Весь Шерлок Холмс

– Я не хотел, прости, – виновато сказал мужчина, развязывая узел и извлекая из него прелестную девчушку лет пяти в изящных туфельках и красивом розовом платьице с полотняным фартучком, явно сшитыми руками заботливой матери. Девочка была бледной и осунувшейся, но крепенькие ножки и ручки свидетельствовали о том, что на ее долю не выпало столько тягот, сколько на долю ее спутника. – Все еще болит? – озабоченно спросил мужчина, видя, что ребенок трет затылок, покрытый взъерошенными золотистыми локонами.

– Поцелуй – и все пройдет, – очень серьезно попросила девочка, подставляя ему ушибленное место. – Мама всегда так делала. А где мама?

– Мамы нет. Но скоро, думаю, ты увидишься с ней.

– Нет? Как это? – удивилось дитя. – Она же не попрощалась со мной; даже когда мама уходит к тете пить чай, она всегда говорит мне «до свидания», а теперь ее нет уже три дня. Ой, как хочется пить! У тебя нет воды? И чего-нибудь поесть?

– Нет, милая, ничего нет. Потерпи немного, скоро все будет хорошо. Положи головку мне на колени, тебе станет легче. Мне трудно говорить, губы пересохли, но лучше тебе знать правду. А что это у тебя такое?

– Это такие хорошенькие штучки! Видишь, какие они красивые? – радостно воскликнула девочка, протягивая мужчине два кусочка сверкающей слюды. – Когда мы вернемся домой, я подарю их братцу Бобу.

– Скоро ты увидишь куда более красивые вещи, – заверил ее мужчина. – Только подожди чуток. Я вот что хотел тебе сказать… Ты помнишь, как мы ушли с реки?

– Да, помню.

– Видишь ли, мы надеялись, что скоро придем к другой. Но что-то случилось – то ли компас сломался, то ли карта была неправильная, то ли еще что, но к другой реке мы так и не вышли. Вода у нас кончилась. Осталось лишь несколько капель для таких малышей, как ты, и… и…

– И тебе нечем было умыться, – подхватила девчушка, укоризненно глядя на его перепачканное лицо.

– Да, ни умыться, ни попить. И тогда мистер Бендер[27 - Эту фамилию носило семейство, отдельные члены которого считались каннибалами, орудовавшими в этой местности.] умер первым, за ним индеец Пит, потом миссис Макгрегор, потом Джонни Хоунс, а потом, милая, твоя мама.

– Так мама тоже умерла? – вскрикнула девочка и, закрывшись фартучком, горько заплакала.

– Да, все умерли, кроме нас с тобой. Мне показалось, что в этой стороне может быть вода, поэтому я взвалил тебя на плечо и понес. Но, похоже, и тут ее нет. Так что, видать, надеяться нам особо не на что.

– Значит, мы тоже умрем? – спросило дитя, успокаиваясь и поднимая заплаканное личико.

– Боюсь, к тому идет.

– Почему же ты сразу не сказал? – весело рассмеялась девчушка. – Ты меня так напугал. Раз мы тоже умрем, значит, снова увидим маму.

– Да, милая, скоро ты увидишь ее.

– Ты тоже. И я расскажу ей, какой ты был добрый. Вот увидишь, она встретит нас на небесах с большим кувшином воды и целой кучей гречишных лепешек, горячих и намазанных маслом с обеих сторон, как любим мы с Бобом. Сколько нам еще ждать?

– Не знаю. Не очень долго. – Глаза мужчины были прикованы к северной части горизонта. Там, на фоне неба, появились три маленькие точки, которые с каждой секундой увеличивались, стремительно приближаясь, и наконец превратились в трех огромных птиц. Сделав несколько кругов над головами путников, они уселись на утесе напротив, чуть повыше. Это были грифы, стервятники Запада, безошибочно чующие смерть и слетающиеся на добычу.

– Петушки и курочки, – обрадовалась девочка, показывая пальчиком на зловещих птиц, и захлопала в ладоши, чтобы заставить их взлететь. – Скажи, а эту землю тоже создал Господь?

– Конечно. Он создал все, – ответил мужчина, крайне удивленный столь неожиданным вопросом.

– Нет, Он создал Иллинойс, Он создал Миссури, – продолжала девочка, – а эту землю создал, наверное, кто-то другой. Потому что она не такая хорошая: он забыл про воду и деревья.

– Может, помолишься? – неуверенно предложил мужчина.

– Так еще же не пора спать, – удивилась девочка.

– Не важно. Еще действительно рановато для вечерней молитвы, но Он не будет в претензии, поверь мне. Прочти те молитвы, что всегда читала на ночь там, в повозке, когда мы ехали по прериям.

– А ты? Ты разве не будешь читать молитву? – Девочка удивленно подняла бровки.

– Да я уж все их позабыл, – признался мужчина. – Последний раз молился, когда был ростом с половину этого ружья. Впрочем, никогда не поздно попробовать еще раз. Ты молись вслух, а я встану рядом и буду повторять за тобой.

– Тогда тебе нужно опуститься на колени, и мне тоже, – сказала малышка, расстилая шаль. – Теперь сложи руки вот так, и тебе станет хорошо.

Странное это было зрелище, если бы его наблюдал кто-нибудь, кроме грифов: на расстеленной узкой шали рядком стояли на коленях двое путников – лепечущий ребенок и бесстрашный, закаленный жизнью авантюрист. Их лица, круглое детское и изможденное мужское, были обращены к безоблачному небу в горячей мольбе, возносимой тому суровому Существу, с которым ребенок и мужчина остались теперь один на один, и их голоса – один тоненький и чистый, другой низкий и хриплый – сливались, взывая о милосердии и прощении. Окончив молитву, они снова уселись в тени скалы и сидели так, пока ребенок не уснул, прильнув к широкой груди своего заступника. Тот некоторое время оберегал невинный покой ребенка, но постепенно усталость одолела и его: ведь три дня и три ночи он не позволял себе ни сна, ни отдыха. Отяжелевшие веки мужчины медленно опускались на усталые глаза, голова клонилась все ниже и ниже на грудь, и наконец седеющая борода переплелась с золотистыми кудряшками его маленькой спутницы – оба забылись глубоким сном без сновидений.

Если бы странник пободрствовал еще с полчаса, перед его взором предстало бы странное зрелище. Далеко-далеко, на самом краю соляной равнины, поднялось крохотное облачко пыли, поначалу такое призрачное, что его трудно было различить на фоне марева, висевшего над горизонтом, но мало-помалу оно становилось выше и шире, пока не превратилось в плотную, отчетливо видную тучу. Эта туча продолжала увеличиваться в размерах, и в какой-то момент стало очевидно, что столько пыли могло поднять только огромное скопление движущихся вместе живых существ. Находись наблюдатель в более плодородной местности, он подумал бы, что навстречу ему несется крупное стадо бизонов, из тех, что пасутся в прериях. Но в такой дикой безводной пустыне это было совершенно немыслимо. По мере того как пыльный вихрь приближался к одинокой скале, под которой укрылись два неприкаянных путника, сквозь густую завесу начали вырисовываться верхушки полотняных тентов, натянутых над повозками, и фигуры вооруженных всадников, а еще через какое-то время картина обозначилась полностью: это был направлявшийся на запад караван. Но какой! Когда головная его часть достигла подножия горы, хвост все еще терялся за горизонтом. Вереница с трудом продвигавшихся вперед телег и крытых повозок, мужчин, пеших и верховых, бесчисленных женщин, которые брели, сгибаясь под тяжестью своей ноши, и детей, либо ковылявших рядом с повозками, либо выглядывавших из-за пологов добела выгоревших на солнце парусиновых тентов, растянулась вдоль всей огромной равнины. Похоже, это была не обычная группа переселенцев, а единое племя кочевников, вынужденное под давлением обстоятельств искать новое пристанище. Воздух наполнился какофонией лязгающих и грохочущих звуков, объединивших гул голосов огромной людской массы, скрежет колес и ржание лошадей. Но даже эти громкие звуки не разбудили двух утомленных путников, прикорнувших на склоне горы под нависающей скалой.

Колонну возглавляли десятка два или больше вооруженных винтовками суровых всадников с каменными лицами, в строгой темной домотканой одежде. Поравнявшись со скалой, они остановились и устроили между собой короткий военный совет.

– Родники должны находиться справа, братья, – сказал один из них, гладко выбритый мужчина с упрямой линией губ и заметной проседью в волосах.

– Справа от Сьерра-Бланки – стало быть, мы на пути к Рио-Гранде[28 - Река, берущая начало в Скалистых горах и впадающая в Мексиканский залив.], – отозвался другой.

– Не бойтесь, без воды мы не останемся! – воскликнул третий. – Тот, кто мог высечь ее из камня, не покинет Свой избранный народ и теперь.

– Аминь! Аминь! – подхватили остальные.

Они собирались уже снова двинуться в путь, как вдруг один из самых молодых и зорких вскрикнул и указал на острую скалу, возвышавшуюся над дорогой. Зацепившись за край, на ней трепетал маленький розовый лоскуток, резко контрастировавший с унылым серым камнем. При виде этого яркого пятна мужчины придержали лошадей и вскинули винтовки; на подмогу авангарду из задних рядов тут же поспешили другие всадники. По колонне тревожно пробежало слово «краснокожие».

– Тут не может быть много индейцев, – сказал пожилой мужчина – судя по всему, военачальник. – Территорию поуни мы уже миновали, а других племен по эту сторону горного хребта нет.

– Позвольте мне пойти посмотреть, что там, брат Стэнджерсон? – попросил один из всадников.

– И мне, и мне, – раздалась еще дюжина голосов.

– Оставьте лошадей здесь, мы будем ждать вас, – распорядился старейшина. Молодые всадники вмиг спешились, привязали лошадей и стали взбираться по крутому склону к тому месту, где трепетал лоскут, привлекший их настороженное внимание. Они карабкались ловко и бесшумно, с уверенностью и проворством бывалых лазутчиков. Оставшиеся внизу наблюдали, как легко они перепрыгивают с уступа на уступ, пока их силуэты не обозначились на фоне неба. Первым до места добрался молодой человек, поднявший тревогу. И вдруг те, что шли позади, увидели, как он всплеснул руками от удивления. Поравнявшись с ним, они и сами изумились открывшемуся их взорам зрелищу.

На небольшой ровной площадке, под скалистым уступом, лежал высокий, неправдоподобно тощий мужчина в вельветиновой куртке, с резкими чертами лица и длинной бородой. Его безмятежный вид и ровное глубокое дыхание свидетельствовали о том, что он крепко спит. А рядом, обхватив его жилистую коричневую шею белыми ручками, лежала маленькая девочка; ее златокудрая головка покоилась на его груди. Розовые губки ребенка чуть приоткрылись, обнажая ровный ряд белоснежных зубов, младенческие черты озаряла счастливая улыбка. Пухлые белые ножки в белых носочках и изящных туфельках с блестящими пряжками являли удивительный контраст с длинными исхудалыми конечностями ее спутника. На выступе скалы над этой странной парой неподвижно-торжественно восседали три грифа. Недовольные появлением людей, они с резким пронзительным клекотом нехотя поднялись в воздух и, хлопая крыльями, улетели.

Крики мерзких птиц разбудили спящих. Ничего не понимая спросонья, они в недоумении озирались по сторонам. Потом мужчина с трудом встал и бросил взгляд вниз, на равнину, такую пустынную перед тем, как сон сморил его. Теперь от края до края ее пересекала огромная колонна людей и животных. Словно бы не веря самому себе, он протер глаза костлявой ладонью.

– Значит, вот оно какое, предсмертное видение, – пробормотал он. Девочка стояла, ухватившись за полу его куртки, но в ее взгляде читалось лишь безмерное детское любопытство.

Неожиданно объявившиеся спасатели быстро убедили путников в том, что они – не видение. Один из мужчин посадил девчушку себе на закорки, двое других взяли под руки ее немощного спутника, и все вместе они начали спускаться вниз.

– Меня зовут Джон Феррье, – представился путник. – Я да еще вот эта малышка – все, что осталось от группы, куда входил двадцать один человек. Остальные умерли от жажды и голода еще там, на юге.

– Это ваша дочь? – поинтересовался кто-то.

– Теперь, выходит, моя, – с вызовом ответил странник. – Моя, потому что я спас ее. И никто ее у меня не отнимет! Отныне она – Люси Феррье. А вы кто? – спросил он, с любопытством оглядывая своих опаленных солнцем дюжих спасителей. – У вас, похоже, неслабая команда.

– Да, тысяч десять наберется, – сказал один из молодых людей. – Мы – гонимые чада Божии, избранный народ ангела Мероны[29 - Вероятно, имеется в виду Морони, то есть Энджел Морони, сын Мормона, который явился Джозефу Смиту в видении, ниспосланном ему в Пальмире, штат Нью-Йорк, в 1823 году.].

– Никогда о таком не слыхал, – признался путник. – Многовато же у него избранников, как я погляжу.

– Не смей богохульствовать! Это для нас свято, – строго прикрикнул один из тех, кто поддерживал Джона под руку. – Мы – народ, который верит в священные заповеди, начертанные египетскими иероглифами на кованых золотых дощечках. Они были вручены святому Джозефу Смиту в Пальмире. До сих пор мы жили в Нову[30 - Некогда маленькое поселение-фактория в штате Иллинойс, на восточном берегу Миссисипи; в 1839 году превратилось в город мормонов Нову.] – это штат Иллинойс, там мы возвели свой храм. А теперь ищем убежища и спасения от жестокого тирана и безбожников, пусть даже такое место найдется лишь в самом сердце пустыни.