Звуки выстрелов

– Сам за ней сходи. Эту Крот нес, все видели.

– Отдай! – Харя голый, местами в мыле, догоняет Малого .Хватает рукой ручку канистры. Пытается вырвать из рук Малого. У последнего брови лезут на лоб от возмущения и удивления. Мы тоже встаем с мест. Порядки дедовщины для нас не так уж священны, как для многих, но тут Харю явно занесло. Мы молчим. Москва – самый мирный среди нас – тихо говорит:

– Отпусти, пока не поздно, дебил.

Харя пыхтит. Смотрит на нас по очереди из под бровей. Отпускает. Отходит. Принимается стирать с себя пену. Мы садимся. Каждый берет по персику.

– А помыться –даже из кружки – было бы неплохо, – говорит Иваныч. – Речки не видели дня четыре. Баню ждать не приходится. Идея хорошая, короче.

– За пару пачек перекура, договоримся с ними.

– Да. Можно сразу после ужина. Что-то у них остается.

– Да. Так и сделаем. Эй, Харя!

Тишина

– Харя, сученышь!

– Чего вам?

– А хоть чего! Ты чего сразу не отвечаешь? Борзый?

– Не услышал я. Чего нужно?

– После ужина берешь Крота и тащите сюда по две канистры воды. Если не будет в бойлере, спросите пацанов где колодец. Сходите туда. Сначала мы искупаемся. Если останется вода – тогда и ты. Понял?

– Да.

Он отходит. Я жую персик. Малой смотрит на меня.

– Тебе как всегда плевать, да? – я киваю –Вот дождешься когда Харя тебя за водой гонять начнет.

– Ага. Подождем и дождемся. – смеюсь.

Выстрел. Одиночный. Где-то очень близко.

Я растерялся. Сижу, как сидел и оглядываюсь. Москва и Крот уже в окопе. Только головы торчат. Впрыгнули туда что ли? Я бросаюсь к машине за автоматом. Тишина. Выстрелов больше нет. Внутри как-то похолодело. Вокруг нас деревья, не видно ничего. Вспышкой, мысль в голове – при желании, нас всех перестрелять всех – дело на пять минут. Мы не готовы к нападению. Противник для нас – направление и дальность огня. Ближе четырех километров не было целей. Где офицеры? Что делать? Откуда стреляли? Где то близко. Очень близко. Ничто нигде не шевелится, будто замерло. Потом движение. Это Фрол. Глаза напуганные. Впервые вижу его без улыбки.

– Там! Там! – Бежит, указывает в направлении звука выстрела. Я и Малой бежим следом. Зачем? Нужно вернуться в окоп. Но я бегу дальше. Автомат в руках немного прибавляет уверенности. Проверяю его на бегу. Досылаю патрон в ствол, но с предохранителя не снимаю – так и застрелиться можно.

Скоро нашли Красного. На земле. Голова запрокинута. Не двигается. Автомат рядом, как отброшенный. Рядом с головой кровь. Растекается лужей по глинистой почве. Приближаемся к нему гусиным шагом, озираясь. Все еще тихо вокруг.

– В медпункт. Тащим. – шипит Фрол.

Хватаем Красного. Фрол за ноги. Я и малой за правую и левую руки. Тащим. Мои руки уже измазаны в крови. Откуда ее столько натекло? Красный выскальзывает.

Кто его подстрелил? Тот стрелок? Нет, быть не может. Его скрутили. Представить, что он вырвался, незаметно к нам пробрался и начал стрелять? Нет. Нереально. Грузинский снайпер? А почему в солдата? И если так, то в кого он сейчас целится?

Дотащили до палатки медпункта. Кладем на землю. Со всех сторон к нам бегут люди.

Голова Красного запрокинута. Кожа на шее и подбородке чистая. Кажется белой. Под челюстью небольшое отверстие. Входное. Нет такого стрелка, кто попал бы в это место.

Красный стрелял сам.

Все думают, кажется, об одном и том же. Как только вернемся в часть, начнется чехарда, хоть плачь. Комитет солдатских матерей – прокуратура – из штабов кто-нибудь. Проверки – комиссии – проверки… Устав…

Фрол смотрит странно-бешеным взглядом на тело друга. Они призвались в один день в одном городе. Одна учебка, потом – одна часть, один взвод. Вместе контракт подписали. Буквально пару недель назад. Красный решил подписать контракт, чтобы помогать матери и брату выплачивать ипотеку. Фрол решил, что друга одного не оставит. За компанию, можно сказать.

Все думают, кажется, об одном и том же, но вслух это говорит именно Фрол:

– Мудак!