А любить никто не хотел

А любить никто не хотел
Артём Леонович Чепкасов

Книга – сплошной конфликт. Конфликт, связавший воедино Душанбе и Москву, Новосибирск и Кемерово. Месть, притянувшая друг к другу Центральную Россию и Сибирь, Ингушетию и Чечню. Таджикистан. Зло, сцепившее абсолютно разных людей, но все они делают одно и тоже. Ненавидят. И всё только потому, что зло способно породить лишь себя же. Однако, помня об этом, ни один человек, гонимый жаждой мести, не желает остановиться первым и с наслаждением нарушает величайшую мудрость своего бога, имя которого неважно. У всех по-разному. А важно только то, чему он учил своих детей, так и не внявших его слову. Не убий! Но обратной дороги из-за черты между мечтой об обычном мщении и безжалостным убийством, увы, уже никогда не будет. История о том, как никто не хотел прощать. Но лишь единицы способных искренне простить могут и любить по-настоящему. Остальные же любить никогда не хотели: Антон, Коля и Вадим; братья Муса и Салих; Омар и Шамиль; родители Женьки. Словом – никто.

Содержит нецензурную брань.

Артём Чепкасов

А любить никто не хотел

Автор предупреждает, все события и персонажи вымышлены.

Любое совпадение с

реальными событиями и людьми – случайность…

Своим коллегам, добрым

товарищам и надёжным напарникам Кусайынову Билимжану и Бикинееву Халилю посвящаю…

Все мы одной крови – человеческой…

Пролог.Враги

Наконец-то в замочной скважине уверенно заскрежетал ключ и тотчас хлопнула входная дверь. Тут же позабыв об игрушечной железной дороге, подаренной на Новый год, Антошка выбежал из комнаты в небольшую прихожую.

– Папка! – радостно закричал мальчик и, в один прыжок подскочив к грузному мужчине, крепко обнял его.

– Привет, сынка, – Геннадий широкой ладонью ласково потрепал ребёнка по светло-русому вихру. – Говори, как ты здесь? Чем занимаешься? В школе чего нового учителя рассказывали?

– Так школа закрыта, пап, а я в паровоз играю, – принялся Антошка рассказывать, захлёбываясь собственным счастьем. – Он привёз животных: волка, лося, жирафа и слона из Москвы в Душанбе и все дети будут рады…

И мальчик непременно пригласил бы к игре отца, назначив его аж директором потешного зоопарка, но, бесшумно выскользнув из кухни, в разговор вмешалась мама.

– Здравствуй, – Зоя не стала целовать мужа, как обычно при встрече, а посмотрела на него тревожными глазами, кажущимися оттого необычайно большими. – Как добрался?

– Нормально. Транспорт не ходит. Но ничё, я пешочком, порастрясся малёха, –Геннадий ткнулся большим ртом в щёку жены и легонько приобнял её. – Слушай, брось паниковать. Сын почему на уроках не был? Это ещё что за новости?

– Так страшно же, Гена, – чуть не с мольбой в голосе протянула Зоя.

– Чего тебе страшно? Ничего не страшно, не выдумывай то, чего нет…

– Да, как же нет, когда есть, – запричитала женщина, но муж её и слушать не стал.

– Вот скажи ты мне, пожалуйста, объясни, чего ты так напугалась? Чего вы все так сильно боитесь? Вечно вы, бабы, раздуваете…

– Зато вам, мужикам, ничего неинтересно, кроме вашей работы и телевизора, пока жареный петух…

– Какой петух? Чё ты в сам деле? – вновь нетерпеливо перебил Геннадий жену, уверенно улыбаясь да увлекая родных в кухню. – А милиция нам на чё? А если она не сладит, так армия ещё есть. Ну, и мы, русские мужики, в конце концов, тож не пальцем деланные. Нас много, неужто не сумеем отстоять дома свои, семьи?

– Ишь, смелый выискался, – подначила Зоя, разливая по чашкам суп. – Хлеба нет, побоялась из дома выйти. Соседка на рынке была, такие страсти рассказывает. Бандиты ларьки громят, и никто с ними справиться не может, страшно всем. Не приведи Господь, правда, если…

– О, Зулфия твоя разлюбезная, хоть и коренная, а сплетни распускает почище рязанских старух, – досадливо отмахнулся Геннадий, вставая из-за стола и направляясь обратно в прихожую.

– Ты куда? – встревожилась Зоя.

– За хлебом, – буднично ответил муж, натягивая куртку. – Как можно есть суп без хлеба? Вода жирная…

– Па, я с тобой, – принялся обуваться и Антошка.

– Не ходи, – обречённо попросила Зоя, зная, что муж не послушает.

– Прекрати, говорю, – настоял Гена на своём. – Тут идти двести метров, через два дома. Ничего не случится.

– Антона хоть не бери, – взмолилась Зоя, взглянув на сына и обратно на мужа. – Прошу тебя.

– Успокойся, – громко выругался Геннадий, но сразу заговорил спокойнее. – Чё ж ему теперь совсем на улицу не выходить? Это и его город тож. Да, и, вообще, наш. Дед мой строил электромеханический, работал там, и отец мой с ним. А я сам с шестнадцати лет по стройкам, меня полгорода знает. Кто мне и моему сыну чё сделает, да и за чё?

– Да, им без разницы? Они же нацисты, им повод только дай. А ты один из прорабов в новом микрорайоне, где квартиры армянам пообещали, а не таджикам. Вот тебе и причина. Русский в Душанбе строит дома для беженцев. Чужой чужим, а не свой своим…

– Это я-то здесь чужой!? Совсем вы с ума тут посходили, бабы, – горячо заспорил Гена. – Опомнитесь! Какие нацисты!? Откуда!? Каждый понимает, чё оно такое и к чему ведёт! Батя мой с отцом твоей же Зулфии ненаглядной, между прочим, подо Ржевом да в Смоленске с нацистами воевали и всю эту сволочь вымели. Нет никаких нацистов и никогда не будет больше! Враки всё это про них! Мир после той войны поумнел, нету больше дураков за цвет кожи подыхать! Иначе за чё отцы бились в Отечественную?

– Ой, нет, Гена, один дурак ещё остался! Ты, – заплакала Зоя. – Неужели сам не видишь? Открой же глаза!

– Хватит, я сказал! – Геннадий вышел, громко хлопнув дверью.

– Папка, подожди, – закричал испуганный Антошка и выбежал следом.

– Антон, стой! Не ходи! Гена, сейчас же верни его! – испуганно кричала Зоя, но ни муж, ни сын её уже не слышали.

На тёплой улице, ласково пригреваемой длинными лучами яркого солнышка, пахло необычайной свежестью – уснувшее было ненадолго Закавказье во всей красе высоченных гор да бескрайних лугов приготовилось встречать скорую весну. Кругом всё зеленело и даже черешня во дворе уже принялась неторопливо набирать цвет. Добрый южный ветер, дувший с вершин могучего в своей безмятежности дядьки Памира, играючи лохматил Антошкины нестриженные волосы. Хорошо. Спокойно. Миру мир.

В книжках маленький Антон читал, зима – это обязательно снег, трескучие морозы, но за неполные десять лет, так ни разу настоящей зимы и не видел. И, всё одно, мальчик беззаветно любил свой город, в котором родился и стал настолько большим, что уже в третий класс школы ходит. Октябрёнок, как и все его школьные друзья – мальчишки, а через два месяца их обязательно примут в пионеры. Уж кто – кто, а они точно достойны.

Старинный же, но вместе с тем молодой и сильный, как былинный богатырь, Душанбе неописуемо красив, и Антошка гордился, что ещё краше малая Родина становилась, благодаря его отцу – строителю. И непонятным для мальчишки оставалось лишь одно – утром мама на занятия его не пустила, объяснив, сегодня школа не работает. Но в окно Антошка видел, как дружки, братья – погодки Абдулло и Гоиб весело бежали к школе. Да тащили за собой сестрёнку капризулю – Мохлико. Дети, как всегда, опаздывали и за Антошкой не зашли. Впрочем, они и так никогда за ним не заходили. А вот он за ними всегда.

Странно.

Но больше всего Антона волновала ссора родителей, – редкое событие в их доме. Где-то в затылке вдруг мелькнула мысль: «мама обманула, и школа работает, как обычно. А врать нехорошо, особенно близким, вот папа на неё и рассердился. Но зачем она соврала»?

– Пап, а почему вы с мамой поругались? – спросил мальчик с опаской, что отец на него тоже рассердится и одновременно с тем удивляясь, как всегда многолюдный город в эти замершие в непонятной тревоге минуты словно и сам вымер, и на улицах почти никого нет.

– Кто сказал? Мы просто поспорили, как ты с друзьями иногда, – добродушно усмехнулся Геннадий, крепко беря сына за руку, и мальчишка, позабыв про свои сомнения, счастливо заулыбался.

– Па, а вы с мамой разве тоже друзья, если спорите, как я с пацанами во дворе?

– Конечно, и даже лучше. Семья, где мы с тобой добытчики, а мама, хранительница очага. И нам её беречь нужно, а то пропадём мы, сынка, без мамки нашей.

Они внезапно остановились. Геннадий присел перед сыном на корточки, внимательно посмотрел ему в синие глаза, полные детского восторга ото всего, что видел и того, о чём ещё не ведал, но обязательно скоро узнает. Мир прекрасен.