Затеряный Мир. Перевод Алексея Козлова

– Лорд Джон Рокстон – всемирно известный путешественник и к тому же отменный охотник! – представил соискателя председатель, – Однако для пущей объективности наличие в экспедиции представителя свободной прессы было бы особенно желательно!

– Что ж, господа, – прогремел профессор Челленджер, – тогда есть предложение, чтобы наше высокое собрание уполномочило этих двух джентьменов составить компанию профессору Саммерли в этом путешествии, окончательной целью коего является подтверждение или разоблачение моих утверждений!

Так под неописуемые вопли зала решилась моя судьба, и я, слегка приплюснутый феерическими перспективами, открывшимися пред моим взором, влекомый людским потоком, устремился к выходу из зала. Выплеснувшись вместе с человеческим мусором на улицу, я, смутно, как будто находясь во сне, узрел мятущуюся, пьяную, ржущую орду, устремлённую вниз по улице, а в самой сердцевине её – чью-то задранную к небу руку с тяжёлым чёрным зонтом в ней. Зонт не уставал молотить по головам веселящихся студиозусов. Комедия продолжалась. Вслед за тем электрический экипаж профессора Челленджера сорвался с места, сопровождаемый громким хохотом и остротами шутников, а я побежал по Риджент-Стрит, подстёгиваемый назойливыми мыслями о моей Глэдис и о том, какая участь меня ждёт завтра.

Вдруг кто-то дёрнул меня за локоть. Я стремительно повернулся и встретился глазами с тем высоким, худощавым господином, который с таким упорством домогался права кануть в пучине трудностуй по пути на Амазонку. Властные глаза незнакомца насмешливо быравили моё лицо.

– Если не ошибаюсь, вы – мистер Мэлоун? – спросил он, – С сего момента мы ведь с вами друзья по несчастью, как я понял? Мой дом в пяти минутах отсюда, в Олбени! Вы не уделите мне полчаса времени? Мне необходимо переговорить с вами кое о чём!

Глава VI

«Моё имя – Бич Божий»

Лорд Джон Роктон и я свернули в Виго-Стрит, и преодолев кучу мрачных трущоб, вынырнули в Олбени, этой распиаренной аристократической клоаке Лондона.

Миновав длинный тёмный коридор, который казался бесконечным, мой новый приятель запустил меня в дверь и тут же со щелчком повернул выключатель. Ряды лампионов с цветастыми абажурами вспыхнули, залив огромную гостиную ярким рубиновыми светом. Когда я огляделся, мне предстало помещение, буквально накаченное атмосферой изящного аристократического комфорта с примесью некой брутальной мужественности. Гостиная служила подтверждениемр, что здесь идёт жестокая, непримиримая битва между изысканным воспитанием и элитными пристрастиями джентльмена, наделённого природным вкусом ко всему прекрасному и вальяжной холостяцкой вольницей закоренелого холостяка. Пушистые шкуры экзотических зверей и персидские ковры всех расцветок устилали пол и имели своим происхождением какой-нибудь восточный блошиный рынок. Стены устилали гравюры и рисунки, относительно ценности которых даже я, крайне неискушённый в искуссствах человек, мог разобраться. Фотографии балерин, боксёров, скаковых лошадей перемежались с шедеврами чувственного Фрагонара, батальными композициями Жирарде и сентиментальным Тернером, венчаясь роскошными вещами-напоминаниями о том, что Джон Рокстон – величайший охотник и спортсмен нашей эпохи. Над камином скрстились два весла – чёрно-синее и красное – намёк на старинное увлечение гребными регатами в Оксфорде, всюду навешаны рапиры и боксёрские перчатки, зримые свидетельства мелких триумфов, которые хозяин пожинал в жизни. Потолок начинался фризом из рогатых и безрогих голов крупного зверья, явно свезённых со всех континентов Земли и по центру комнаты располагался истинный шедевр этой незабываемой коллекции – огромная голова белого носорога с надменно отваленной губой. В центре залы на роскошном красном ковре стоял цёрный инкрустированный стол времён Людовика XV, чудесный артефакт кощунственно испачканный и испещрённый следами от стаканов и прожогами от сигарных окурков. В центре стола располагался большой серебряный поднос с курительными приборами и идеально отполированный поставец с бутылками. Неразговорчивый хозяин владения незамедлительно поставил два стакана, налил в них виски и разбавил шипящей содовой. Властно оказав рукой в сторону кресла, он установил мой бокал на столике и подал мне длинную блестящую сигару. Следом он сел напротив меня и уставился мне в лицо своими странно пронзительными, серо-голубыми глазами, мерцавшими в глазных впадинах, как хладное озеро высокогорья.