2010: Одиссея Два

Флойд часто гадал, что бы подумала Мэрион об этом доме на берегу Тихого океана. Она никогда не любила моря, но в итоге море победило. Образ ее постепенно тускнел в памяти, но он до сих пор помнил, как прочел на мерцающем экране: «Доктору Флойду, срочно, лично», – и бегущие по экрану светящиеся строки, навсегда запечатлевшиеся в мозгу:

«С прискорбием сообщаем, что рейс 452 Лондон – Вашингтон потерпел крушение у берегов Ньюфаундленда. К месту аварии следует спасательное судно, но обнаружить спасшихся надежды нет».

Если бы не слепой случай, он тоже мог бы лететь этим рейсом. В течение нескольких дней он жалел, что дела в Европейской космической администрации задержали его в Париже… Спор о нагрузке «Соляриса» спас ему жизнь.

Теперь у него новая работа, новая жизнь, новая жена. И здесь не обошлось без иронии судьбы. Расследования и взаимные обвинения по делу о полете на Юпитер загубили его карьеру в Вашингтоне, но человек с такими способностями не остается безработным надолго. Его всегда привлекал размеренный ритм университетской жизни, и в сочетании с одним из красивейших мест на Земле соблазн оказался неодолим. К тому же всего через месяц после назначения, наблюдая фонтаны пламени над Килауэа в толпе туристов, он встретил женщину, ставшую его второй женой…

С Кэролайн его жизнь обрела покой, не менее важный, чем счастье, и куда более долговечный. Она стала хорошей мачехой двум дочерям, рожденным Мэрион, и подарила ему Кристофера. Несмотря на двадцать лет разницы в возрасте, она понимала его настроения и могла помочь справиться с нечастыми депрессиями. Благодаря ей он мог вспоминать Мэрион без скорби – разве что с ностальгической грустью, которая останется с ним до конца жизни.

Кэролайн кидала рыбу самому крупному дельфину, самцу, которого они прозвали Рваной спиной, и тут браслет на запястье Флойда завибрировал, оповещая о входящем звонке. Он нажал на тонкую металлическую полоску, прерывая беззвучный сигнал и предупреждая звуковой, и прошел к ближайшему из аппаратов, установленных по всему дому.

– Ректор слушает. Кто говорит?

– Хейвуд? Это Виктор. Как поживаете?

За долю секунды в голове Флойда промелькнул целый калейдоскоп чувств. Первым было раздражение – его преемник и, несомненно, главный инициатор его отставки ни разу не пытался связаться с ним после отъезда из Вашингтона. На смену раздражению пришло любопытство: о чем им говорить? За ними – упрямая решимость быть как можно менее любезным, стыд за такое ребячество и, наконец, прилив воодушевления. Виктор Миллсон мог звонить ему только по одной причине.

– Не жалуюсь, – как можно равнодушнее ответил Флойд. – Что случилось, Виктор?

– Это защищенный канал?

– Слава богу, нет. Мне они больше не нужны.

– Э-э… Ладно, скажем, так: вы помните последний проект, которым руководили?

– Как же не помнить. Тем более, что Подкомитет по астронавтике всего месяц назад вызывал меня для дачи повторных объяснений.

– Конечно, конечно. Мне давно пора бы найти время прочесть ваши показания. Но я был страшно занят… э-э… последующими мероприятиями. Проблема как раз в них.

– Я думал, все идет по плану.

– К сожалению, да. И мы ничего не можем сделать, чтобы ускорить события. Даже наивысший приоритет дал бы всего несколько недель. А это значит, что мы опаздываем.

– Не понимаю, – невинно ответил Флойд. – Понятно, тратить время зря ни к чему, но ведь никакими сроками все это не ограничено.

– Теперь ограничено. И не одним, а двумя.

– Удивительно.

Если Виктор и уловил в ответе иронию, то предпочел не обращать на нее внимания.

– Да, теперь ограничения есть. Одно из них – дело рук человека, другое – нет. Оказывается, мы не будем первыми, кто вернется к… э-э… на место происшествия. Наши старые соперники опережают нас, по меньшей мере, на год.

– Какая жалость.

– Это еще не самое худшее. Даже без этого мы можем опоздать. И, прибыв на место, не найти там ничего.

– Ну, это просто абсурд. Я что-то не слышал, чтобы Конгресс отменил закон всемирного тяготения.

– Я не шучу. Ситуация нестабильна, но в подробности я сейчас вдаваться не могу. Вы сегодня вечером дома?

– Да, – ответил Флойд, не без удовольствия отметив, что в Вашингтоне, должно быть, уже далеко за полночь.

– Хорошо. Через час вам доставят пакет. Перезвоните мне сразу, как только изучите его содержимое.

– А к тому моменту не будет слишком поздно?

– Будет, но мы уже потеряли слишком много времени, и я не хочу терять еще больше.

Миллсон сдержал слово. Ровно через час запечатанный конверт был доставлен – да не абы кем, а целым полковником военно-воздушных сил. Тот болтал с Кэролайн и терпеливо ждал, пока Флойд прочтет содержимое.

– Боюсь, мне придется забрать это, когда вы закончите, – извиняющимся тоном сообщил высокопоставленный мальчик на побегушках.

– Рад это слышать, – ответил Флойд, устраиваясь в гамаке, где любил читать.

В конверте оказалось два документа. Один был краток. На нем красовался гриф «Совершенно секретно», но слово «совершенно» было зачеркнуто, а подлинность изменения заверена тремя совершенно неразборчивыми подписями. Очевидно, это была выжимка из какого-то длинного отчета, тщательно цензурированная и полная пробелов, отчего читать ее было очень нелегко. К счастью, заключение состояло из одной-единственной фразы: русские доберутся до «Дискавери» гораздо раньше его законных обладателей. Это Флойд знал и сам. Он обратился к другому документу, предварительно с удовлетворением отметив, что на этот раз хоть имя написано правильно. Дмитрий, как обычно, оказался скрупулезно точен. Следующая экспедиция к Юпитеру с участием человека должна была отправиться в полет на космическом корабле «Космонавт Алексей Леонов».

Второй документ был гораздо длиннее и гриф имел более скромный – всего лишь «Конфиденциально». Это был черновик, ожидающий одобрения перед публикацией. Озаглавлен он был коротко: «Космический корабль «Дискавери»: аномальное поведение на орбите».

Дальше шел десяток страниц формул и астрономических таблиц. Флойд пропустил их, отделяя музыку от слов и пытаясь уловить в ней нотки оправданий или смущения. Закончив, он не смог сдержать улыбки. Ну надо же! Кто бы мог подумать: следящие станции и вычислители эфемерид были застигнуты врасплох, а теперь отчаянно прикрывают огрехи! Несомненно, много голов полетит с плеч, и Виктор Миллсон с удовольствием срубит их, если только его голова не окажется первой. Правда, надо отдать ему должное: именно Виктор бил тревогу, когда Конгресс урезал финансирование следящей сети. Возможно, он и сумеет сорваться с крючка.

– Благодарю вас, полковник, – сказал Флойд, закончив листать бумаги. – Надо же – секретные документы… Совсем как в старые добрые времена… Не могу сказать, что мне этого не хватало.

Полковник аккуратно положил конверт обратно в портфель и активировал замки.

– Доктор Миллсон хотел бы, чтобы вы перезвонили ему как можно скорее.

– Я знаю. Но защищенного канала у меня нет, скоро ко мне придут с важным визитом, и будь я проклят, если поеду в ваш офис в Хило только затем, чтобы сообщить, что прочел два документа. Передайте ему, что я тщательно их изучил и с интересом ожидаю продолжения разговора.

Казалось, полковник намерен возразить. Однако он почел за лучшее натянуто распрощаться и с мрачной миной исчезнуть в сумерках.

– Что это было? – спросила Кэролайн. – Мы сегодня не ждем никаких визитов – ни важных, ни неважных.

– Не люблю, когда на меня давят. Особенно если это Виктор Миллсон.

– Спорим, он позвонит тебе сам, как только полковник ему доложит?

– Тогда давай выключим видео и устроим шум, будто у нас вечеринка. Откровенно говоря, на данном этапе мне просто нечего ему сказать.

– Могу ли я спросить, о чем?

– Прости, дорогая. Похоже, что «Дискавери» вздумал шутить с нами шутки. Мы-то думали, корабль на устойчивой орбите, а он скоро сойдет с нее.

– И упадет на Юпитер?

– О нет, это невозможно. Боумен оставил корабль во внутренней точке Лагранжа, на линии между Юпитером и Ио, и он должен был оставаться где-то там поблизости, хотя под действием возмущений от других лун мог и колебаться туда-сюда. Но то, что происходит сейчас, очень странно, и всех причин мы не знаем. «Дискавери» все быстрее и быстрее дрейфует в сторону Ио. Правда, иногда он ускоряется, а иногда вдруг движется обратно. Если так пойдет и дальше, он столкнется с Ио через два-три года.

– Я думала, в астрономии так не бывает. Разве небесная механика – не точная наука? Нам, отсталым биологам, постоянно твердят об этом.