видел своими глазами, а не вычитал из книжек, как человек оставался человеком, не смотря на не человеческие условия. Не конкуренция и борьба за выживание позволили людям там выжить, а то, что они сохранили в себе смысл своего существования, любовь к близким, которые без них бы не справились, и собственное человеческое достоинство. Конечно, для З. Фрейда, считавшего человека «приложением к половым железам» – все это громкие слова. Но, извините, почему-то верится В. Франклу, который все это видел, пережил в жизни, а не З. Фрейду, придумавшему свою пусть и оригинальную теорию.