И грянул свет

– А мальчонку за компанию взяли. Чтоб летом в городе не болтался, угадал?

– Хэд, о чём он? Какое лето?! – удивлённо зашептал Костя инструктору в ухо, но тот только недовольно скривил губы.

Водитель не расслышал или не обратил внимания. Ответами он, похоже, не интересовался в принципе, и просто хотел, крутя баранку, немного поболтать.

– А я сразу понял, что из Москвы. Больно вид у вас, – Юсуп повернул голову и окинул Хэда взглядом, – столичный. Только что ж забрели так далеко? Пешим ходом. Тут у нас не Арбат. Места дикие, гулять опасно. Змеи, скорпионы. Да и кочевники – люди суровые.

– Ничего-ничего, – инструктор беззаботно махнул рукой. – Я пешим ходом давно брожу, да и мальчонке на пользу, – он кивнул на Костю. – Только вот он, обалдуй, футболку посеял. Теперь гарцует с голым торсом. Чистый Аполлон!

– Бог света? – переспросил водитель и кивнул. – Похож, похож.

Они с Хэдом рассмеялись, а Костя насупился.

– Да не дуйся ты, Константин Эдуардыч, – водитель доверительно толкнул его локтем в бок. – На вот, водички попей.

Едва Костя увидел протянутую флягу, как вцепился в неё руками и жадно откупорил. С наслаждением присосался пересохшими губами к горлышку и опомнился только, когда вся вода уже была выпита. Виновато икнул и покосился на Юсупа.

– Не беда, – успокоил тот. – Там в кузове под брезентом бак с водой. В нём, правда, гвоздики, но если не брезгуете – милости просим.

– Спасибо, я пить не хочу, а парню моему уже хватит, – заверил инструктор, а затем лукаво поинтересовался: – Гвоздики, значит?

– Ну да, да, – Юсуп смутился и начал краснеть, машина чуть вильнула в сторону. – Есть тут одна барышня. В столовой работает. Так что мы сначала туда, а уже потом в гостиницу, не против? Заодно и перекусим.

На душе у Кости вдруг стало так легко и спокойно, что он откинулся назад и тут же задремал. Слышал сквозь сон, как Юсуп спросил Хэда о его странных очках, а тот ответил что-то про особенность радужки. Затем они заспорили о гастрономических пристрастиях – про запечённых змей и сушёных скорпионов, хотя возможно, это уже просто приснилось.

Когда Костя проснулся, в кабине никого не было, а грузовик стоял возле приземистого одноэтажного здания. В тени, на карнизе окна кошка вальяжно вылизывала лапы. Со стороны кузова донёсся голос Хэда.

– А что ж, каждое лето такая жара?

– Каждое, – подтвердил Юсуп. – И в прошлом году жара стояла. И в позапрошлом. А вот три года назад, в семьдесят пятом… Хотя нет, такая же жара была, – он рассмеялся и добавил: – Жарче всего, когда девчата на практику приезжают. Вон они, красавицы, уже сидят, завтракают. Пойду и я. Ты тоже, Эдуард, давай – буди своего Аполлона и подходите.

Костя возбуждённо заёрзал на сидении, сердце бешено застучало.

«Не может быть! Просто не может быть!»

– Хэд! – растерянно выдохнул он, когда инструктор подошёл и заглянул в кабину. – Сейчас что… Сейчас… Хэд, какой сейчас год?!

– Идём.

– Куда? – Костя выбрался наружу и шёпотом затараторил: – Хэд, нам ведь нельзя здесь ни с кем общаться, так?! Вдруг случайно что-то изменим?! А если я проговорюсь о чём-то из будущего, то есть настоящего, нашего настоящего?! Могут быть последствия. Это было в каком-то фильме. Хэд, а как мы сюда попали? Семьдесят восьмой, с ума сойти! Я ведь ещё даже не родился!

Инструктор терпеливо дождался, пока Костя замолчит и переведёт дух, а затем указал пальцем на окно.

– Смотри.

Недавняя кошка теперь вжалась в стекло, выгнула спину и, сверкая глазищами, яростно шипела.

– Что это с ней? – удивился Костя.

– Боится. Чувствует, что тебя не должно здесь быть, и ей страшно. Животные, в отличие от людей, всегда доверяют инстинктам. Поэтому тебя не трогали скорпионы. И не укусила бы змея.

– А как же голова? – возразил Костя. – Она меня почти достала.

– Голова кусалась рефлекторно. Точно так же ты не застрахован от кирпича, который может упасть на голову. Но ни одно животное здесь не решится тебя тронуть.

– Мог бы сказать об этом раньше, – буркнул Костя. – Например, в пустыне, полной ядовитых змей и скорпионов. А теперь… Что мне со всем этим делать, Хэд? Зачем ты показал эту кошку, которая считает меня лишним?

– Вообще-то, – инструктор снова ткнул пальцем в окно, – я показывал не на кошку.

– Ну а на что тогда? – Костя устало взглянул через стекло, как вдруг остолбенел.

Даже после всего случившегося за последние сутки увиденное сейчас было самым удивительным. Две тарелки геркулесовой каши, два компота с сухофруктами, красные гвоздики и… родители! Такие молодые, такие красивые! Отец увлечённо, с чувством что-то рассказывал маме, а та доброжелательно улыбалась, оправляя сарафан в горошек, на щеках играл румянец.

– Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, верно? – вкрадчиво поинтересовался инструктор, но Костя почти не слышал его.

Вся прежняя осторожность, боязнь изменить прошлое моментально вылетели из головы, и он изо всех сил выкрикнул через окно:

– Мама! Папа!

Но в ту секунду, как родители повернули головы, внезапный порыв ветра выдернул наружу занавеску и швырнул Косте в лицо.

– Мама, папа! – снова закричал он и бросился к двери.

Казалось, что его прямо-таки затягивает, засасывает внутрь, словно нечто неведомое желало помочь скорее встретиться с родителями. Распахивая дверь, Костя машинально отметил, что ручка – холодная, прямо-таки ледяная. И тут же увяз в нахлынувшей отовсюду густой темноте. Руки-ноги окаменели, будто парализованные, в голове поплыло, дыхание перехватило, а глаза медленно, устало закрылись.

7. ВЕРНАЯ ВАРИАЦИЯ

Испания, Малага / 26 декабря 1994 года

Застывшие силуэты родителей всё ещё мерещились во тьме, когда в нос бесцеремонно ворвался резкий запах гари. Под ногами оглушительно затрещали деревянные перекрытия, и Костя, коротко вскрикнув, полетел вниз. Больно ударился затылком и глухо застонал, в голую спину иглами вонзились деревянные щепки. С минуту он лежал не в силах пошевелиться, а потом вдруг чья-то сильная рука крепко обхватила запястье и потянула вверх, поднимая на ноги. В темноте мелькнуло бледное лицо и два круга очков.

– Хэд, что случилось? Где мы? – Костя пошатнулся и едва устоял на  ногах.

– У тебя в гостиной, – инструктор мягко поддержал за локоть.

– Да, но…

Глаза уже привыкли к темноте, и Костя зашарил растерянным взглядом по изуродованной огнём комнате.

Прежнюю, привычную гостиную узнать было сложно. Разве что по каким-то отдельным, уцелевшим деталям. Ведь огонь избирателен – что-то уничтожает подчистую, а что-то почти не трогает. Да и человек, когда обставляет интерьер, вряд ли спрашивает у продавца что-нибудь в духе «а уцелеет ли эта тумбочка при пожаре или от неё одни ручки останутся?».

Стены почернели, словно их гангрена изъела. Телевизор превратился в бесформенную кучу расплавленного пластика, ёлка сгорела дотла, мебель по большей части тоже. Всё, что осталось от дорогого фешенебельного дивана, это металлический каркас и страдальчески торчащие во все стороны пружины вместо сидения. По большому счёту гостиная сейчас выглядела как помещение, куда просто свалили груды горелого мусора. Белыми воронами среди этого хлама выделялись огнеупорный сейф и почему-то антикварные часы. Нет, часы, конечно, пострадали при пожаре – и стекло потрескалось, и корпус изъело огнём. Но маятник по-прежнему ходил туда-сюда, резные стрелки показывали без пяти три.

Тяжело вздохнув, Костя сел прямо в диванные пружины и закрыл лицо руками – всё было кончено.

– Надо уходить, – нарушил гнетущую тишину инструктор.

– Мне некуда идти, Хэд. Мой дом здесь. Был… здесь. – Костя убрал руки от лица. Глаза были сухими, губы сжались от злости. – Это ведь он, да? Он устроил пожар? Тоже часть заказа? Убить всю семью и уничтожить их дом. Сволочи!