Туманная земля. Открытие Рафлза Хоу

– Ты ничего не знаешь об этом, Энид. Это… Очень личное переживание. Впрочем, наверняка, чепуха. Потом я всякий раз заливался краской стыда, стоило мне только вспомнить, как я чуть было не поверил в этот бред. Даже самых закаленных людей можно застать врасплох.

– Да, и что же, сэр?

– Все произошло после смерти моей жены. Вы ведь знали ее, Мелоун? И можете понять, каково мне пришлось тогда. Это случилось в ночь после кремации… Не могу вспоминать об этом без ужаса. Бесконечно дорогое крошечное тельце опускалось все ниже, потом его лизнули языки пламени, и дверца захлопнулась.

Беззвучные рыдания сотрясали крупное тело профессора, он прикрыл глаза большими волосатыми руками.

– Зачем я только рассказываю об этом? Ладно, так уж вышло. Пусть это послужит вам уроком. Так вот… Той ночью – после кремации – я сидел в холле. А она, – он указал на Энид, – спала рядышком. Прямо в кресле, бедная малышка. Вы ведь бывали в нашем доме на Ротерфилд, Мелоун. Там был огромнейший холл. Я сидел у камина, комната утопала в полутьме, и мой разум тоже погрузился во тьму. Нужно было разбудить дочь и отправить ее в постель, но она так сладко спала, откинувшись в кресле, что я не решился ее беспокоить. Было, наверное, около часу ночи; помнится, луна светила сквозь мутное стекло. Я сидел и думал. А потом услышал…

– Что, сэр?

– Звуки. Сначала тихие, вроде тиканья часов. Потом громче и отчетливее: тук-тук-тук. И тут случилась странная вещь – то, из чего доверчивые люди впоследствии создают легенды. Надо сказать, что у моей жены была особенная манера стучать в дверь. Своими маленькими пальчиками она как бы отбивала незатейливую мелодию. Она и меня приучила, и потому мы всегда знали о приходе друг друга. Так вот, мне почудилось – ведь я был тогда как помешанный, – что стуки обрели знакомый ритм. Я пытался выяснить, откуда они доносятся, но так и не сумел. Вы, конечно, можете себе представить, как я старался установить их источник. По моим догадкам, он находился где-то наверху. Я потерял представление о времени. Стук повторился не менее десятка раз.

– Отец, ты никогда не рассказывал об этом!

– Нет. Но я разбудил тебя. И попросил посидеть со мной тихо.

– Вот это я помню.

– Мы сидели затаившись, как мышки, но больше ничего не повторилось. Все кончилось. Обычный обман чувств. Может, в дереве завелся жучок, или плющ шелестел снаружи… Ритм мог возникнуть и в моем воспаленном мозгу. Вот так человек впадает в детство и начинает валять дурака. Этот случай стал для меня уроком. Я понял, что чувства могут обмануть даже умнейшего из умнейших.

– Но как вы можете знать, сэр, с точностью, что это не была ваша жена?

– Чушь, Мелоун! Чушь! Я видел, как пламя охватило ее. Ну, что там могло остаться?

– Ее душа. Дух.

Челленджер тоскливо покачал головой.

– Дорогое мне тело распалось на составные элементы: газообразная его часть улетучилась, а твердые частицы выгорели и превратились в прах. Это был конец. Ничего не осталось, Со смертью все кончается, Мелоун. Разговоры о душе – это пережиток анимизма древних. Предрассудок. Миф. Скажу как физиолог: человека можно заставить совершать злодеяния или достичь высот добродетели путем манипуляций с сосудами мозга. Гарантирую, что в результате операции я превращу Джекиля в Хайда. Другой добьется того же путем гипноза. Алкоголь тоже сойдет. Или сильнодействующие лекарственные препараты. Так что все это заблуждения, Мелоун! Выдумки! Другой жизни нет… ночь – вечная ночь… долгий отдых для усталого труженика.

– Печальная философия.

– Лучше печальная, чем лживая.

– Возможно, вы правы. В такой позиции, во всяком случае, есть мужество. У меня нет возражений. Мой разум на вашей стороне.

– А вот я инстинктивно против! – вскричала Энид. – Как хотите, а я не могу в это поверить. – Она обвила руками могучую шею отца. – Вы никогда не убедите меня, что тебя, папочка, с твоим исключительным умом и величием духа после смерти ждет судьба каких-нибудь сломанных часов.

– Четыре ведра воды и мешок минеральных солей, – проговорил Челленджер, с улыбкой высвобождаясь из объятий дочери. – Вот из чего состоит твой папочка, дорогая, и тебе придется примириться с этим. Однако уже без двадцати восемь. Я жду вас на обратном пути, Мелоун. С удовольствием выслушаю рассказ о ваших приключениях в стане этих безумцев.

Глава вторая, в которой описывается вечер в странной компании

Любовные дела Энид Челленджер и Эдварда Мелоуна не должны волновать читателя хотя бы по той причине, что до них нет дела самому автору. Всем молодым людям свойственен инстинкт продолжения человеческого рода. Мы же в своем сочинении пытаемся рассказать о делах не столь банальных и представляющих больший интерес. Об их взаимной склонности мы упомянули лишь для того, чтобы была понятнее их доверительная близость и нежное товарищество. Если англо-кельтский мир и стал в чем-то лучше, так это прежде всего связано с тем, что отошли в прошлое хитрые уловки и ханжество, и теперь юноши и девушки могут беспрепятственно встречаться друг с другом и быть просто друзьями.

Проехав по Эдгвер-роуд, такси с нашими искателями приключений свернуло на боковую улочку под названием Хелбек-Террас. Там, в унылой веренице кирпичных домов, ярко светилась одна арка. Такси подкатило прямо к ней, и водитель распахнул дверцу.

– Это и есть Церковь спиритуалистов, – сказал он. Кивком поблагодарив клиентов за щедрые чаевые, он прибавил простуженным голосом человека, добывающего себе пропитание в любую погоду:

– Сплошное надувательство, сэр.

Успокоив таким образом свою совесть, он вновь уселся на водительское сидение, и минуту спустя красные огоньки фар уже растаяли в темноте.

Мелоун от души рассмеялся.

– Vox populi[3 - Глас народа (лат.).], Энид. Вот вам отношение народа.

– Между прочим, и наше тоже.

– Но мы своей статьей поневоле сделаем им рекламу. Не думаю, чтобы наш водитель одобрил это. Клянусь Юпитером, мы можем не протолкнуться внутрь.

У входа в церковь теснилось множество людей, а человек стоящий на верхних ступенях, убедительно просил собравшихся разойтись.

– Ничего не выйдет, друзья. Сожалею, но ничем не могу помочь. Полиция и так уже грозилась привлечь нас к ответственности за скученность в помещении. – Он позволил себе пошутить: – Никогда не слышал, чтобы у ортодоксальной церкви были такие проблемы. Вот уж нет.

– Я приехала из самого Хаммерсмита, – раздался чей-то плачущий голос. Свет упал на измученное, полное страдания лицо невысокой женщины в черном с ребенком на руках. Она-то и произнесла эти слова.

– Вы к ясновидице? – отозвался привратник с пониманием. – Советую оставить свой адрес, и я сообщу, когда миссис Деббс сможет вас принять. Все лучше, чем мучиться в сутолоке, не зная, дойдет ли до вас очередь. А так она займется лично вами. Не толкайтесь, сэр, это не поможет… А вы кто такие?.. Журналисты?.. – он схватил Мелоуна за локоть. – Вы сказали «журналисты»? Но ведь пресса нас бойкотирует? Если не верите, раскройте субботний номер «Таймс» на той странице, где публикуются расписания церковных служб. О нас ни словечка… А из какой вы газеты? «Дейли газетт»? Ого, наши акции растут. А ваша дама тоже оттуда?.. Специальная статья? Вот это да! Идите за мной, сэр, и держитесь поближе. Постараюсь что-нибудь для вас сделать. Запирай, Джо! Успокойтесь, друзья, и расходитесь. Ничего не поделаешь! Вот, глядишь, выстроим помещение побольше, тогда милости просим… Сюда, мисс.

Они опять спустились на улицу, обошли здание и приблизились к маленькой дверце, над которой горел красный фонарь.

– Я хочу вывести вас сразу на помост – в зале совсем нет места.

– Силы небесные! – воскликнула Энид.

– Там вам будет лучше видно, мисс, а если повезет, медиум скажет вам несколько слов. У тех, кто сидит ближе, всегда больше шансов. Входите, сэр!

Они оказались в небольшой неопрятной комнате с грязно-белыми стенами, сплошь увешанными шляпами и накидками. Сухощавая, сурового вида женщина в очках, из-под которых поблескивали живые глаза, грела над огнем худые руки. Рядом в традиционно английской позе – спиной к огню – стоял грузный человек с бледным лицом, рыжими усами и пытливыми светло-голубыми глазами. Здесь же находились маленький лысоватый мужчина в огромных роговых очках и очень красивый, атлетического сложения молодой человек в синем костюме.

– Все уже расселись на помосте, мистер Пибл. Осталось только пять мест для нас. – Эти слова произнес толстяк.

– Знаю, знаю, – отозвался привратник. Он выступил из темноты и тогда стало видно, какой он нервный и высохший, весь, казалось, состоит из одних жил. – Это журналисты из «Дейли газетт», мистер Болсоувер. Они пишут о нас статью. Их имена Мелоун и Челленджер. Познакомьтесь – мистер Болсоувер, наш председатель. А это знаменитая ясновидица, миссис Деббс из Ливерпуля. Рядом с ней мистер Джеймс, а высокий молодой джентльмен – мистер Гарди Вильямс, наш энергичный секретарь. Мистер Вильямс собирает деньги для нашего строительного фонда. Если мистер Вильямс рядом, не спускайте глаз с карманов.

Все рассмеялись.

– Сбор денег проходит в конце службы, произнес мистер Вильямс улыбаясь.

– Лучшим вкладом будет доброжелательная статья, – сказал тучный председатель. – Вы бывали у нас прежде?

– Нет, – ответил Мелоун.

– Выходит, практически ничего о нас не знаете?

– Можно сказать так.

– Значит, зададите нам перцу. Все видят сначала комическую сторону. Думаю, и вы состряпаете что-нибудь презабавное. Я, правда, не понимаю, что такого смешного в общении, скажем, с духом покойной жены, но это уж вопрос вкуса и знаний. Если предмет тебе неизвестен, то о какой серьезности может идти речь? Я не виню этих людей. Мы сами когда-то были такими. Я, например, работал у Бредлоу, и моим непосредственным руководителем был Джозеф Маккейб, и так продолжалось до тех пор, пока мой покойный старик отец не вытащил меня оттуда.

– И правильно сделал, – отозвалась ясновидица из Ливерпуля.