Принцип бумеранга

Принцип бумеранга
Артем Леонович Чепкасов

Школьные друзья, Олег и Виктор – идеалист и прагматик. Повзрослев, они разошлись в разные стороны из-за пустячной ссоры. Однако злой рок всё же столкнул мужчин лоб в лоб, и пропасть между ними стала вовсе непреодолимой. Об этом герои позабыли и продолжили жить своей жизнью, пока, через много лет, их ошибка не обернулась смертями невинных. «Принцип бумеранга» – это не классический детектив, но остросюжетная проза, в которой до последних строчек для читателя тайна, как поведут себя герои, к чему готовы в достижении своих целей, способны ли понять и принять свои ошибки. Содержит нецензурную брань.

Автор утверждает,

любые совпадения с реальными людьми

и событиями – случайность.

ПРОЛОГ«Справедливость»

– Встать! Суд идёт! – оповестила секретарь в белом, как сама правда, ситцевом сарафане до сандалий. Звонкий девичий голос, желая вырваться на свободу из тесного помещения, беспомощно ткнулся в каждый угол, отразился и зашептал в уши: «Суд идет! Суд идет! Суд»…

Впрочем, это было понятно и без слов. Его ждали. С великим нетерпением. Наконец, в многомесячном споре будут расставлены все точки над «i». И хоть никто из присутствующих не сомневался в обвинительном приговоре, в глазах, замерших во внимании, теплилась надежда на условный срок, – не бандитов же матерых судят. А, ну, как и вовсе оправдают. А что? Есть же справедливость на свете. Точно есть. Десятилетиями проверено. Вот она, к трибуне выходит. Вернее, он. В мантии. Рост средний, прическа а-ля дедушка Ленин, бородки только нет. Зато усики, как у голливудских артистов, играющих гангстеров. Холеный, будто и тридцати ему нет, но известно, давно шестой десяток пошёл. А с другого боку, как ещё должен выглядеть заслуженный юрист России? Только так. Уверенно и непоколебимо. В этой стране нет никого главнее судьи, если не говорить о Боге. Да, в том-то и беда вся, что о Всевышнем не часто вспоминают. Про суды земные больше знают и врут.

Народу в маленьком зале с двумя окнами набилось более чем, но поднялись все бесшумно. Финал истории, потрясшей город. За всю скучную, коли душой не кривить, историю Григорьевска, ни разу не было, чтоб судили тех, кто Закону служить должен. И вот, свершилось. А почему нет? Чем забытый райцентр, затерявшийся меж двух исполинов – Новосибирском и Екатеринбургом, хуже столичных городов? Дома пониже да дороги пожиже. В остальном всё одинаково. И стражи порядка на скамье подсудимых в том числе. С недавних пор это стало модным, а потому присутствовали даже вездесущие, надоедливые репортёры местного телеканала. С видеокамерой. Всё, как у прогрессивных людей. Журналисты готовы были всему Миру показать, в России давно ша беспределу мусорскому. Тоталитарный совок с кровожадными вампирами из НКВД канул в лету, и кто чего хочет, тот того и делает. И необходимо было напомнить людям, что в стране уже десять лет хозяйничает демократия, а то вдруг они ещё не поняли своего счастья.

Олег Рассказов посмотрел на подсудимых, улыбавшихся за железными прутьями решётки. Уверенный взгляд парней напоминал притихшее полуденное море, в коем плескались маленькие волны неуёмного счастья. С минуты на минуту весь этот бред, пафосно нареченный громким уголовным делом, должен был закончиться долгожданными словами: «Из-под стражи освободить». Года три условно. Ерунда. Жизнь-то продолжается. Потому и конвойные, лично знакомые с арестованными, не особо напрягались. А истинных виновников цирка под названием суд, что молва людская в первый же день окрестила показательной поркой, всё одно, Бог накажет. Придёт их час. Принцип бумеранга никто не отменял.

– Приговор именем Российской Федерации! Город Григорьевск, десятое августа две тысячи первого года, – басом, словно артист со сцены, напомнил судья присутствующим где, когда и для чего они собрались.

Назвав фамилии да имена основных участников уголовного процесса, и без того известных в маленьком городке, судья прокашлялся и принялся читать:

– Органами предварительного следствия граждане Тропарев Александр Викторович и Семенов Максим Анатольевич обвиняются в совершении преступления, предусмотренного пунктами, а, б части третьей статьи двести восемьдесят шестой уголовного кодекса Российской Федерации, а именно, в превышении должностных полномочий с применением насилия и спецсредств. Из обвинительного заключения следует. Девятого апреля две тысячи первого года около нуля часов пяти минут…

Стоявший во втором ряду Рассказов знал, о чём гласил процессуальный документ, в шутку называемым милиционерами обманоном. Несомненным было, что и судья, пока знакомился с материалами уголовного дела, выучил его наизусть и, громко читая без запинки, в сухие канцелярские строчки заглядывал исключительно для порядка.

Вся эта катавасия, как командир роты называл любую мало-мальски хлопотную ситуацию, случилась в промозглую ночь, когда Олег уже больше месяца стажировался по должности милиционера отдельной роты патрульно-постовой службы. К тому времени парень притёрся к холодному стационарному посту милиции на одной из окраинных улочек и необъятному количеству бумаг, требовавших обязательного заполнения за время несения службы на маршруте. Расстегнув зимнюю куртку да сдвинув на затылок норковую шапку, подаренную матерью по случаю его дембеля, стажер дописывал очередной за смену протокол об административном правонарушении. Не по правилам, – алкоголик, на которого составлялся документ за распитие спиртного там, где нельзя, давно ушел нарушать общественный порядок дальше, оставив автографы на пустом еще бланке. Однако делать из выпивохи террориста или маньяка никто не собирался, а потому Рассказов без угрызений совести писал, писал и писал. Эта процедура называлась кратко и ёмко – план, за выполнение которого ни лычек, ни премий не полагалось, как бы страстно ни желали того граждане. А вот за невыполнение нерадивых сотрудников милиции ждало лишение надбавки к зарплате за сложность – напряженность да выходных дней. И, усердствуя, Олег досадовал разве что безразличию наставников, сержантов милиции Тропарева и Семенова. Те помогать стажеру не спешили и сидели, курили да ржали над похабными шутками. Но Рассказов, молча, продолжал писать. Его делом было – учиться.

Стажёр от опытного мента тем и отличается, что долго не может привыкнуть к внезапности очередного непотребства, и когда оно случается, сердце колотится часто, а в голове сумбур. Что? Кто? Куда? Зачем? Почему? Откуда? Когда?

Вот и мужик тот, с всклокоченным волосом да окровавленным лицом, в расстегнутой дубленке и выползшей из полуботинка брючиной, ввалился в пост неожиданно, чуть не запнувшись о порог, и дико заверещал:

– Убивают!

Рассказов, было бы, куда падать с невысокого железного табурета за небольшим металлическим столиком, обязательно свалился бы. Тропарев и Семенов даже не перестали улыбаться последней шутке.

– Кого и где? – спокойно спросил старший наряда.

– Вашего! Мусо…аай… мента! – ошарашил избитый. – Тама, во дворе! Сперва до меня привязались, закурить им… А, у меня нету, так они свалили меня, и пинать, а тут раз… Он! За меня вступился, и они все к нему, по лицу ему… Он упал… Я сюда… Бегом …

Последние слова мужик произнес тихо и, окончательно выбившись из сил, устало опустился на узкую железную лавочку для посетителей.

Плюсы срочной службы в российской армии может по достоинству оценить лишь тот, кто недавно оттуда вернулся и не ещё осознал ещё, кончились муштра, уставщина и дедовщина, наряды и караулы, полевые выходы. Рассказов был одним из таких ребят, а потому бежал легко, пытаясь вспомнить, закрыл ли на ключ пост, когда наставники бесцеремонно выпроводили оттуда мужика.

Семенов нёсся впереди. Он легче, стройнее, мускулистее. Грузный Тропарев от напарника отставал, но, тяжело дыша, темп не сбавлял. Олег старался не обогнать Саню. Не по чину было. Да, и бежать было недалеко. И про ключ стажёр забыл уже в следующий миг, – несколько парней со всей дури били ногами кого-то, казалось, уже бездыханно валявшегося в сугробе.

– Прекратить! Милиция! – строго крикнул Семенов и, вынув из держателя на портупее палку резиновую, первым ринулся к компании.

– Вызывай подмогу! – прерывисто приказал Тропарев, передавая Рассказову тяжелую квадратную радиостанцию. – Сам не лезь… Отвечай потом за тебя…

– Центр! Центр! Я триста третий! – взволнованно забубнил Олег в рацию, не переставая смотреть, как два милиционера дерутся с несколькими парнями одновременно. – Центр!

– Чего блажишь? – послышалось из рации, с режущим слух треском. – Стажёр, ты?

– Я… Драка… Большая… Народу куча…

– Где? Говори толком…

– Амурская! – боясь, что может неправильно назвать номер дома, Олег беспокойно вертел головой по сторонам, пытаясь во тьме разглядеть таблички с цифрами. – Семь! Во дворе! У детской площадки!

– Жди.

В следующую секунду из динамика уже хрипело:

– Внимание нарядам и экипажам, находящимся на маршрутах! Срочно прибыть во двор дома семь по Амурской! Требуется помощь триста третьему! Всем нарядам…

Повторив команду, «Виола-Н» протрещала:

– Кто принял? Позывные!

Перекинув ремешок рации через плечо, да позабыв про запрет наставника, Олег тараном влетел в гущу толкающихся, харкающих матами, озлобленно рычащих людей. Схватил кого-то за шиворот куртки, потащил от Семенова на себя, увернулся от одного удара кулаком в лицо и тут же поймал следующий. В голове загудело, челюсть заныла. Упали, стали барахтаться в снегу. Как Рассказов сумел оказаться сверху, он и сам не понял. Придавив коленом грудь поверженного противника, стал лупить по неразличимому в темноте лицу, что было силы. Теперь оттаскивали его, и он, не видя кричащего, слышал над макушкой голос, казавшийся ему далёким:

– Отставить! Стажер, отставить! Брось его! С ума сошел?!

Олег встал, обернулся, увидел стоящих перед ним бойцов экипажа вневедомственной охраны. А рядом с ними инспектора ДПС с ошарашенным взглядом.

– Спятил? Ты ж его чуть не замочил, – озадаченно пробубнил Тропарев, показывая взглядом на парня, стоявшего на карачках и кровью сплевывавшего в истоптанный снег. – Чё творишь? Думать надо! У тебя задача, задержать, а не убить…

Олег не ответил. Внутренняя дрожь в юношеском теле не желала униматься. Медленно оглядев заснеженное поле брани, он убедился, что все кончилось. Слишком быстро. И понять не успел, что это было, а только милиционеров в неприветливом дворе присутствовало уже больше, чем тех, с кем сцепился их наряд. И почти в каждом окне, тёмном всего несколько минут назад, зажёгся свет. Жильцы с интересом наблюдали, что происходит в их дворе, чего мусора понаехали.

– Вы ещё не знаете, кто я! У меня отец! – не унимался один из задержанных, насильно посаженный на заднее сидение уазика. – Твари вы!

Глаза его с наливавшимися под ними синяками, пылали ненавистью. Из разбитого носа сочилась кровь.

– Я несовершеннолетний! Животные! Мне, вааще, шеснацать! Поняли?! Вам кранты, уроды!

И повторил по слогам, перемежая матом:

– Вам кранты! Я – малолетка!

«А с виду и не скажешь. Здоровенький телок уродился, на двадцать с гаком потянет», – безразлично подумал Олег, но, кроме него, внимания на беснующегося подростка больше никто не обращал. Каждый из присутствующих за годы службы привык к таким деткам, и только в жизни стажёра подобное происходило впервые. Тропарев, с оторванным наполовину капюшоном на бушлате, легонько тормошил за плечо лежавшего в сугробе милиционера, однако тот не реагировал.

– Оставь, хуже сделаешь, – нервно прикуривая, сказал Семенов и спросил. – Скорую вызвали?

– Ага, – кивнул гаишник. – Едут уже…

– Это Жучков что ли? Околоточный с привокзального? – спросил боец экипажа вневедомки, глядя на лежащего. – Околоточный с привокзального?