Мой Эдем. Стихи и проза последних лет

– Она ж еще ребенок!

– Понял, – согласился дедУля. – Писают лимонадом и какают шоколадом.

– Тьфу! – бабУля заворочалась на горячих кирпичах.

Нюшка слушала вполуха. Ей было покойно. Давняя примета: если дедУля с бабУлей ругаются, значит, все живы и здоровы и все хорошо.

Толстая свинцовая оболочка, накрывающая ее с головой, медленно сползала с нее.

– Слышьте, девчонки, – вдруг сказал дедУля каким-то чужим, незнакомым голосом, – а кто это к нам приходил?

– Ты что, Михал Михалыча не знаешь? – удивилась бабУля. – Андреев начальник.

– Да я не о том, – отмахнулся дедУля. – Ночью-то? Али забыли?

– Ничего я не скажу, – отрезала бабУля. – Режь меня, а слова не услышишь.

Она хлопнула себя по губам и для верности прикрыла ее сверху второй ладонью.

– Ты-то как считаешь? – спросила Нюшка.

Она злилась на себя, потому что вспоминать ночную историю ей было страшно.

ДедУля помолчал.

– Смерть это была, вот так, – потом сказал он и оживился. – Не видали, что ль? Высокая, в дверь не войти, в саване, как полагается, с косой. Коса за дверную коробку зацепилась, ух, страсть!

– Что ты сочиняешь, дедУля? – возмутилась Нюшка. – Саван, коса… Повторяешь старческие бредни.

От такого наглого дедУлиного вранья ей уже не было так страшно.

– Ты что, своему деду не веришь? – взвился дедУля. – Говорю, смерть! Вошла и косой как махнет! Вон на трубе отметина.

И дедУля торжествуя показал отметину на дымоходе под самым потолком.

Отметина эта, насколько помнила Нюшка, была здесь при ней всегда, сколько она себя помнила.

– И ведь потом отступила, – покачал дедУля головой. – Чего, спрашивается? Мы ведь все лежали перед ней готовенькие.

– Вот кто нас спас, – Нюшка наклонилась к Облаю и погладила его. – Как он залаял!

А кто это у нас визжал? – строго спросил дедУля.

– Ну, я немножко, – потупилась Нюшка.

– «Немножко», – передразнил дедУля. – Когда в следующий раз смертушка придет, ты, Нюшка, не визжи, ладно? Лучше уж она, окаянная, чем твой визг выслушивать!

Нюшка посмотрела на бабУлю. Та сидела, уронив руки с узловатыми пальцами на колени, и смотрела на Нюшку и дедУлю просто и строго, как бы и неотсюда.

Нюшке стало не по себе, и она встала.

5.

И в этот момент зазвонил телефон на столе рядом с дедУлей.

Сына.

Андрюши.

ДедУля водил ложкой по пустой тарелке, впав в совершеннейшую прострацию. А телефон продолжал надрываться.

Тогда Нюшка подошла к столу, взяла телефон и нажала зеленую кнопку с изображением телефона.

– Слушаю вас, – сказала она.

– С вами сейчас будет говорить Всеволод Вячеславович, – сказал женский голос.

– А Всеволод Вячеславович – это кто? – простодушно спросила Нюшка.

ДедУля сел напротив нее на стул. Рядом пристроилась бабУля, запахнувшись в халат.

Мобильник недовольно хрюкнул.

– Всеволод Вячеславович Аристов – глава администрации, – сказал женский голос.

Нюшка вспомнила. Это был начальник, которого все называли Аистом.

– Слушаю, – сказала Нюшка в трубку.

После паузы в мобильнике послышался мужской голос:

– Судя по голосу, я догадался, с кем говорю. Если я не ошибаюсь, Анна Андреевна Лукьянова, внучка Ульяна Захаровича. Я прав?

– Да, – сказала Нюшка.

– Здравствуй, Анечка. Как дела? Дедушка дома? Я могу с ним поговорить?

– Да, – снова сказала Нюшка и передала мобильник дедУле, который, вроде, отошел от потрясения и взял себя в руки.

– Слушаю, – сказал дедУля в трубку.

– Ульян Захарыч, Всеволод Вячеславич, привет, как дела? С трудом до вас дозвонился, знаете ли. Все телефоны отключены или вне зоны действия. Вот этот мне продиктовал Мамочкин Михал Михалыч, и надо же – в точку.

– Слушаю, – снова сказал дедУля.

Нет, все-таки он был силен, старый мошенник! Нюшка поразилась, как ловко вставил он в простое слово раздражение от разговора и желание поскорее его закончить.

– Ульян Захарович, вы же понимаете, о чем я, – донеслось из мобильника. – Я принимаю дела и вижу, что Ульян Захарович Лукьянов не получил причитающуюся ему компенсацию за сына и невестку. Я понимаю – горе и так далее, но сколько времени уже прошло!