Криминальный водоворот

Криминальный водоворот
Арсений Алмазов

Хитроумная криминальная схема директора одного из крупнейших российских предприятий дает сбой. Из-за предательства друга и соратника она становится известной вору в законе. Директор теперь обязан изменить схему получения доходов, отчисляя их львиную долю в казну профессионального преступника. Вовлеченные в водоворот событий сотрудники детективного агентства оказываются перед выбором – подвергнутся смертельной опасности или пойти по пути криминала. В деле оказываются замешанными сотрудники управления борьбы с организованной преступностью, один из которых делает ошибку, повлекшую необратимые последствия. Среди динамично возникающих, порой трагичных, событий между главными героями романа возникает чувство, которое они, кажется, готовы пронести через всю жизнь…

Арсений Алмазов

Криминальный водоворот

Глава 1

– Это уже одиннадцатая партия, – убеждал Дмитрий Иванович своего главного инженера, которого он назначил буквально два месяца назад на эту должность, – никаких проблем до этого не было и теперь не будет!

Дмитрий Иванович взял к себе Митина Александра отчасти из чувства товарищества по отношению к своему однокласснику, хорошему приятелю, отчасти из-за того, что ему нужен был помощник, из которого можно было лепить все, что угодно, а, по предположениям Дмитрия Ивановича, Саша – как раз такой человек. Он был сыном Анатолия Петровича, одноклассника Дмитрия Ивановича, и рос буквально на его глазах. Когда Александр окончил с серебряной медалью среднюю школу, вопрос «куда пойти» перед ним не стоял. Конечно, в Московский электротехнический университет. Во-первых, лучше всего давались Александру точные дисциплины, а от информатики и компьютерных технологий Саша вообще торчал. Во-вторых, в электротехническом университете деканом был настолько хороший товарищ отца, что туда можно было запросто поступить без каких-либо взяток, хотя университет престижный. Ну а в-третьих, после электротехнического у Саши была прямая дорога – идти работать к большому человеку, Дмитрию Ивановичу, правда, Анатолий Петрович об этом Саше до поры до времени не говорил. В Сашином максималистском возрасте излишнее родительское участие может привести к обратному эффекту, а Анатолий Петрович – хороший педагог, поэтому держал нужную информацию до поры до времени при себе.

За свои знания Саша был спокоен, хотя при поступлении, да и при учебе знания нужны «постольку поскольку». В наше циничное время все или, во всяком случае, очень многое решают «бабки». Наверное, виноват в этом переходный период в государстве, правда, куда переходим, пока непонятно, да и переход несколько затянулся. Впрочем, это для нас нормальное состояние. Так и здесь: заплатил – поступил, заплатил – сдал зачет или экзамен, заплатил – вот тебе и диплом, защищай – не хочу. А не хочешь или не можешь платить – не поступишь. При обучении можно было и просто учиться – пожалуйста, грызи гранит науки, только зубы не обломай. Александра эти нюансы не касались. Он знал, что без отцовского участия дело не обойдется, но поступал в университет по-настоящему, не влезая в закулисные вопросы, – сдал экзамены, получил пятерки и был принят.

Будучи студентом, Александр учился въедливо и с увлечением, и не потому, что платить взятки за разные отчетности не хотел, а потому, что стремился стать по-настоящему хорошим специалистом. Сашино старание и значительные успехи отмечали преподаватели, предлагали поступать в аспирантуру. У него и самого были такие мысли, остаться в аспирантуре, но здравый смысл и веское слово папы перевесили чашу весов в пользу ФГУП «Медприборстрой» – федерального государственного унитарного предприятия, на котором работал другой давнишний отцовский друг, который благодаря удаче и знакомствам выдвинулся на первую позицию, Дмитрий Иванович, и, похоже, нехило зарабатывал. Еще бы! Машины, рестораны, девочки. Даже Саша знал об этом, из разговоров родителей.

Дмитрий Иванович недавно развелся, оставил жене, сыну и дочери с зятем и внуком квартиру, дачу и машину с гаражом. Время от времени помогает, в основном покупая вещи, полезные в хозяйстве.

Приобрел себе квартиру, относительно скромную двухкомнатную, правда, в центре города, в элитном доме и, как ни странно, в тихом уютном месте – если поискать, можно найти в Москве и такие места. Живет себе, поживает да добра наживает в прямом смысле, несмотря на то что живет не скромничая, на широкую ногу. За таких людей, умеющих жить, надо держаться, что и решил Александр осуществить на практике, приняв предложение пойти для начала инженером к Дмитрию Ивановичу. Глупо было бы поступить иначе.

И, по-видимому, не прогадал.

Через полгода Александр был уже старшим инженером, еще через полгода – начальником сектора, а еще через год, даже минуя казавшуюся недостижимой должность начальника отдела, – помощником генерального директора. Вскоре, точнее через два месяца, Александр Анатольевич Митин был назначен главным инженером ФГУП «Медприборстрой», соответственно, с правом подписи документов. Это еще и при том, что «чистого» зама на предприятии нет. Небывалый взлет местного масштаба, и это еще мягко сказано.

В этот раз сделать надо было немного – всего-то утвердить акт о списании партии бракованных остродефицитных приборов, предназначенных для обследования онкологических больных, точнее, выявления онкологических патологий на ранних стадиях болезни. Саша, честно говоря, толком не знал, какая процедура должна предшествовать списанию, да и непонятно было, почему именно он должен утверждать, а не директор. Спрашивать у Дмитрия Ивановича было неправильно, да и бесполезно, так как у него на все вопросы заготовлены логически обоснованные ответы, поди, догадайся, правда это или нет. Но вроде подставлять Александра Иваныч не собирался: какой в этом для него резон? А приборы-то действительно неработоспособны, вот, целая комиссия это подтвердила! Да-а, приборчики – не хухры-мухры, за один такой полмашины можно купить, и не какой-нибудь нашей, паршивенькой, у которой обязательно что-нибудь через полгода полетит, а новенького «мерина». Правда, это если прибор будет новеньким. А не бракованным, как эти…

За утилизацию немало надо отвалить, приборчики-то содержат и радиоактивные, и химические вещества – хренью всякой понапичканы под завязку. В бабках пока проблем вроде нет, родное государство выделяет столько, сколько надо, и даже больше. Так бы, по здравому смыслу, их бы разобрать на запчасти! Но Дмитрий Иванович знает что делает, слишком прозрачные операции ни к чему, а технология есть технология – длинная, сложная и требующая больших ресурсов. И ее надо соблюдать, у Иваныча все строго в этом плане, не зря торчит сутками на предприятии, сам лично выверяет документацию… Правда, потом и сутками, а то и неделями пропадает в каких-то командировках, а приезжает – загорелый, посвежевший, как будто и не за пятьдесят ему вовсе, а еще и сорока нет. Даже шевелюра, начавшая было редеть, кажется, погуще за последние полгода стала.

Между прочим, производство на ФГУПе вредное, хотя и хорошо оплачиваемое – относительно, конечно. Оклады для нынешнего времени вполне приличные, чуть больше, чем в госструктурах. Рядовой-то сотрудник не слишком разжиреет, но и по собственному желанию редко кто увольняется: от добра добра не ищут, все довольны…

…Ладно, чего там голову ломать, надо – значит, надо, Иваныч плохого не прикажет. Александр подписал акт в четырех экземплярах, как и положено для документов такого рода. Бюрократические элементы на предприятии выполняются «от и до», с этим там строго. Да и правильно, а то всяких проверок тьма-тьмущая, предприятие большое, высокотехнологичное, одних заводов штук пять, правда, их не заводами, а цехами теперь называют, но от этого они меньше не стали.

Дмитрий Иванович Донской долго сначала придумывал, потом готовил, а потом с огромным трудом и осторожностью налаживал работу схемы, по которой он мог бы относительно безопасно в нынешних условиях получать серьезный навар.

Придуманный Донским механизм извлечения прибыли из воздуха был прост. Списанные приборы в одном из цехов превращались в новые, после чего их через специально созданную фирму покупали те, кому надо.

Схема исправно работала вот уже пять лет, принося черному кардиналу, как он сам себя, внутренне самодовольно улыбаясь, называл, прибыль до пяти миллионов долларов в год. Причем все, или почти все, шло непосредственно в карман Дмитрию Ивановичу. С официальным доходом в сто тысяч долларов в год, казалось бы, такие деньги трудно скрыть и потратить, но это – только казалось. Дмитрий Иванович тратил, да еще как, причем в последнее время тратил даже больше, чем зарабатывал, подчищая запасы, которые он накопил в первые годы сверхдоходов.

Александр Митин на горизонте появился вовремя, и Донской интуитивно почувствовал, что этот парень способен принимать решения и решать производственные вопросы, в том числе щекотливого свойства. И поэтому планомерно вводил его в курс своих дел, прикидывая заодно, возможно ли на него по-тихоньку переложить на молодого ответственность за сомнительные мероприятия.

…Дмитрий Иванович не старался следовать общеизвестной мудрости, в интерпретации определенных слоев населения, состоящей в том, что самое надежное вложение капитала – это в мешках… под глазами. Мудрость Донского состояла в том, чтобы вкладывать в себя, любимого, другим способом. Нет, Дмитрий Иванович был не такой дурак, чтобы все тратить на алкоголь, баб или, к примеру, на наркотики. Хотя дух экспериментатора, в том числе и над своей собственной персоной, в нем присутствовал, поэтому он со временем попробовал все, кроме дешевой наркоты. Не совсем все, конечно, всего не перепробуешь, никакого здоровья не хватит, а Дмитрий Иванович очень заботился о своем здоровье. Серьезная доля его доходов уходила на врачей, медикаменты, а также на различные процедуры омоложения, очищения и оздоровления организма, хотя больным Донского ну никак не назовешь. В комплект плановых затрат «на себя» у Дмитрия Ивановича включен и полноценный закордонный отдых дважды в год, в котором он ни в чем себе не отказывал. Или почти ни в чем… Впрочем, как ни исхитрялся в сфере потребления Донской, все равно «бабки» накапливались, заставляя почти мучительно думать, куда бы их правильно потратить.

…После утверждения акта продуманная и отлаженная Дмитрием Ивановичем машина заработала. Партия в несколько сотен высокоточных дорогостоящих «бракованных» приборов официально пошла на утилизацию, а неофициально – на доработку. Доработка состояла в замене нескольких блоков, делающих приборы работоспособными, а также в замене кожухов на новые. Далее приборы распределялись практически по всем онкологическим центрам страны, а часть – за рубеж. Да и не только в онкологические центры, но еще и в некоторые обычные поликлиники: оборудование-то современное, диагностическое, любая поликлиника почитает за счастье иметь такое. Правда, средств на такие приборы только в коммерческих поликлиниках хватает, да и то не во всех.

Цена приборов, плюс цена утилизации, плюс цена отсутствующих накладных расходов, извлекаемых из бюджета нашей родины, минус стоимость оплаты риска определенного количества осведомленных людей сильно повышала качество жизни Донского Дмитрия Ивановича и позволяла иметь свой хлеб с маслом окружающим и сотрудникам…

И в этот, по нынешним временам благопристойный, но по сути криминальный водоворот оказался вовлеченным Александр, хотя, казалось бы, в этот раз сделал то, что на его месте сделал бы каждый: всего-навсего оформил документы так, как попросил начальник.

Глава 2

Заноза проснулся, когда было уже около двенадцати. Потянулся, хрустнув суставами, растягивая татуированное, начавшее полнеть тело. С удовольствием закурил: немножко никотина для просыпания никак не помешает. Постепенно – сначала мозги, а потом и тело начали приходить в норму. Заноза сел, почесываясь, вяло вспоминая, какие же дела у него сегодня. Вернее, дело… Ага, сегодня надо приступать к «доению» одного подпольного миллионера, вернее, организовать этот процесс, сам Заноза участвует в таких мероприятиях только в самом крайнем и относительно безопасном случае. Не спеша начал продумывать детали.

Заноза старался никогда не планировать себе больше одного дела в день – к чему суетиться! Эдак ни в том, ни в другом деле толку не будет, а Заноза во всем любит основательность, въедливо относится ко всем деталям любого дела, на то он и «заноза»! Будь то дело, которым он в настоящий момент занимается, или изучаемый объект. Это у него с детства такая болезнь. Потому и в школе тогда еще не Заноза, а Коля Зазин, не успевал, там же ведь все по вершкам, а Коля слишком уж тщательно готовил уроки. Не успеет один приготовить, уже надо на улицу, к пацанам, какое-нибудь интересное занятие в компании всегда есть, которое уж ни в какое сравнение не идет с обычными уроками… К тому же половина учителей ? какие-то тупорылые: хочешь вопросы задать, надо же разобраться, а они – либо увиливают, либо игнорируют вопрос. А бывает еще и того хуже – раздражаются, как будто ты этим вопросом им личное оскорбление наносишь! Коля Зазин, когда был помладше, обижался и недоумевал из-за подобного непонятного поведения учителей, а чуть повзрослев, начал высказываться и самовыражаться не очень одобряемыми учителями действиями, зато ко всеобщему удовольствию класса. Это, как в генераторе самовозбуждения, заводило Зазина еще больше.

В первый раз Николай нарвался в одиннадцатом. Вернее, нарвался молодой историк, а Зазин, можно сказать, практически незаслуженно пострадал. Если, конечно, не принимать во внимание проломленного носа учителя. И правильно, с какой стати этот… неважно, что учитель, при всех Николая недоумком назвал? К тому же Николай и не собирался никакие носы проламывать, а просто хотел тихо-мирно попросить, чтобы больше так не говорил, объяснить, встретив после уроков возле школы, а тот опять – оскорблять! Так же ведь нельзя! И стукнул-то всего разок, а он то ли наклониться хотел, то ли уклониться, короче, нос аж не просто хрустнул, а практически вмялся в черепную коробку, как в картон. В общем, историк – в больницу на три месяца, а Коля Зазин – на два года по малолетке пошел. И то, можно сказать, повезло, мог бы лет на пять загреметь – как за тяжкие телесные повреждения.

Тяга к справедливости и в спецучреждении для несовершеннолетних сейчас, и в колонии для взрослых уже за другие преступления позже, не давала покоя Зазину, теперь уже зеку с погонялом Заноза. Позже к этой кличке добавилась еще одна, Зензубель, что означает – рубанок фасонных моделей. Это, второе погоняло ему дал один криминальный интеллектуал за решительность и стремление идти до конца, вырезая из человеческого материала нужные ему образцы. Вторая кликуха самому Зазину нравилась больше, но по ней его мало кто называл, поскольку она трудна для запоминания и осмысления, называли его так только любители оригинального, да и те, кто был с ним в особо взаимноуважительных отношениях. Таких было мало, зато боялись многие.

Помнится, тогда, в самом начале его «карьеры», пришлось одному временному коллеге, зеку, популярно объяснять, что претензии к нему, Занозе, несправедливы, да и вообще, так вести себя – неправильно, можно навсегда унизить его, Занозино, достоинство, с чем никак нельзя смириться, ведь авторитет роняешь один раз – и на всю жизнь! Вроде и объяснял недолго, а тот взял и после этого умер. Считай, опять – ни за что, ни про что – сиди за убийство, слишком много свидетелей было… Потом, конечно, кое-кто из свидетелей ответил за лишнюю «разговорчивость», кого достать удалось, ну а толку-то, все равно сиди!

Потом были и другие дела… а что ж было делать? Если другого выхода не было! Этих мразей-получеловеков много, у которых никакого понятия нет о правильном поведении, а он, Заноза, один. И никто не может его упрекнуть, что он хоть в чем-то накосячил. В общем, этим гадам попускать нельзя, на шею сядут. А так – на шее практически никого, кроме ментов, которые не в счет, потому что это не люди, за редким исключением, а стихия, с которой Заноза постепенно научился уживаться.

А вот кто действительно кровушки попил, так это – ментовская сволочь! Пусть теперь называются полицейскими, но суть их осталась прежняя. Впервые попав за решетку, хотел было Николай Зазин нормально отсидеть, просто оставаясь человеком. Не тут-то было! Если все ментовские штучки-брючки выполнять – инструкции и правила, – сдохнешь через два месяца – либо от ментов, либо от своих же, зеков. Ни о каких правах человека ни в этих писульках, ни в сложившихся условиях существования на зоне и в тюрьме здесь речи не шло, хорошо, если хотя бы права животного выполнялись по отношению к зеку! А Заноза любил себя намного больше, чем если бы был животным. Отсюда – конфликты и с администрацией, и с недоученными зеками. Но это до тех пор, пока не зауважали – и те, и другие. А пока приходилось сидеть, сидеть и сидеть, получая новые сроки. Иногда, правда, аж тоска брала, свободочки так хотелось, а еще больше – бабенку какую, желательно посимпатичнее, за сиську подержать! И не только подержать, можно бы было ее и так, и вот так!.. Иногда перепадало, конечно, чем дальше – тем чаще и проще, но ведь сколько труда и денег нужно, чтобы все это организовывать как следует!

Под конец последнего срока отсидки Занозе и на зоне было, в общем-то, нехреново, но хотелось чего-то новенького, освоить новые сферы деятельности, так сказать. От свободы еще никто не отказывался, да и в падлу уже было Занозе одни только зековские и ментовские рожи созерцать изо дня в день, хотелось и с людьми, и с честными фраерами пообщаться…

…А сейчас-то уж вообще грех жаловаться! В свои сорок Заноза, он же Зензубель, имеет уже двадцать лет отсидки, корону вора в законе и свой московский муниципальный район, напичканный криминалом и серым бизнесом, от которых, как от миленьких, регулярно поступает положенная такса. А попробовали бы не отстегнуть! Любишь воровать, люби и делиться! Сфера влияния Занозы совпадала с муниципальными границами Москвы для простоты общения и нахождения справедливости (при необходимости) со своими коллегами по криминалу, которые «ведут» уже свои соседние районы.

Каждый должен заниматься своим делом, криминальный рынок тоже надо регулировать, а то бардак будет, как и везде в России, должен же хоть кто-нибудь за порядком следить!.. Почему не Заноза? А учитывая, что у нас почти любой бизнес полукриминальный, работы – непочатый край! Конечно, не мешало бы и в верхах отрегулировать финансовые потоки, а то до черта черных денег неучтенных гуляет, еще больше – за кордон просто так уходит, даже за державу обидно, понимаешь! Но это потом как-нибудь, сейчас первоочередная задача – навести порядок сначала у себя. Заноза, вспомнив старичка-пижона и вчерашний визит, вдруг с раздражением подумал, что ненавидит незавершенные дела. Оказывается, здесь, у него под носом, такие бабки крутятся, и все – в обход кассы! Надо, блин, наводить порядок!

Вчера к Занозе приходил один странный посетитель, и эту встречу надо теперь проработать как следует. Можно было бы назвать его, посетителя, глуповатым, если бы не большой жизненный опыт Занозы. Таких дурачков Заноза научился в какой-то мере уважать, даже любить по-своему, так как такая категория людей давала определенную, и немалую, часть дохода.

Глава 3

Визитером был высокий худощавый старикашка, чистенький такой, одетый в дорогой, хотя и не по последней моде, черный костюм, в лакированных ботинках с длинными носами. Ишь ты, пижонистый какой, подумал с внутренней улыбкой, но внешне вполне серьезный Заноза, по-светски показывая рукой на кресло:

– Присаживайтесь! Слушаю вас.

Старикашка держался уверенно, с достоинством. Шестидесятилетний житель Занозиного района, ныне пенсионер Свиридов Федор Иванович, пришел к Занозе за справедливостью. До пенсии Федор Иванович работал главным инженером ФГУП «Медприборстрой». Когда директор предприятия, Донской Дмитрий Иванович, начал перестройку и ускорение роста своего благосостояния, а точнее, приступил к реализации криминальной схемы добычи денег, Федор Иванович стал его правой рукой. Не сразу, правда. Это были долгие вечера, на которых Дмитрий Иванович убеждал, доказывал, отвечал на вопросы. Бывало, что и раздражался, и орал. Ругались иногда – будь здоров, до хрипоты! Уж больно дотошным оказался Федор Иванович. Как ему не хотелось на старости лет ввязываться во всякие там авантюрные истории, рисковать своим благополучием! Учитывая десятилетний стаж их совместной работы, и откровенность, и горячность были с обеих сторон позволительны, оба Иваныча хорошо понимали друг друга и могли друг на друга положиться. И Федор Иванович в конце концов сдался.

И действительно, почему нет? Чего терять? Жить осталось не так много, надо смотреть правде в глаза. А здесь жизнь подбрасывает шанс пожить в свое удовольствие, насколько это возможно в его возрасте, подбросить деньжат своим многочисленным родственникам, которым их вечно не хватает. Несмотря на то что последние лет пять благосостояние его сильно возросло, все же, видя, как буквально на пустом месте поднялись его друзья и знакомые после горбачевско-ельцинских реформ, Свиридов чувствовал нечто вроде дискомфорта, как будто его обделили. Накопленная за долгие годы и хранящаяся в сберкассе огромная по социалистическим временам сумма обнулилась. Федор Иванович, правда, потом довольно быстро компенсировал потерянное, но чувство несправедливости и холодное возмущение остались.

Позже, когда гениальная схема Донского заработала, мало-помалу Федор Иванович начал чувствовать себя человеком. Сделал капитальный ремонт на даче, построил сауну с бассейном. Поменял квартиру, машину, наладил детям и внукам все жизненные процессы путем, что называется, целевого денежного вливания.

У Свиридова, по сути, было все, учитывая его относительно скромные запросы. Сердечко, правда, пошаливало, но после удачно проведенной операции аортокоронарного шунтирования проблема практически была снята, сердце уже не беспокоило. Последующие процедуры очищения крови и всего организма, плюс рациональное питание с пищевыми добавками прибавили Федору Ивановичу бодрости, уверенности в себе и любви к жизни.

Свиридов, в принципе, был благодарен за свое положение Донскому. Но когда тот дал ясно понять, что после наступления пенсионного возраста держать его на работе не собирается, Федор Иванович был в шоке. Он чувствовал себя энергичным, перспективным, знал все ходы и выходы по работе как свои пять пальцев и уж никак не собирался на пенсию в шестьдесят лет. С какой стати? Чувствовал он себя значительно лучше, чем в пятьдесят. На работе торчал раз в пять дольше, чем шеф. Он был практически незаменим! Дмитрий Иванович, правда, предложил остаться консультантом с доходом в сто тысяч евро в год, но это копейки по сравнению с тем, что Свиридов мог бы заработать на своей работе, на своем законном рабочем месте. Федор Иванович согласился, конечно – что ж делать? – но был очень недоволен. Своим решением отправить главного инженера на заслуженный отдых Донской обидел его до глубины души. Решение созрело, и Свиридов ни минуты не колебался, попросив своего зятя, который в прошлом заведовал несколькими десятками игровых автоматов, а сейчас занимался распространением полулегальных пищевых продуктов, свести его с хозяином района, вором в законе Занозой…

– Здесь такая история. Без вашей помощи не обойтись. Меня кидают на крупную сумму денег, и нормальными методами добиться справедливости невозможно, – начал излагать Свиридов, прикидывая в уме логическую цепочку событий и доводов.

Заноза удивленно вскинул брови:

– Это вы что же, решили, что я действую ненормальными методами? Это что же, получается, вы мои методы заранее не уважаете, что ли? Презираете, значит?

Заноза откинулся на спинку кресла, сверля взглядом посетителя. Он не чувствовал ни раздражения, ни обиды. Просто здесь нужно было чуток надавить на собеседника, дать ему почувствовать себя неловко, пусть фильтрует базар, уважает, раз пришел за помощью. Он еще не знает, в какой капкан попал, даже еще не открыв рот. Не знает, что такое пятая, или какая там по счету, власть. Всего лишь изъявив желание пообщаться с Занозой, Свиридов уже оказался в руках этой власти, и ему не нужно даже было ничего говорить, Заноза мог теперь по своим каналам разузнать, в чем состоит проблема, и принять решение, исходя уже из своих интересов. Поэтому он не боялся спугнуть собеседника, даже если Свиридов передумает и уйдет, ему же дороже это и обойдется. К тому же Заноза был великолепным психологом: он, едва взглянув на посетителя, знал, с кем имеет дело, как с ним можно и должно разговаривать, уже не говоря о том, что получил и внимательно изучил досье на Свиридова от одного из своих многочисленных «внештатных сотрудников».

– Похоже, ты не понимаешь, дружок, с кем разговариваешь, – продолжил воспитательный процесс Заноза; прищурив левый глаз, – а за слова свои нужно отвечать… Отвечать!