Китовая пристань. Наследие атамана Пугачёва

Старший ватаги оглядел комнату, затем подошёл к столику, взял лежащий на нём карандаш и что-то написал прямо на стене большими буквами. Затем достал из кармана свёрток и ещё какой-то малый предмет и бросил их рядом с трупами.

– Может, не надо, Бажен Василич, бахвалиться, опасно это. И так за убийство ювелира и приказчика Кит по головке не погладит. Он завсегда против убийств, без его воли грех на душу взяли. Дюже недоволен будет! – заявил один из подручных, укоризненно покачав головой.

– Это я брательничку ювелира весточку написал, пусть знает наших, бояться будет. А что Кита касаемо, то не вашего ума дело, меня поболе слушайте. Может, вскорости я сам для вас рыбой-китом стану. Его жизнь не вечна, пора нам в свои руки дела брать. Перечить станете – и с вами будет так, как с ювелиром, – ответил Бажен.

– Воля ваша, Бажен Василич! – уважительно и с некоторым страхом ответил подручный.

Все трое ночных посетителей вышли из ювелирной лавки, хорошенько прикрыли дверь и нырнули в подворотню. Тёплая ласковая майская ночь укрыла грешников от людских глаз.

Глава 1 Убийство известного ювелира

Майским утром 1883 года, не успев расположиться в рабочем кабинете после прибытия на службу, Евграф Михайлович Тулин был вызван к начальнику сыскной полиции Москвы, коллежскому советнику Николаю Никифоровичу Струкову.

В приёмной находился дежурный надзиратель Фёдор Фёдорович Плашкин, по случаю исполнявший в этот день обязанности секретаря.

– Как дела поутру, уважаемый Фёдор Фёдорович? Не знаете, зачем я понадобился так рано нашему уважаемому начальнику? Неужели что-то стряслось настолько ужасное, что Николай Никифорович изменил план обычных утренних докладов, – с улыбкой уточнил сыщик.

– Ваше высокоблагородие, откуда же мне знать. Это вы – коллежский асессор и приятель господина начальника, а я вот сижу здесь и лишних людишек в кабинет без спроса не пускаю да бумажки туда-сюда отношу и приношу.

Вот отдежурю и опять на сыскные дела. Единственное, что могу вам ради уважения сказать, что рано утром, час назад, из управления обер-полицмейстера Москвы, от самого генерала-адъютанта Козлова какую-то важную и срочную промеморию доставили нарочным.

Николай Никифорович уже был на месте, значит, сразу и прочёл. Потом о вас спрашивал, уточнял – прибыли вы на службу или нет. Видимо, очень видеть вас желал.

– Спасибо вам, Фёдор Фёдорович. Как детишки, как супруженька? – уточнил Тулин.

– Благодарствую за заботу, Господа Бога незачем гневить, всё удачно, – ответил надзиратель.

Московская сыскная часть была создана сравнительно недавно, в 1881 году. В штате числилось тридцать восемь чиновников, надзирателей и помощников на всю Москву. Все служащие сыскной полиции относились друг к другу с уважением, независимо от чинов. Совместные рискованные дела по розыску всяких злодеев, убийц и прочих криминальных личностей сопутствовали взаимопомощи и товарищеской поддержке.

Некоторое время посудачив с Фёдором Фёдоровичем об общих делах и знакомых, сыщик вошёл в кабинет начальника, предварительно постучавшись.

– Позвольте войти, ваше высокоблагородие? Прибыл по вашему вызову незамедлительно, как Конёк-горбунок. Как только вы изволили сказать: «Встань передо мной, как лист перед травой», я тут как тут, – весело заявил Тулин.

– Заходите, давно жду! Всё вас, милейший Евграф Михайлович, тянет на запрещённые цензурой сказки и книги. Кстати, вы же знаете, что сказка про Конька-горбунка с 1830 года запрещена цензурой для публики. Чего только вы не читаете, страшно подумать, чем интересуетесь.

Прыжова, члена организации «Народная расправа», революционная кличка – Благовещенский, находящегося в ссылке, читаете. Нигилиста Нечаева, анархиста и террориста, читаете. На лекциях демократичного Чичерина вместе с графиней Бобринской-Брежнёвой были замечены. Да и приятель ваш, граф Бобринский, брат Ольги Владимировны, весьма либерален и отличается свободой суждений. Что от вас далее, батенька, ждать? – совсем не зло, с мягкой улыбкой произнёс Струков.

– Вам не угодить, Николай Никифорович! Вы сами требуете, чтобы любой служащий сыскной части был не только порядочным в отношении обывателя, но грамотен и образован. Как нам бороться с угрозами престолу, если мы сами не будем знать, что пишут наши недоброжелатели? Прыжов, кроме участия в различных революционных кружках, ещё и историк. Автор многих работ по народному быту и жизни. А уж в отношении Бориса Николаевича Чичерина вы совсем загнули. Кто же знал, что господин Чичерин, голова города Москвы, избранный год назад с разрешения и благоволения Императора Александра III, государю дерзить станет. Пятнадцатого мая присутствовал на императорской коронации, а шестнадцатого мая, выступая на обеде городских губернских голов по случаю принятия монархом всей полноты власти, высказался за конституцию. За что и отстранён от управления городом. Ольга Владимировна обожает его лекции, ничего не могу поделать. Желание женщины, тем более графини, – закон для настоящего дворянина, – спокойно ответил Евграф.

– Не злитесь, я шучу. Присаживайтесь. Имеется очень серьёзное поручение обер-полицмейстера. Некую промеморию доставили поутру, – заявил Струков и пригласил сыщика к столу.

Присев напротив Тулина, Николай Никифорович начал разговор: «Вчера ночью был убит ювелир с Малой Бронной, некий Финагенов Илья Прокопьевич. Вместе с ним убит и приказчик. В лавке по непонятным причинам ничего не тронуто. Скорее всего, убийцы даже ничего и не искали, что очень странно.

Рано утром дворник по привычке решил поприветствовать хозяина. Но тот, по своему обыкновению в установленное время, лавку не открыл. Дворник заподозрил неладное, начал стучать в дверь. Не дождавшись ответа после длительного стука, вызвал городового. Тот по прибытии вошёл в лавку, увидел два трупа и раскрытый свёрток с деньгами, лежащий возле покойников, о чём немедленно сообщил в полицейское управление. Затем прибыли околоточный надзиратель и частный пристав района. Трогать ничего не стали. Сообщили в управление обер-полицмейстера, а оттуда нарочным прибыла промемория. Вот, прочтите».

С этими словами Струков передал документ Евграфу Михайловичу. Тот развернул лист бумаги и начал читать:

«Секретно. Управление обер-полицмейстера города Москвы.

Приказываю немедля приступить к расследованию злодейского убийства ювелира Финагенова и его приказчика.

Определить для расследования и сыска лучших сыщиков. Группу возглавить непременно одному из помощников по особым поручениям начальника сыскной части.

Убийство имеет большое общественное обсуждение в различных кругах общества.

О ходе расследования докладывать еженедельно, прибытием лично начальника сыскной части коллежского советника Струкова по понедельникам в пятнадцать часов.

Отсутствие результатов дела может привести к негативным служебным перспективам вплоть до освобождения от должности.

Обер-полицмейстер г. Москвы, генерал от кавалерии А. А. Козлов».

– Прочёл? – уточнил Николай Никифорович.

– Прочёл. То, что этим должна заниматься сыскная часть в связи с дерзким убийством, не вызывает никаких нареканий. А вот прочая озабоченность обер-полицмейстера весьма удивительна. Что же за человечище такое покойный ювелир, если лично генерал Козлов о нём так беспокоится? Что известно об этом Финагенове? – уточнил сыщик.

– На место преступления я направил старшего надзирателя Кротова Егора Егоровича. До вашего прибытия он будет находиться при ювелирной лавке, проведёт первичный осмотр места преступления, опрос соседей и возможных свидетелей. Кстати, вы с ним старые приятели, и у вас вдвоём очень хорошо получается разгребать разные замысловатые убийства. Поэтому отдаю его вам в группу по розыску убийц ювелира. Кроме того, надзиратель Фёдор Фёдорович Плашкин поступает к вам в распоряжение. Он сегодня служит дежурным надзирателем.

Что касаемо личности убитого, то разные слухи ходят по Москве. Некоторые людишки болтают, что они скопцы или очень близкие к ним товарищи. Другие говорят, что тайные старообрядцы и ростовщики. Третьи связывают их с кругом спиритистов высших слоёв московского общества. Денег уж больно много для их профессии, разбогатели сравнительно недавно и очень быстро. Видимо, и на взятках не экономят, поэтому так и любимы. Значительные фигуры в нашем городском beau monde – бомонде. Вхожи в высший свет, несмотря на свою незначительную профессию.

– Почему они? – уточнил сыщик.

– Потому что их два брата Финагеновых, а убитый – старший из них. Оба именитые ювелиры, оба богаты и имеют хорошую клиентуру. Младший брат в Арбатской части ювелирную лавку содержит. Там же у него и квартира имеется.

Приступайте, Евграф Михайлович, немедля к расследованию и сыску убийц. Информируйте хотя бы через день. Видите, как обер-полицмейстер закусил. Возраст у меня уже, а на моё место много желающих. Любая ошибка, и вмиг отправят в отставку. С чего начнёте?

– Всё предельно ясно. Сейчас от вас поеду на Малую Бронную, в дом ювелира. Всё сам, своими глазами и осмотрю. Затем навещу второго брата в лавке в Арбатской части. Там уже и выводы буду делать, что и как.

– Слышал я, что венчание назначено у вас с графиней на месяц июнь. Правда или нет? – уточнил Струков.

– Ничего от вас не скроешь, Николай Никифорович. Думаем об этом, в течение недели примем решение. Вас, милостивый государь, обязательно пригласим. Позвольте откланяться.

– Желаю удачи, Евграф Михайлович. Жду с хорошими новостями.

После того как сыщик вышел от начальника сыскной полиции, путь его следовал на улицу Малая Бронная. С собой он забрал надзирателя Фёдора Фёдоровича Плашкина. Дело ему представлялось лёгким и необременительным по срокам.

Глава 2 Год 1773. Бунт Пугачёва. Оренбург

Оренбургский губернатор, генерал-поручик Иван Андреевич Рейнсдорп находился в весьма подавленном состоянии. Ему ежедневно доносили о страшной смуте, происходившей в землях, находящихся под его надзором, вольном и зловеще смелом движении императора-самозванца Емельки Пугачёва на город Оренбург.

В тягостном настроении, молча и сосредоточенно он сидел за канцелярским столом в своём кабинете, устремив тяжёлый взгляд на красивый серебряный прибор с чернильницей.

Сзади, со спины, на него, на оренбургского губернатора, с портрета гордо и жёстко смотрели глаза государыни-императрицы Екатерины II.

Иоганн Генрих Рейнсдорп, а по-русски – Иван Андреевич, удручённо думал: «Это надо же такое придумать, самозванец Емелька, мужик-лапотник, хоть и казак, возомнил себя государем Петром III, давно умершим. Уму непостижимо, как может беглый донской казак возомнить о себе такое? Какая бесподобная наглость! Да в моей родной Дании такое было бы никогда невозможно! Несмотря на то что я с семнадцати лет на российской военной службе, привыкнуть к огромным территориям этой страны и к загадочному характеру русской души никак не могу. С начала сентября самозванец беспокоит территории вокруг города Оренбурга. Собрал, говорят, больше пятисот казаков и где-то в ста верстах от города кочует. Разбойник захватил Илецкий городок, и его встретили там колокольным звоном и хлебом-солью. Как такое может быть?

Склонил к себе тамошних казаков, привёл их к присяге своему безродному имени. Местные казаки выдали ему начальствующего атамана Портнова, и самозванец его тут же повесил. За что повесил, почему? Без государственного суда, как такое возможно?

Пьёт и гуляет от души, люто зверствует, казнит верных слуг государыни, празднует победы. Народец его поддерживает, участвует в казнях и подрыве устоев власти. Пользуясь случаем, самозванец мстит вечным обидчикам – дворянам. Пограбить купцов и богатый люд тоже не забывает. На сторону самозванца перешёл казачий полк атамана Ивана Творогова. В разгулах своих самозванец похваляется взять многие крепости, в первую очередь крепостицы Рассыпную, Нижнеозёрную, Татищеву и Чернореченскую. Переписку ведёт с киргиз-кайсацким ханом Нурали, требует от хана в заложники сына и вспомогательное войско. А хан киргизский всем пытается угодить. Разбойнику обещает во всём помочь, дать войско и провиант. А в то же время в письмах ко мне, к губернатору, просит вернуть аманаты бежавших рабов, помочь деньгами, вернуть скот и тогда убеждает, что ни один воин его войска не встанет под знамёна Емельки. Да много чего, пользуясь бедой в государстве Российском, просит. Крепостёнки эти, Рассыпная, Нижнеозёрная, Татищево, да и все остальные, – и не крепости совсем. Так, деревни с плетнями да двумя-тремя пушками. Мятежник Пугачёв их возьмёт без всяких трудностей. Эх, справлюсь ли?