– Одли-Корт. – Он указал на узкую щель в ряду тусклых кирпичных домов. – Я буду ждать вас здесь.
Одли-Корт ничем не радовала глаз. Через тесный переулок мы вышли на квадратную площадь, мощенную плитами и обставленную убогими домишками. Лавируя меж чумазых ребятишек и веревок с застиранным бельем, мы добрались до номера 46, где на двери красовалась латунная табличка с гравировкой «Ранс». Справившись в доме, мы узнали, что констебль еще не вставал с постели. Нам предложили подождать его в маленькой гостиной с окнами на площадь.
Вскоре констебль пришел, слегка недовольный тем, что его сон прервали.
– Я уже отчитался в участке, – сказал он.
Холмс достал из кармана монету в полсоверена и стал задумчиво ею поигрывать.
– Мы подумали, что лучше будет самим услышать ваш рассказ, – объяснил он.
– Охотно сообщу вам все, что знаю, – заверил констебль, не отрывая взгляд от золотого кругляша.
– Просто расскажите своими словами, как это случилось.
Ранс уселся на диван из конского волоса и сдвинул брови, словно сосредоточившись, чтобы ничего не забыть.
– Начну с самого начала, – проговорил он. – Моя смена – с десяти до шести утра. В одиннадцать была потасовка в «Белом олене», но в остальном дежурство проходило без происшествий. В час припустил дождь, я встретился с Гарри Мерчером, который дежурил на Холланд-Гроув, и мы остановились переговорить на углу Хенриетта-стрит. Часа в два, в начале третьего мне вздумалось сделать обход и убедиться, что на Брикстон-роуд все спокойно. На улице было грязно, вокруг ни души. По дороге мне никто не попался, только проехал кэб, а может, два. Шагаю я эдак, думаю (между нами), как кстати пришлось бы сейчас хлебнуть джину, порцию на четыре пенса с горячей водой и лимоном, – и вдруг замечаю огонек в том самом доме. А я ведь знаю, что два этих дома по Лористон-Гарденз стоят пустые, потому как владелец не пожелал наладить канализацию, хотя последний съемщик умер от брюшного тифа. При виде огонька у меня глаза на лоб полезли, и я заподозрил недоброе. Подхожу к двери…
– Вы остановились, а потом вернулись к калитке, – прервал Холмс констебля. – Почему?
Ранс подскочил и в изумлении уставился на него:
– Все верно, сэр, хотя как вы дознались, одному Богу известно. Видите ли, у двери мне подумалось, что больно здесь глухо и безлюдно и не будет большой беды, если я прихвачу напарника. По эту сторону могилы мне ничего не страшно, а вот что, если тот, тифозный, пришел осмотреть канализацию, которая его сгубила? Когда мне это стукнуло в голову, я воротился к калитке посмотреть, не светится ли где фонарь Мерчера, но вокруг никого не было.
– Никого-никого?
– Не то что человека, даже и собаки. Тогда я собрался с духом, повернул обратно и открыл входную дверь. Внутри все было тихо, и я направился в комнату, где горел огонек. На каминной полке мигала свеча из красного воска. При ее свете я увидел…
– Да, я знаю, что вы увидели. Вы несколько раз обошли комнату, опустились на колени около трупа, потом проверили противоположную, кухонную дверь, потом…
Джон Ранс испуганно вскочил на ноги; в глазах его вспыхнуло подозрение.
– Где вы прятались? Вы там были? Сдается мне, слишком уж много вам известно.
Холмс рассмеялся и через стол кинул констеблю свою визитную карточку.
– Подумываете, не арестовать ли меня за убийство? Не стоит. Я не волк, а одна из ищеек; мистер Грегсон и мистер Лестрейд это подтвердят. Но продолжайте. Что вы сделали дальше?
Ранс, с той же удивленной миной, сел.
– Воротился к калитке и свистнул в свисток. Откликнулись Мерчер и еще двое полицейских.
– На улице снова никого не было?
– Почитай что никого.
– Как вас понять?
Физиономия констебля расплылась в ухмылке.
– Повидал я на своем веку пьяных, но этот малый уж вовсе упился до чертиков. Когда я вышел, он опирался на ограду у калитки и во все горло распевал – «Колумбины флаг водно-волосатый» или что-то вроде. Ноги его совсем не держали.
– Как он выглядел? – спросил Шерлок Холмс.
Джону Рансу явно не понравился этот не имеющий отношения к делу вопрос.
– Да в стельку пьяный тип, – ответил он. – Забрать бы его в участок, но нам было не до того.
– Лицо, одежда – запомнили что-нибудь? – нетерпеливо прервал его Холмс.
– Еще бы, ведь нам с Мерчером пришлось поддерживать его с двух сторон. Долговязый, лицо румяное, подбородок закутан…
– Отлично! – воскликнул Холмс. – И что с ним?
– Мы были слишком заняты, чтобы с ним нянчиться, – обиженным тоном отозвался полицейский. – Держу пари, целехонек добрался до дома.
– Как он был одет?
– Коричневое пальто.
– В руке кнут?
– Нет… кнута не было.
– Стало быть, не взял, – пробормотал мой компаньон. – После этого вы заметили кэб? Или, может быть, слышали стук колес?
– Нет.
– Вот ваши полсоверена. – Шерлок Холмс встал и взялся за шляпу. – Боюсь, Ранс, карьера в полиции вам не светит. Голова вам служит только для украшения. Прошлой ночью вы могли заслужить сержантские нашивки. У вас в руках побывал человек, владеющий ключом к этой тайне, – тот самый, которого мы ищем. Нет смысла теперь об этом рассуждать, просто поверьте мне на слово. Пойдемте, доктор.
Мы направились к кэбу, а наш собеседник проводил нас недоверчивым, однако же явно растерянным взглядом.
– Несусветный дурень, – фыркнул Холмс. – Подумать только, ему улыбалась такая редкостная удача, а он ею не воспользовался.
– Я по-прежнему ничего не понимаю. Да, описание этого человека совпадает с тем, что вы сказали об участнике трагедии. Но зачем ему возвращаться в дом? Преступники так не поступают.
– Кольцо, дружище, кольцо, вот зачем он вернулся. Если он не идет к нам в руки, у нас остается эта наживка – кольцо. Я доберусь до этого человека, доктор… ставлю два к одному, что доберусь. Мне надо вас поблагодарить. Если бы не вы, я бы туда не собрался и не видать бы нам этого прекраснейшего из этюдов – этюда в багровых тонах. Почему бы не прибегнуть для такого случая к языку искусства? Жизнь – клубок бесцветных нитей, но вот в него вплелась алая нить убийства, и наша задача – распутать клубок, найти эту нить и вытянуть ее всю, до последнего дюйма. А теперь к ланчу и затем к Норман-Неруде. Смычком она владеет бесподобно. Помните в ее исполнении ту пьеску Шопена: «Тра-ла-ла-лира-лира-лэй»?
Откинувшись на спинку сиденья, сыщик-любитель разливался, как жаворонок, а я размышлял о многогранности человеческого разума.
Глава V
По нашему объявлению приходит посетитель
Утренние приключения оказались непосильны для моего подорванного здоровья, и днем меня одолела усталость. Когда Холмс ушел на концерт, я прилег на диван, чтобы часик-другой поспать. Но это мне не удалось: мозг мой был взбудоражен, его осаждали причудливые фантазии и предположения. Стоило закрыть глаза, и передо мной возникала перекошенная павианья физиономия мертвеца. От нее веяло такой жутью, что я не испытывал ничего, кроме благодарности, к человеку, отправившему ее обладателя на тот свет. Столь явственное отражение самых злостных пороков встретилось мне единственный раз в жизни – на лице Еноха Дж. Дреббера из Кливленда. Это не мешало мне осознавать, что правосудие должно свершиться и в глазах закона порочность жертвы не оправдывает убийцу.
Чем больше я думал, тем более странной казалась мне гипотеза моего компаньона – что покойный был отравлен. Помня, как Холмс обнюхивал губы жертвы, я не сомневался, что эта идея возникла у него неспроста. Опять же, какова могла быть причина смерти, если на теле не было ни ран, ни следов удушения? С другой стороны, эта лужа крови на полу – чья она? Никаких следов борьбы, нет и оружия, которым Дреббер мог бы ранить своего противника. Я чувствовал, что, пока на эти вопросы не найдется ответа, мы с Холмсом не сможем уснуть спокойно. Помня, как хладнокровно и уверенно он держался, я предполагал, что у него уже родилась гипотеза, объясняющая все факты, но вот в чем она состоит – я не представлял себе даже отдаленно.