Коридор был один, но дальше он разветвлялся в разные стороны. Я шел, поглядывая по сторонам, как вдруг чуть не столкнулся со своим бригадиром, к которому был записан. Он увидел в моих руках другой талончик (не тот, что сам выдавал) и сразу же насупился.
– К другому пошел? Меня проигнорировал? Зачем записывался тогда?
Я попытался объяснить, рассказать, как такое получилось, но тот лишь отмахнулся и пошел дальше по коридору. Я не знал, догонять его или нет. В конце концов решил идти на передачу. Что уж теперь? Раз так получилось, значит, ничего уже не поделаешь.
После этого случая бригадир реально обиделся на меня очень сильно. И как я ни пытался прояснить ситуацию, ничего не получалось. Целых полгода он меня никуда не брал, причем явно намеренно.
Вот и такие случаи бывают, так что старайтесь не ссориться со своими бригадирами (да и не своими тоже). Тут и без всякого черного списка можно попасть в немилость. Причем так сильно, что потом на долгое время можно будет остаться без работы. А массовщик – это профессия очень зависимая. Народу всегда хватает. И если тебя не будет, то на твое место тут же найдутся желающие. Может, они будут лучше, может, хуже, но найдутся. В массовке незаменимых нет.
Байка 42. Попал в массовку
В массовку попадают совершенно разные люди по совершенно разным поводам. Кому-то просто в жизни повезло/не повезло, кто-то всегда хотел попасть на экран, но в актеры выбиться даже не попытался или не сумел.
Помню, разговаривал с одним человеком. Симпатичный мужичок с меня ростом, на вид ничего выдающегося – кажется, такого можно встретить в любом вагоне метро. А тут раз – и выясняется, что он работал на кораблях дальнего плавания. Весь мир объездил, в стольких странах побывал, что мне и не снилось. Почему же все закончилось массовкой?
– Трудные времена были, перестройка, временно сошел на берег – поработать на земле, так сказать, а потом не было работы на корабле, пришлось как-то обустраиваться и менять профессию. Сначала пытался найти работу на речных судах. Но когда там смотрели мой послужной список, разводили руками и говорили, что для меня работы нет. Однажды судьба распорядилась так, что я с другом оказался в коридорах студии. Мы уже собирались уходить, когда нас остановил человек: «В фильме сняться не хотите?» Мы сначала опешили, но потом согласились. А почему бы не попробовать? А там пошло-поехало.
Дальше мне трудно передать именно его слова, поэтому опишу своими. Сначала удалось познакомиться с одним бригадиром, потом с другим, постепенно попал в списки, и стали вызывать на съемки. Это сейчас все просто стало: подал заявку в Интернете, бросил свои данные – тебе позвонили… или не позвонили. А раньше с тобой связывались по обычному стационарному домашнему телефону. Повезло, если на тебя попадали, а если нет, то и узнать уже нельзя было, что возможность какую-то упустил. Если же никто не звал, то приходилось самому брать записную книжку и обзванивать всех знакомых бригадиров, пытаясь узнать у них, есть что-нибудь на завтра-послезавтра или нет. В общем, дело было довольно сложное. Хорошо, если удавалось на одних съемках договариваться на следующие. Но такое бывало не так уж и часто.
– Иногда я вспоминаю свою прежнюю жизнь на корабле. И, может быть, если бы выпал шанс, то я бы и вернулся на флот. Но с другой стороны… может, и нет.
Вот так человек с очень хорошей и нужной профессией стал заниматься совсем другим делом.
И совсем другой случай. Мужчина долгое время работал зоотехником, а потом вышел на пенсию и подался в массовку. Вот его, бедного, стали засыпать вопросами, когда узнали о бывшей профессии.
Получилось все так: на съемках присутствовали лошади – точнее, кони. Речь зашла о том, кто же такие мерины. Один пожилой человек стал уверять: мерины – это не только кастрированные кони, но и те, которые просто «не могут». Как он выразился.
– И это ты мне как зоотехнику будешь объяснять? – последовал вопрос.
И тут начался длительный спор. Потом все заинтересованные начали у зоотехника выяснять, какие лошади самые лучшие, как свиней разводить, кто такие лошаки и кто-то на них похожий. Хорошо, что дядька оказался из разговорчивых. Потому что его потом очень долго не отпускали. Вот так и афишируй свою бывшую профессию.
Как я уже говорил, в массовку могут попасть совершенно разные люди. Никогда не угадаешь, кем был раньше тот или иной человек. Но в этом тоже есть свой интерес.
Байка 43. Долгий и трудный массовочный день
Съемки порой начинаются очень рано. Точнее, вызывают туда очень рано. А вот сами съемки могут начаться когда угодно. Вот и на этот раз нас вызвали к семи утра. Что делать – надо так надо. Пришлось вставать в пять и мчаться, чтобы не опоздать, почти на другой конец Москвы. Встретили нас нормально, все четко. Бригадир не подвел. Затем посадили в автобус и повезли на съемочную площадку.
Доехали довольно быстро, минут за сорок. Площадка была организована в небольшой деревушке. Именно деревушке, потому что нужны были дома деревенского типа, а не дачного. Впрочем, с каждым годом становится все сложнее отличать одни от других.
Съемки начались довольно бодро. Рабочие быстро организовали нужные объекты, был выставлен свет, и работа закипела. У меня была роль шантажиста, которого в конце концов убивали. Что ж, туда всем шантажистам и дорога (но не мне, конечно).
Вроде обещали три сцены. Хорошее дело. Всегда интересно, когда их несколько, да еще они совершенно разные, и в то же время если эти сцены представляют не обычного прохожего, вышагивающего где-то на заднем плане. В первой я старательно следил за домом нужного мне человека. Сняли этот момент быстро, буквально за два дубля, а вот далее меня нужно было убить. С этим уже пришлось повозиться: сначала пришлось отработать, как меня будут хватать, как душить, как я буду дергаться.
Первый раз партнер схватил меня так жестко за шею, что я и правда не мог дышать. Потом он меня отпустил и спросил:
– Ну как, нормально? Не сильно я тебя прихватил?
– Нормально… – кое-как ответил я.
Но, видимо, по мне было заметно, что было бы лучше хватать полегче, потому что последующие дубли прошли не так жестко. Шея потом еще несколько дней болела. Так и представляешь себе, а что, если бы профессиональный киллер вот так схватил? И опомниться не успеешь, как коньки отбросишь.
Далее отрабатывался момент, когда меня держат и бьют ножом. Мой убийца был ростом практически с меня, поэтому когда он держал меня за шею, приходилось отклоняться назад, а ноги автоматически подгибались. Режиссер еще поинтересовалась, зачем я ноги подгибаю.
– Так это автоматически получается. Убийца, чтобы меня удерживать жестко и приставлять нож к горлу, по-другому сделать и не может, – ответил я.
– Ну, раз так…
Режиссер пожала плечами и оставила этот момент без изменений.
В кадре решили меня не бить, а то я уже начал нервничать: вдруг удар будет нанесен так же жестко (несмотря на то, что нож использовался складной), как и удушение, какое провели в первый раз. Но, слава богу, ограничились только приставленным ножом к горлу и замахом. Далее был «стоп», и следующая сцена готовилась уже отдельно.
Меня положили на пол и смачно налили бутафорской крови вокруг и на меня.
– Какая хорошая кровь у Ленки получается! – сказала одна из гримеров.
– Да, я такую и не видела раньше. Хорошо ложится, цвета натурального. Одно удовольствие смотреть!
Что ж, рассмотреть мне не сильно удалось, зато полежать в ней – очень даже. Только в самом начале она показалась мне холодной, но дальше, когда «кровь» слегка согрелась, я ее почти не ощущал.
Если вы думаете, что самое сложное – это отыграть убийство, то вы ошибаетесь. Убийства убийствам рознь. Есть, конечно, сложные варианты, но каждый раз отыгрывать труп, который переворачивают и осматривают, ни капли не проще. А все потому, что всегда нужно занимать точно такое же место, которое было задано изначально. Чтобы снять одну и ту же сцену, съемки проводятся с разных камер или с разных сторон. Но так как часто камера вообще одна (или же они просто не могут находиться в поле видимости друг друга), дублей приходится делать множество, и это несмотря на то, что и первый может получиться великолепно.
Сами представьте: снимается первый вариант – труп лежит на пороге дома, камера стоит напротив в коридоре. Вбегает следователь, проверяет труп, поворачивает, кладет на спину. Далее небольшой диалог с напарником – всё, стоп! Затем камера ставится сбоку, и теперь уже отсюда идет съемка. Потом с другого боку, дальше от трупа, потом через окно и т. п. То есть чтобы снять одну небольшую сценку, часто делают несколько перестановок.
И ведь после каждого дубля трупу (то есть мне) приходилось исхитряться и ложиться точно так же, как я лежал в первый раз. Хорошо, когда поза дается какая-то простая, но в данном случае мне приходилось валяться на боку, как-то хитро скрестив ноги и разложив руки. Мало того, что одна нога в таком положении начинала затекать, так еще и лежать приходилось в этой позе подолгу, пока шли перестановки. Полностью вставать было совсем не желательно: потом лечь и изобразить точно такой же вариант я бы вряд ли сумел. Тут бы и фотография не сильно помогла. Хотя чаще всего делают именно так: «труп» ложится, затем его фотографируют, потом уже производятся нужные действия, и если возникают какие-то сомнения, затем по фотографии можно воспроизвести, как лежал человек изначально. В принципе, удобно, но чем сложнее поза, тем труднее ее потом повторить.
Что ж, полежать и поворочаться мне пришлось изрядно. Повезло еще, что лежал я рядом с дверью и поэтому одной рукой мог упираться в косяк. Это служило для меня четким ориентиром, как нужно лечь. Впрочем, я не уверен, что сумел повторить все совершенно точно в мельчайших подробностях. Надеюсь, что не найдется особо въедливых и дотошных зрителей, способных заметить все нюансы.
Долго ли, коротко ли, но свою роль трупа я отыграл, и меня усадили на табуретку неподалеку. Точно было не понятно, нужно ли будет меня еще использовать в таком виде или нет. И вот я сидел весь в «крови», грелся на солнышке, а вокруг сновали дети, родители которых как раз и сдавали объект в аренду. Надо отдать им должное, поглядывать на меня они поглядывали, но вопросов не задавали. А малышка, с которой детям постарше было совсем не интересно, та вообще села со мной рядом и развлекала меня разными детскими шутками.
Время съемок на данном объекте подошло к концу. Я в предвкушении заслуженного отдыха и возвращения домой уже шел к гримерке, когда мне как снег на голову высыпалась новость: я еще нужен для ночных съемок.
– За-ши-бись… – мысленно сказал я.
Впрочем, съемки были интересные, и я совсем не прочь был поболтаться тут еще немного. Но так получалось, что на съемочной площадке придется пробыть значительно дольше, чем я рассчитывал. Ладно, что поделать. Ты массовочник или кто?
Гримеры немного помогли мне оттереться от крови, остальное я потом отмыл уже в специальной туалетной машине. И вот уже, свежий и чистый, я бегу получать свой обед. Когда я подошел, парень, раздающий суп и второе, подозрительно посмотрел на меня и спросил:
– А вы тоже из группы?
– Конечно! Я же только что трупом лежал! А трупу тоже полагается еда!
– Да, это наш! – вступился за меня администратор.
Мне показалось, что у парня еще остались сомнения, но он промолчал и дал мне мою порцию.
Обед! Это слово радует, как мне кажется, любого работника. Вся съемочная группа радостно приступила к еде, наворачивая супы, второе и компот за обе щеки. Вообще обед на съемках – это не то же самое, что обед в школе или в детском саду. Он не привязан к определенному времени. Снимается заданный эпизод или эпизоды, и уже независимо от того, когда съемки были закончены, начинается обед, который объявляется по рации на всю площадку. На него может отводиться от получаса и больше. Впрочем, он бывает еще и «плавающим». В этом случае люди из группы питаются тогда, когда у них выпадает свободная минутка. Иногда еду приносят прямо на съемочную площадку, где основные действующие лица (включая режиссера и оператора) принимают пищу, прямо не отрываясь от работы.
На мой житейский взгляд, обеды можно делать и покороче, особенно если группа небольшая и все быстро могут получить свою еду. Я еще понимаю, когда снимается больше пятидесяти человек. Там пока все свои порции получат… Впрочем, когда участвует такая большая массовка, кормят не всегда. А жаль.