Затеряный Мир. Перевод Алексея Козлова

– Ну, тогда я затрудняюсь сказать, что это…

– Выставлять на показ своё дикое невежество совсем не стыдно! Даю руку на отсечение, что вреди корифеев кенсингтона не найдётся ни одного, который мог бы привильно классифицировать эту кость! – тут Челленджер осторожно раскрыл маленькую коробочку для таблеток и достал из неё маленькую, не больше фасолины, косточку, – Что греха таить, вам должно быть понятно, что эта косточка в человеческом теле соответствует той, которая сейчас так оттягивает вашу руку! И что вы скажете теперь о размерах этого животного? Помимо всего остального, о чём, по вашему свидетельствуют останки хряща на кости? Правильно, о том, что кость относительно свежая. Это свидетельство, что кость не найдена в ходе каких-то раскопок в земле, и экземпляр животного даже не успел разложиться. И что вы теперь на это скажете?

– Может быть, её изъяли у слона?

Челленджер передёрнулся, как затвор у старой несмазанной винтовки.

– Я остановлю вал вашей глупости любым доступным мне способом! Прекратите этот балаган! Слоны – дети Южной Африки! Вау! Заикнись вы об этом на конгрессе, вас снёс бы хохот академиков! Не заикайтесь о том, чего не знаете в принципе! Дети в подготовительном классе – и то…

– Ну, да ладно! Не слон, так любое крупное животное Южной Америки! Тапир, к примеру! Как вам?

– Ну, юноша, порадовали вы меня, старика! Уж что, что, а я обладаю кое-какими знаниями в этой области науки! Невероятно, просто невероятно любому малость знающему специалисту допустить, что такая кость принадлежит не то, что тапиру – любому животному Южной Америки! Видно, какой силой обладал этот зверь, умудрившийся уцелеть в каком-то заповедном уголке планеты, не попадаясь при этом на глаза исследователей! Может быть, он и уцелел потому, что не попадался человеку на глаза! А вы всё ещё продолжаетет сомневаться?

– Нет, право, мне очень, очень интересно!

– Ну тогда вы ещё не совсем безнадёжны! Я ведь вижу, что ваши куриные мозги силятся что-то понять, что в них теплится крошечная искра интереса к научному знанию! Наша задача – не затаптывать эту искорку, но попытаться раздуть эту искру! Теперь давайте оставим в покое прах бедного американского художника и вернёмся к моему рассказу. Вы уже немного знаете меня и понимаете, что как только ко мне в руки попали такие сведения, я уже не мог оставить Амазонку в покое, не прояснив всё до конца. У меня уже были кое-какие сведения о нашем художнике. Теперь у меня стали появляться смутные пока сведения о его маршруте в джунглях Амазонки. Это было самое главное! В этой области у всех приречных племён в их мифах и легендах всегда просвечивает легенда о неведомой стране, затерянной где-то вдали от шума цивилизации. Вы слышали что-нибудь о Курупури?

– Никогда!

– Курупури – это имя лесного духа, несто очень грозное, инфернально злобное, изначально гибельное! Вы нигде не отыщете никаких описаний Курупури, но даже само упоминание его вызывает шок у индейцев. Единственное, в чём сходятся россказни индейцев, единственное, в чём их мнения едины – так это в том, где он живёт! И точка, в которой обретается Курупури точь-в-точь совпадает с точкой, из которой пришёл бедолага художник. Они совпадают! Так вот! В этой точке обретается нечто непредставимо страшное, невиданное и загадочное! Вы ещё не поняли, что именно я решил разгадать эту загадку?

– И что же вы сделали? Как поступили?

Моё легкомылие слизало, как языком! Этот человек-скала, как оказалось, мог у любого завоевать силой его внимание и уважение.

– Самым главным для меня было преодолеть стену непонимания и сопротивления у индейцев. Их страх был так велик, что они категорически противились всяким разговорам. Они всегда ловко уходили от малейших разговоров, как только я пытался направить их к этой теме. О каких-либо просьбах не было вообще никакой речи. Хотя в ход мной были пущены все средства воздействия – уговоры, просьбы, подкуп и даже запугивание, из всех индейцев, с которыми я общался на эти темы, мне удалось убедить только двоих. Они-то и согласились стать моими единственными проводниками. Вы знаете меня, я ставлю дела впереди слов, и принялся за реализацию своей мечты тут же. Преодолев массу приключений (описывать их я не буду из-за недостатка времени), пережив массу чрезвычайно опасных ночей и дней в джунглях и пустынях (маршрут, его протяжённость временно останется в тайне по уже известной вам причине), мы наконец попали в те места, в коих до нас ещё не ступала нога человека, в места, которые никто никогда до нас не описывал, за исключением, разумеется, нашего несчастного американца. -Не будете ли вы так любезны теперь ознакомиться вот с этим?

И он дал мне взглянуть на очень маленькую, ужасного качества фотографию.

– Скверное качество этой фотографии имеет очень простое и логичное объяснение! Мы сплавялись вниз по реке, в одном затоне нашу лодку перевернуло, сундук, в котором хранились непроявленные негативы, утонул. Вы видите прямое следствие этой катастрофы. Наши потери невосполнимы. Погибли почти все негативы. Этот – один из немногих, которые чудом остались целы. Так что вам придётся временно удовлетвориться моим объяснением, почему он в таком плачевном состоянии. Мои враги распространили слухи о фальсификации, но вам, я думаю, не придёт в голову развивать эту скользскую тему!

Снимок, он сказал правду, был хуже некуда. Такой мутный, бледный, что даже меня подмывало начать придираться к нему. Напряжённо вглядываясь в сильно затенённый ландшафт, и медленно начиная разбираться в деталях, я наконец разглядел протяжённую, невероятной, судя по всему, высоты гряду скал, очень напоминающую водопад без воды, а прямо перед зрителем – вялую равнину, с кое-где выросшими одиночными деревьями.

– Если мне память не изменяет, этот пейзаж был и в нашем альбоме, не так ли? – сказал я.

– Вы абсолютно правы! -ответил Профессор, – Там, кстати, я обнаружил и следы стоянки. Смотрите-ка лучше сюда!

И он дал мне ещё одну фотографию. Тот же самый ландшафт, только взятый с более близкого растояния, и совершенно испорченный! Но даже тут я разглядел огромный утёс, увенчанный одиноким деревом, с уже знакомой мне мрачноватой расщелиной.

– Теперь все мои подозрения рассеяны! – признался я.

– Не зря мы лыко чешем, однако! – засмеялся он, – Откуда у вас такие дикие успехи? А сейчас потрудитесь взглянуть на самую вершину этой скалы? Что вы там видите?

– Колоссальное дерево!

– А на дереве?

– Большая птица! – прищурился я.

Он буквально швырнул мне в руки свою лупу. Его презрение было абсолютным.

– Да уж, – подтвердил я, – Большая птица расселась на вершине огромного дерева, и почему-то ещё не свалилась под весом своего гигантского клюва! Это что, древний пеликан-людоед?

– Поздравляю вас! Сударь, займитесь своим зрением! Оно у вас явно хромает! Это, между нами говоря, совсем не пеликан, и уж тем более даже не птица! Расскажу вам страшную тайну, я подстрелил вашего пеликана! Он-то и является единственным неоспоримым доказательством моего пребывания там. Мне удалось доставить его сюда!

– Это существо здесь? Оно у вас? Как вы, однако, умеете заинтриговать зрителей! Ну, покажите наконец веское доказательство ваших россказней!

Он помолчал, видимо собираясь с мыслями и добавил:

– Нет, не покажу! Оно у меня было, но… Но там на реке погибли не только все негативы, но и мой гллавный трофей! Я сделал всё, чтобы спасти моё бесценное сокровище, но оно исчезло в водовороте буквально в мановение ока, как я ни пытался спасти его. Какой великолепный экземпляр это был! Из цепких лап этой коварной реки мне удалось урвать только часть добычи – в моих руках осталось только крыло! Сражаясь с потоком, я потерял сознание, и когда меня в итоге выбросило на берег, моя рука сжимала только вот это!

Не глядя мне в лицо, как я полагаю, чтобы не наткнуться на моё недоверчивое выражение, профессор быстро вытащил из ящика стола нечто похожее на кусок крыла огромной летучей мыши. Изогнутая кость с останками эластичной перепончатой кожи была не менее двух с половиной футов длиной.

– Чудовищная летучая мышь? – предположил я.

– Если бы! Но нет и ещё раз нет! – профессор был явно раздражён моей абсолютной научной безграмотностью, – Придётся всё же вас осадить! Давно оторвавшись от земли, обретаясь в горних сферах высокой науки и потеряв связь со всякими недоучками и недорослями на земле, я долго не подозревал, сколь мало известны публики азы биологии! Неужто вам не известен элементарный постулат сравнительной анатомии, согласно с которым крыло птицы, попросту говоря, представляет собой не что иное, как предплечье, в то время как крыло летучей мыши – это три удлинённых пальца, связаных перепоками? Эта кость явно не является предплечьем, в чём вы можете убедиться своими глазами, видя только одну перепонку. Так что забудьте свои домыслы о летучих мышах. Однако, коль это не птица и нелетучая мышь, то что же это? С чем мы тогда имеем здесь дело? Что это было?

Заглянув в пустоту моих глаз, Профессор понял, что мои познания в заданной теме были исчерпаны ещё задолго до начала диспута.

– Тогда я затруднясь вам что -либо ответить! Не знаю!

Челленджер уже открывал знакомую мне монографию.

– Вот, смотрите! – он показал мне на какое-то грозное крылатое чудовище и важно добавил: – Это весьма неплохое изображение диморфодона, он же птеродактиль – это один из крылатых ящеров юрского периода, рядом – схематическое изображение механики его крыла! А теперь сравните это изображение с тем, что у вас в руках!

Первый же взгляд на рисунок заставил меня вздрогнуть от удивления. Этот довод прихлопнул все мои сомнения. Спорить тут было не о чем! Вещественные доказательства были красноречивее слов. Рисунок художника, фотографии, рассказ свидетеля, и наконец, как вишенка на торте – вещдок – ошмётки крыла. Сомнений больше не могло быть! Я поднял руки и сказал профессору, что больше мне нечего требовать – всё и так ясно.

С горячностью, какой он не мог от меня ожидать, я выссказал профессору всё своё восхищение, добавив, что теперь я понимаю лютую несправедливость всех гонений на него.

Челленджер молча выслушал мой панегирик, откинулся на спинку кресла и смерил меня довольно снисходительной улыбкой. Но мне было видно, сколь в глубине души ему приятно моё восхищение и запоздалое признание. Я бы даже сказал, что в душе он просто искупался в лучах своей несуществующей пока славы.

– Сейчас в мире не существует болеевеликого открытия! – почти кричал я, сменив на время несвойственный мне темперамент естесствоиспытателя на животный напор профессионального папарацци, – Белиссимо! Грандиозо! Мне посчастливилось находиться вядом с колумбом науки! Вы – первооткрыватель затерянного мира! Если б вы знали, как я стыжусь того, что ещё десять минут назад сомневался в вас! Увы, я не вери в истинность того, что дважды два – четыре! Хотя это можно понять – трудно сразу поверит ьв невероятную правду, которая лежит на поверхности! Но то, что было невероятным и стало аксиомой для одного, должно стать непререкаемой истиной и для всех!

Профессор напоминал мне кота, впервые в жизни наевшегося мышей. Он просто мурлыкал от наслаждения!

– И что же случилось с вами в дальнейшем?

Как снег на голову, на нас свалился сезон дождей, а вместе с ним у меня истощились все запасы продовольствия. Я успел обследовать края этого горного кряжа, но так и не сумел взобраться на него. Отдельно стоявший утёс, на котором мне удалось сфотографировать птеродактиля, оказался более лёгкой добычей, и я, подключив свои студенческие альпинистские навыки, сумел вскарабкаться на него примерно до половины высоты. С утёса мне уже было хорошо видна часть плато. Оно было верхней частью горного кряжа, и простиралось столь далеко, что показалось мне просто безбрежным, теряясь вдали. Куда я ни устремлял свой взор, на запад, на восток, из конца в конец, всюду были скалы, покрытые густой, поистине буйной растительностью. У подножия кряжа расстилалось целое царство злачных болот, перемежающихся с непроходимыми зарослями, и если они не кишат змеями, питонами или ещё какими-нибудь гадами, сорвите с меня погоны профессора! Просто рай для лихорадки и бактерий. Труднодоступность этих скал – надёжная защита от прздношатающихся туристов. Я уверен, что никому не удавалось попасть в эту удивительную страну!

– И вы хотите сказать, что видели хоть какие-то признаки жизни?

– Нет! Но, сэр, пока мы лазили по скалам, нам много раз приходилось слышать оттуда странные шумы и даже какие-то громкие крики!

– Тогда скажите, кого нарисовал наш американец? Где он мог с ним столкнуться?

– Можно только фантазировать, как он смог проникнуть на вершину плато и при каких обстоятельствах встретился с этой тварью! Но это как раз и вселяет в меня оптимизм! Это значит всего лишь то, что туда есть доступный проход. Без всякого сомнения, путь этот не простой, тяжёлый путь, иначе эти твари научились бы пользоваться им и давно спутились бы в долину. Не знаю, как вы, а у меня в этом нет никаких сомнений!

– А эти твари как туда попали?