Первое ружье, первая любовь

«Наш» дом»

В полукилометре перед нами за огороженным участком, весь до черепичной крыши обвитый зеленью стоял «наш» дом. Мы медленно подъехали к ограде. Отец выключил мотор и, прихватив Асино письмо вылез из машины, я последовал за ним. Бедные мать с Кариной не рискнули босыми ногами ступить на землю, и только сидя в машине с распахнутыми дверьями могли смотреть на происходящее. К нам быстро шел сухощавый, с сединой пожилой человек. Выражение его лица нам уже было знакомо. Весёлый, можно сказать радостный подошел он к нам. Отец, так же улыбаясь, протянул ему руку – «Гарегин (это был он), извините не знаю вашего отчества..» – « Какой ещё отчество – как бы недовольный сказал подошедший – Гарегин и Анна и всё!» «Ну хорошо – согласился отец – вам письмо от Арсена» – и вручил ему конверт. – «Анна – крикнул Гарегин – письмо от Арсена!». К нам уже спешила, улыбаясь невысокая женщина с чёрными с проседью волосами и удивительно моложавым лицом, хотя, как выяснилось позже её было за 70. – «Читай – сказал ей Гарегин, а нам пояснил – лучше меня видит». Отец вытащил из прицепа Асин подарок и вручил его Гарегину: – «А это вам от Арсена». Несколько растерявшись, не уверенно, будто берет в руки хрустальную вазу, он взял сверток, и подумав, положил его на каменную ограду. К этому моменту Анна («это мой жена») дочитала письмо и с неподдельной радостью воскликнула: – «Вы будете жить в доме Арсена?». Она повернулась к мужу: – «Арсен пишет, что его друзья все лето будут у нас». – Отец поспешил вставить слово: – «Не помешаем вам?». – « Какой помешаете – чуть ли не хором ответили оба – только рады будем, не так скучно..».

Пришла пора представить нас. Что я сын – обяснять было не нужно, а вот когда отец стал знакомить с матерью и Кариной, которые застенчиво выглядывали из машины, пришлось обяснить почему они отсиживаются там и не могут выйти, и, значит, признаться в нашей постыдной легкомысленности: мы не взяли с собой запасной обуви. Так что, знакомство произошло в несколько необычной обстановке. Отец напомнил Гарегину об Асином подарке. Тут же, на капоте развернули свёрток, Анна всплеснула руками: – «Какое спасибо сказать Арсену?!». Заметно рад был подарку и Гарегин. – «Надо заехать во двор» – сказал он и пошёл за чем-то.

Ограда, как принято в наших деревнях, была сложена из плоских, крупных камней, положенных друг на друга и ни чем не скреплённых, что не мешало ей быть достаточно надёжной. Ворота здесь были не предусмотрены, обходились калиткой. Вернулся Гарегин с толстой палкой и стал разбирать часть ограды. Палку отложил в сторону. Осторожно снимая камень за камнем и складывая в кучу, он внимательно всматривался в освободившееся место, словно что-то там потерял. Я не удержался и спросил его, что он ищет. – «Там часто змея бывает, гнездо делает» – ответил он. Отец, стоявший рядом выразительно посмотрел на меня. Мать и Карина разговаривали с Анной, и, к счастью, не слышали обяснения Гарегина. Палку он принёс, видимо, чтоб обороняться от змеи. Я на всякий случай вынул из машины ружьё и щелкнул затвором. Увидев это, Гарегин пришел в восторг: – «Анна – позвал он жену – смотри кто теперь убёт одноглазова шайтана!». «Шайтана?» – переспросила мать. – «Он говорит про волка, который утащил у нас козлёнка» – пояснила Анна. Мать промолчала, но задумалась. – « И много их?» – не удержалась Карина. Ответил Гарегин: – «Давеча много было, пока нет». Это «давеча» потрясло нас: человек, нельзя сказать чтоб хорошо знал русский язык, вдруг употребил слово, которое уже давно не используется в разговорной речи.

В последствии выяснилось, что будучи в армии (ещё в царской), он дружил с крестянским парнем из Рязани, от которого и перенял «исконно» русский оборот. В остальном же, как мы потом убедились, Гарегин, признавал в этом языке только мужской род: «мой жена, мой лопатка, мой лошадь». Впрочем, это ни как не мешало общению с ним. Но удивительнее всего была разница (в психологическом смысле) между ним и женой. Если Гарегин всегда говорил громко, энергично жестикулируя, был несколько грубоват, то жена его отличалась мягким нравом, сдерженностью, можно сказать даже какой-то интеллигентностью. Правда, это были первые впечатления.Однако продолжу рассказ. Гарегин закончил работу, расширив достаточно проход в ограде и широким жестом пригласил: – «Пожалуйста, можно заезжать!». Во дворе было восемь крупных ореховых деревьев. Уже в темноте отец поставил машину под одним из них. – «Завтра ворота сделаю» – пообещал Гарегин. Нам с отцом пришлось остаться в машине и снять обувь. Это приходилось делать каждый раз, когда матери с Кариной было нужно «прогуляться», а одеть на ноги было нечего. Пока они неспеша прохаживались по двору, отец узнал, что за обувью нужно съездить в небольшой городок в сотне километров от нас. Когда отец одновременно обращался и к матери и Карине, он частенько называл их изыскано: «дамы». Я тоже привык к этому слову и употреблял его, когда «дам» не было рядом. Так вот, «дамы», сильно уставшие от гуляния не в своей обуви, с облегчением скинув её, забрались в машину, а мы с отцом смогли, наконец, выбраться на волю.

Мне очень хотелось осмотреть, хотя бы не заглядывая внутрь, «наш» дом, пройтись по двору но тьма сгущалась, а нужно было разгрузить прицеп, накормить изнывающих в машине «дам», и самим поесть. Гарегин посоветывал вещи с прицепа пока сложить в подвале под верандой дома. Этот подвал, выше человеческого роста, вполне мог сойти за первый этаж. В жилую часть на «втором» этаже вела лестница (я насчитал 12 ступенек). Чтоб открыть его дверь, сплошь покрытую, как лианами разросшимся виноградом, Гарегин пришёл то ли с топором, то ли с ножом, я назвал его инструмент «мачете»: полуметровый, с толстой деревянной ручкой, насаженным на неё широким, обоюдоострым ножом с крючкообразным концом, он позволял легко зацепить, подтянуть к себе с двухметровой высоты ветку и, если нужно, срубить её. Ловко орудуя им, при свете фонаря, который держал отец, Гарегин быстро освободил дверь.

Подвал имел два окна, но можно было предположить, что и днём свет вряд ли проникал туда из-за листьев, закрывавших их. Фонарь помог нам увидеть, что в помещении кроме большого стола ничего небыло. Решили вещи разложить на нём. Прежде чем это сделать, отец поинтересовался нет ли в подвале мышей. – «Мышь нет, их змея кушает» – громко сказал Гарегин. Мать, услышав такое обяснение встревожилась: – «Не попали ли мы в змеиный заповедник?». Гарегин как-то неопределённо ответил: – «Давеча не так много было». Отец постарался успокоить её – «Мы их перестреляем», однако всё же решил осмотреть все закоулки повнимательнее. После этого можно было разгрузить прицеп. Отец посчитал, что спать мы сможем уже в нашем доме (обойдусь впредь без кавычек), но Гарегин отсоветывал – «Там сейчас нельзя, плохой запах, скорпионы, наверно змея, надо завтра всё почистить» – здравое предупреждение. «Дамы» никак не прореагировали на эти слова, словно смирившись с тем, что жить придётся среди змей, скорпионов и прочей нечисти.

С момента въезда во двор, время от времени, лаяла собака. Её я не видел, возможно она на привязи находилась за домом. Очень хотелось «познакомиться» с ней. Мне казалось, что по лаю я уже могу определить её характер. Вначале это был голос строгого хозяина – «Кто посмел войти к нам», потом – просительный: – «Дайте и мне посмотреть» и, наконец обиженный: – «Жаль, что не даёте». Стало уже совсем темно – знакомство пришлось отложить на следующий день. Керосиновая лампа, поставленная Анной на стол под деревом, давала слабый свет. Отец посетовал, что нет электричества, но Гарегин с гордостью сказал, что сын, работавший в Америке в «Армторге» прислал оттуда электростанцию, которая так и стоит без дела, поскольку не кому ею заняться: – « Завтра вам покажу». «Конечно, конечно – поспешно сказал отец – а где она?». Гарегин махнул рукой в темноту: – «Три года лежит». Хотя было неясно как понять это «лежит», не стоило придираться к слову.

Тут уместно сказать, что задолго до войны между нашей страной и Америкой поддерживались вполне «нормальные» торговые отношения. Оттуда к нам поступали станки, электротехническая аппаратура и даже автомобили. Организовывало всё это объединение «Амторг» (не «Армторг», как сказал Гарегин). Отца, как и меня, всегда интересовали любые технические устройства, и вот теперь «электростанция»! – «Завтра посмотрим, что это за штука – произнёс отец – а пока разгрузим прицеп». Когда перетаскивание вещей закончилось, пришлось снять обувь и дать погулять «дамам». С Анной они ушли в темноту, а к нам, сидящим в машине подошел Гарегин и тихим голосом, чтоб не услышали женщины, попросил, если поедем в Горис, купить «самый красивый тупля» для жены. – «День рождения будет, подарю» – с неожиданной нежностью сказал он и протянул отцу поношенный экземпляр – «Для размеру». Погуляв, «дамы» вернулись к машине. Быстро приготовили еду. Анна, видимо решив удивить нас, предложила попробывать её хлеб. Свой мы доели ещё утром, так что это предложение оказалось весьма кстати. На несколько наивный вопрос матери есть ли здесь булочная, Анна рассмеялась и сказала, что выпекает его сама:

– «Привезите из Гориса муку, буду печь и для вас». Осталось только поблагодарить её. Выяснилось, что хлеб она печёт в тонире (иногда говорят «тондыр») – своеобразном колодце глубиной не менее 1,5–2-х метров, с внутренней поверхностью покрытой жаропрочной глиной. На земле разжигают костёр и горящие дрова опускают в колодец. К разогретым, пышущим жаром стенкам «пришлёпывают» тесто и через некоторое время готовый хлеб извлекают из колодца с помощью специального крюка (чтоб не обжечься). Нужно было бы готовиться ко сну, но и Анна и Гарегин, испытавшие, видимо, определённый дифицит общения не собирались так легко оставить нас одних. Впрочем, нам тоже хотелось пообщаться с ними. Отец поинтересовался далеко ли находится родник, о котором говорил Ася. Гарегин весело ответил, что никакой родник не нужен так как сын соорудил настоящий водопровод: – «Завтра всё увидите». На вопрос сколько у них детей ответила Анна: – «Пять сыновей и четыре дочки». Насчёт внуков данные не сошлись: Гарегин сказал что пятнадцать а Анна его поправила – шестнадцать. Возник небольшой спор, загибая пальцы Гарегин насчитал пятнадцать. Анна с укоризной и деликатно напомнила ему шестнадцатого: – «А Камо?». Гарегин смутился, но тут же попытался оправдаться: – «Ему ещё и месяц нет!». «Ну и что? Не человек?» – муж признал своё поражение и даже извинился перед женой, а потом и перед нами. Всё это выглядело забавно.

Пока шли разговоры, мы с отцом разложили в прицепе два матраца и приготовили себе отличные спальные места. Из далека доносились непривычные звуки: какое-то тявканье, что-то похожее на лай собак, басовитое уханье. «Шакалы, лисицы, сова-филин» – сказал Гарегин. Вдруг, как будто совсем рядом раздался неприятный, протяжный вой. – «Вот шайтан голос показывает» – выразился с не совсем понятным удовольствием Гарегин. «Волк?» – настороженно спросил отец – может нам запереться в машине, ворот нет» – забеспокоилась мать. Гарегин «успокоил» её, сказав, что «шайтан» без труда перепрыгивает через ограду. Стало как-то неуютно, особенно когда, пожелав нам спокойной ночи и забрав лампу Анна с Гарегином ушли, оставив нас в темноте. Не было луны, правда света от звёзд хватало, чтоб несколько рассеять мрак. Мы с отцом заняли свои места в прицепе, рядом с собой я положил заряжённое ружьё. В машине укладывались дамы. Когда они, захлопнув двери стали подымать стекла (от «шайтана»), отец пристыдил их за трусость: – «Если появится волк он в первую очередь примется за нас, а наевшись вряд ли полезет к вам». После этого стёкла были опущены. Мне же казалось, что есть более реальная опасность: над нами, вокруг нас носились в большом количестве летучие мыши. Их было меньше, пока горела лампа. Я где-то читал, что эти твари, укусив человека, заражают его вирусом бешенства. Не знаю насколько это правда. – «Ася не зря говорил про здешний воздух» – отвлёк меня отец от нехороших мыслей. Было очень тепло, но не чувствовалось духоты: дышалось легко, пахло травой, полевыми цветами и, кажется даже ореховыми деревьями, раскинувшими кроны над нами.

Мы не громко разговаривали, вспоминая без удовольствия вчерашнюю ночь «на воде». Отдалённые, непривычные звуки не помешали нам крепко заснуть. Проснулись мы от шума: из-за дома, через не видный нам проход в ограде Гарегин выгонял «стадо»: двух коров, с десятка полтора овец и коз. Казалось сомнительным, чтоб два далеко не молодых человека могли управляться с таким количеством животных. Однако, потом мы убедились, что Гарегин с Анной в этом деле отлично обходились без чьей либо помощи. Только пасти это стадо они доверяли единственному соседу Ванику (с ним нас познакомили позже). Он уже стоял за оградой со своими овцами, поджидая Гарегина. Дамам потребовалась обувь. Когда они вернулись, отец одевая ботинки не громко сказал: – «Займёмся электростанцией». Но тут же из машины раздались возмущённые голоса: – «Никакой электростанции! Сейчас же едем в Горис!». « Конечно, конечно – успокоил дам отец – нам тоже осточертело постоянное переобувание». Пришла Анна с кувшином воды. Тут же около прицепа мы поплескались, поблагодарили её а когда отец спросил где же родник, она хитровато улыбнувшись ответила, что покажет потом и посоветывала не теряя время, тронуться в путь пока нет жары. Послушав её мы наспех позавтракали, подошедшй Гарегин сказал, что от нас в Горис ведёт единственная дорога и заблудиться невозможно. Когда отец завёл мотор снова раздался обиженный лай.

Мне стало стыдно, что не подошёл к собаке «представиться».Утешил себя тем, что когда вернёмся сразу же пойду к ней. Мы выехали со двора, свернули налево и поехали по траве мимо стоящих на довольно большом расстоянии друг от друга домов. Всего их, не считая нашего, было восемь. С двухскатными крышами, они как и наш, небыли похожи на обычные деревенские дома. Людей около них мы не видели. – «И это называется деревня, деревня Сари?» – отец возмущенно передёрнул плечами. За последним домом мы свернули налево и какое-то время продолжали ехать по «бездорожью», подминая кусты. Казалось, из под самого капота вылетали и не долго неслись за нами встревоженные и словно возмущенные птицы неизвестных нам видов. Начался спуск. Не видя перед собой какого-либо подобия дороги, отец снизил скорость. В высокой траве трудно было вовремя увидеть даже крупные камни, не говоря о мелких. Мы ехали вниз по своеобразной лощине: слева возвышалась часть горного массива, на плоской вершине которого уместились наши дома, справе уступами тянулись невысокие зеленные холмы. Далеко за ними были видны какие-то строения. Пологий спуск закончился, стала просматриваться каменистая дорога, можно было прибавить скорость и вскоре мы въехали в небольшую деревню.

К нам спешили люди. К уже знакомым выражениям на их лицах, добавилось новое: удивление, или даже потрясение! Можно было подумать, что они никогда не видели автомобиля! Но всё прояснилось когда мы остановились. К нам подошёл, улыбаясь высокий, сухопарый пожилой человек. Отец, открыв дверь спросил его: – «Мы вас чем-то напугали?». – «Нет, только удивили – ответил тот – единственная дорога вверх проходит через нашу деревню, и не увидеть вас, проезжающих мимо, мы не могли, интересно как вы попали туда?». «Мы пошли другим путём – перефразировал отец известные слова Ленина – по старой дороге». – Человек с сомнением посмотрел на отца, потом на стоящих рядом. Чтоб не терять время и закончить разговор на эту тему, отец спросил как называется деревня. Мы узнали: – «Сари». – «А та?» – отец показал рукой. – «Верин Сари (то есть Верхнее Сари) там небольша деревня, домов пять» – пояснил наш новый знакомый.

Когда же услышал имя Гарегина оживился: – «Это же мой старый друг, десятки лет знакомы, и с Анной и со всеми их детьми!». Мы представились друг другу, мужчину звали Серго, он заведывал деревенской школой и заодно преподавал русский язык, а когда отец упомянул Асю.. Арсена, его прямо-таки охватил восторг: – «Да я же знал их – Арсена и дядю, тоже учителя, мы с ним вместе были в Москве на Всесоюзном совещании работников образования!». (Нельзя не сказать, что подобные мероприятия в ту пору проводились регулярно). Узнав, что съездив в Горис мы вернёмся обратно, Серго, помявшись, спросил не сложно ли будет нам прихватить кое-что для Гарегина и Анны: – «Хотел сам понести, но если вы сможете..». Отец ответил, что для нас это не составит труда. Серго повернулся к стоящему рядом юноше, что-то сказал, тот ушел, не скоро вернулся, катя перед собой средних размеров бочёнок. Серго, несколько смущённый, посмотрел на отца: – «Вот наше вино, возьмёте?». Деваться было некуда, договорились, что возьмём этот груз на обратном пути.

Дорога от деревни до Гориса, с бесконечными спусками и подъёмами (правда пологими), с крутыми виражами нам не понравилась: решили что если без прицепа, то лучше ехать по старой дороге. Городок, до которого мы, наконец, добрались, удивил нас своими прямыми улицами, обилием зелени, чистотой. Персиковые деревья с белыми лепестками соцветий, казались присыпанными снегом. И цветы самые разнообразные, каких нам, ни мне ни отцу неприходилось видеть. Местные жители с любопытством смотрели на нас. В маленькой сельской лавке с большой вывеской «БОТИНКИ. ТУФЛИ. ГАЛОШИ» мать с Кариной подобрали то что было нужно, тут же обулись и в восторге от того, что смогли, наконец, без сложностей ступить на твёрдую землю чуть ли не пустились в пляс. Порядком надоевший процесс переобувания закончился. Здесь же мне купили сандалии на лосевой подошве – так они назывались – и, как просил Гарегин «самые красивые тупля» для Анны. Поездив по улочкам, нашли пекарню с тониром где взяли мешок муки килограмм на 50, а заодно и свежий, ещё горячий, аппетитно пахнущий хлеб. В продовольственном магазине по-соседству купили необходимые продукты и, по моей просьбе, колбасу для собаки. Пора была возвращаться «домой» и забрать по дороге «сюрприз» для Гарегина. Когда мы подъехали к месту встречи с Серго, бочёнок лежал там же где его оставили. Рядом на этот раз никого небыло. – «Народ обедает» – предположил отец. На звук сигнала появился Серго с молодым человеком. Бочёнок, казавшийся небольшим, погрузить в машину оказалось не просто. Мне пришлось с ногами забраться на сидение, чтоб освободить для него место на полу кабины.

Из-за возникшей сложности с погрузкой, Серго явно чувствовал себя виноватым, хотя отец и пытался его успокоить. Около нас собралось несколько человек. Мы по-дружески попрощались с Серго, приветливые люди пожелали нам счастливого пути, и сопровождаемые дружным лаем сбежавшихся со всех сторон собак, поехали дальше. Ехать предстояло сравнительно долго, мне пришлось терпеливо сидеть в очень неудобной позе. Начался разговор о том как будем благоустраивать на новом месте. Меня же не покидали мысли о собаке. В нашей семье почитался культ этого «друга человека» со всей любовью к нему. Так получилось, что дома такую «подругу» мы не держали. Любовь к ней была, как бы платонической. Много всего прочитали мы с Кариной про собак, но особенно дорожили книгами Джека Лондона «Джери островитянин» и «Майкл, брат Джери», посвященными им. Меня возмущало, когда, чтоб оскорбить человека его обзывали «собакой». Существуют же другие, подходящие слова! Ведь зачастую она по многим своим качествам превосходит иных людей! Мне пришло в голову, что ещё не видя собаки, только слыша далеко не злобный голос, я уже представил себе какою её увижу: большой, доброй, ласковой, возможно и весёлой. Казалось бы такие эпитеты вряд ли применимы, когда речь идёт о деревенской, сидящей на цепи, сторожевой собаке. Однако, я оказался прав как никогда!

Между тем мы уже подъезжали к дому. Нас небыло почти б часов и за это время Гарегин смог соорудить одностворчатые ворота и теперь доделывал в них калитку. – «Не успел закончить до вас» – сказал он с огорчением. Но мы от души поблагодарили его и за то, что он сделал. Отец, пока не появилась Анна, передал ему туфли, мы въехали во двор. Мать и Карина весело смеясь «выпорхнули» из машины, я, прихватив колбасу, поспешил к собаке, лай которой донёсся до нас, как только мы свернули на нашу «улицу». Ясно было, что она начала лаять, услышав шум мотора.

Глава 8

Джулета

Завернув за дом я увидел то, что и ожидал: огромную кавказскую овчарку. Она кинулась ко мне, отчаянно виляя хвостом, даже поднялась на задние лапы, до предела натянув цепь. Я сделал шаг к ней и увидел ее глаза (не у всякого человека увидишь такое). Светящиеся бесконечной радостью, не побоюсь сказать, счастьем, они прямо-таки излучали любовь! В них ещё многое можно было бы прочесть! В голове пронеслось есенинское «глаза собачьи золотыми звёздами…» Не опасаясь ничего, я крепко обнял её, она упёрлась передними лапами мне в грудь, пытаясь лизнуть в лицо. Уклоняясь от этого я прижимал её к себе, гладил, нашептывал приходившие в голову ласковые слова. Вдруг до меня донёсся крик Анны: «Не подходи, разорвёт!». Она резво подбежала ко мне, за ней и Гарегин.

Бросился в глаза их растерянный вид. – «Вах! – сказал озадаченно Гарегин – на меня, хозяина никогда не посмотрит, а тут…». Мне было не до них, вспомнив, что у меня в руке колбаса, я поднёс её к носу собаки. Она быстро понюхала её и снова повернулась ко мне, дав понять что сеёчас ей не до этого. Заинтересовавшись тем, что происходит за домом, пришла Карина. Всплеснув руками, она безцеремонно оттеснила меня, заглядывая собаке в глаза стала гладить её, тоже называя ласковыми словами, а та, будто обрадовалась, что появился ещё кто-то, кому она сможет выразить свою любовь. Гарегин и Анна обескуражено смотрели на происходящее. Чтоб привести их в «чувство» я спросил как зовут собаку. Анна ответила что Джулетой, Джулькой и, что придумала имя младшая дочь, солистка Ереванской оперы. Я вспомнил нашу школьную Далилу. «Ещё одна оперная дива» – подумалось мне. Воспользовавшись случаем Анна добавила с гордостью, что дочка поёт в опере «Армянская дева». Когда позже я спросил у родителей, что это за вещь, они дружно захохотали. Не поняв причины их неожиданного веселья, я подождал пока они успокоятся. Оказало, что на самом деле опера называлась «Орлеанская дева». Говорить Анне это не стал.

Тем временем Карина, внимательно, можно сказать профессионально, осмотрела Джулю (с самого начала мы отбросили унизительное «Джулька»), обнаружила крупных клещей, на её «бровях», и побежала за пинцетом. Долго искать его не пришлось: этот «инструмент» всегда находился у неё под рукой. Теребя густую шерсть Джули я увидел набухшие соски и спросил у всё ещё стоящего здесь Гарегина, где щенки. Он отвёл глаза и сказал, что раздал соседям. Так, как кроме Ваника ни о каких соседях мы не слышали, я понял, как поступил со щенками Гарегин и возненавидел его. Конечно, ненависть не продержалась долго. Вернулась с пинцетом Карина и приступила к операции. Опустившись на корточки, она устроила на коленях голову Джули, и ласково с ней разговаривая, начала орудовать пинцетом. Выковыривание крепко засевших клещей, конечно, было болезненным для собаки, но надо было видеть как Джуля терпеливо переносила эту процедуру и только, когда удавалось, благодарно лизала руку Карины. Анна и Гарегин, сострадая, одобрительно кивали головой.

После этого авторитет моей сестры недостижимо поднялся и когда в редких случаях у Анны или Гарегина ухудшалось самочуствие, они обращались за помощью к Карине. Пока мы были около Джули, подошли раздражённые отец с матерью: нужно было заняться массой дел, а мы с сестрой…Но увидев собаку и то, что с ней делает Карина, не только замолчали, но пристроившись на корточках около Джули, и посчитав, что она нуждается в моральной поддержке, стали ласково гладить её и подбадривать словами. Джуля сразу оценила добро: не двигая головой, чтоб не помешать «хирургу», она переводила взгляд то на мать, то на отца и благодарила их лёгким движением хвоста. Когда операция закончилась и Карина с важным видом поднялась, Джуля, освобождённая от донимавших её клещей, вскочила на ноги, запрыгала около Карины и несколько раз облизала ей лицо. Вряд ли после несложной операции человек кинулся бы целовать хирурга. Но, конечно, нас ждали неотложные дела. Я опять поднёс к носу Джули колбасу, и когда она занялась ею, мы тихо ушли. Предстояло «расконсервировать» дом. Поездка в Горис отняла не мало времени. Надежды на то, что удастся провести ночь в доме небыло, да это нас и не тревожило. Надо сказать, что на этом, огороженном и не малых размеров участке земли многое у нас вызывало удивление. Например, наш дом, сложенный из розового туфа. Крупные блоки из этого пористого камня в большом количестве нужно было доставить сюда издалека. Какой труд при этом затрачивался? Отец предположил что здесь использовался опыт строителей египетских пирамид. Гарегин сказал, что дом строился три года. Как бы то ни было, нужно было приводить его в жилой вид. Много нам помогал Гарегин. Своим «мачете» он очистил веранду от винограда. Ветки, пока за ним не ухаживали, разрослись, густо переплились и почти не пропускали свет в дом. Кстати, они были как бы «обсыпаные» засохшими и засахарившимися ягодами. Это был изюм, между делом Карина наполнила им не большой мешок. Чай можно было пить «вприкуску» с изюмом.

Гарегин, сделав свое дело, забрал оставленный на столе бочёнок – подарок Серго (чему обрадовался), сказал что откроет его когда мы окончательно переберёмся в дом и ушёл. Очень удачно он вернулся за мешком с мукой. Мы собрались на веранде, отец с ключём подошел к первой считая от лестницы, двери (всего их было три), вставил без затруднений ключь, щёлкнул им, дёрнул за ручку дверь, но та не открылась. Попробывал основательней поработать ключём, успеха не добился и решился на крайнюю меру: упёршись ногой в дверную коробку, крепче ухватившись за ручку с силой её дёрнул. В итоге она с громким треском оторвалась от двери, отец, держа её в руке, отлетел в сторону, сшиб стоявшую за его спиной мать и если б не Гарегин, подымавшийся по лестнице на шум и успевший её подхватить, трагедии было бы не избежать! За те мгновения, когда всё это произошло мы с Кариной, стоявшие с обех сторон около отца, ни как не смогли бы удержать мать! Хотя Гарегин беззаботно рассмеялся – нам было вовсе не до смеха, особенно матери. Отец растерянно смотрел на неё, как бы прося прощения, за происшедшее. При этом он продолжал сжимать в кулаке злополучную ручку. Гарегин, между тем подошел к двери, легонько её толкнул, она открылась! Открылась внутрь! Мы, особенно отец, были посрамлены! К чести Гарегина, он ни как не прореагироавал на случившееся.

В комнате был душно, чуствовался запах запущенного помещения, в котором годами никто не жил. Из двух окон – одно слева в торце дома, второе в стене напротив двери – струился яркий солнечный свет, поднятая нами пыль медленно плавала в солнечных лучах. Отец распахнул оба окна. Между тем, наступило время обеда, а работать в доме лучше было на сытый желудок. Пока родители раскладывали еду на столе под деревом, на соседнем две сороки внимательно следили за ними. Выбрав удачный момент одна из них сумела унести хороший кусок мяса, чуть ли не из самых рук матери, не успевшей даже ахнуть. Этот кусок я сам собирался незаметно утащить и отдать Джуле! Надо было проучить проказниц! Сбегав за ружьём, и предупредив всех, что только попугаю птиц, я навёл на них свой карабин. Удивительно, но они, сидя на недосягаемой высоте явно забеспокоились. Пока птицы не улетели, я прицелился в ближайший сук и выстрелил. Сороки исчезли! Посыпались щепки. Тут же громко залаяла Джуля, может быть она никогда и не слышала подобного звука. Мы с Кариной побежали к ней, причём сестре как-то удалось прихватить угощение для неё. Наверно, каждый собаковод считает, что его собака лучше любых других. И мы с Кариной не стали исключением, всё больше и больше узнавая Джулю.

Странным казалось, только то, что к хозяевам она относилась совершенно равнодушно, словно всю свою любовь отдала нам. Чуствуя это, Гарегин демонстративно перестал замечать свою собаку, и постепенно заботиться о Джуле, кормить её стали мы с Кариной, что ни как нельзя было назвать трудным делом. Родители смотрели на это одобрительно. Мы собрались обедать. Где помыть руки, показала нам Анна. К ней подоспел и Гарегин, причём оба почему-то загадочно улыбались. Около их дома, под навесом, на каменном основании стоял внушительных размеров бак, в который по металлической трубе, очевидно, подавалась вода. Откуда она могла взяться было непонятно. А когда к нам подошли отец с матерью, то Гарегин с особой гордостю открыл этот секрет, обяснив, что их старший сын пробурил землю на глубину больше 200 метров и воду они получают оттуда. Сказав это, он взялся за рычаг на трубе, несколько раз его качнул и в баке «забулькало». Можно было усомниться насчёт 200 метров, но проблема с водой была решена отлично, так и сказал отец. И Гарегин и Анна остались довольны произведённым на нас впечатлением! В нижней части бака был «кухонный» кран, под ним раковина, от которой грязая вода по трубе, проложенной в земле утекала за ограду.

После обеда, если так можно назвать нашу «походную» еду, мы пошли в дом. В двух его жилых комнатах (третья – не жилая: кухня), было четыре «спартанские», железные кравати. Столов небыло. Стуля стояли на веранде. Гарегин показал как обходились без стола родственники Аси: вдоль всей веранды на крепких петлях была укреплена, сколоченная из нескольких широких и длинных досок панель. На время обеда, или в других случаях её подымали в горизонтальное положение. Под нею так же на петлях и поэтому складывающиеся, находились три деревянных, квадратного сечения бруска. Подняв панель, поворачивали бруски, превращая их в три ножки своеобразного стола. В «нерабочем» положении панель просто висела на петлях, прислонённая к перилам. Конструкция нам показалась очень удобной. За таким столом могло, не мешая друг другу разместиться с десяток обедающих, в другое время стол, фактически не занимал места, а вся посуда и всё со стола убиралось в небольшую кухню, с дверью выходящей на веранду. В доме, таким образом, было на редкость просторно. Теперь настало время придать ему жилой вид. Помочь нам с этим пришли и Анна с Гарегином.

Нельзя не сказать об этих людях: доброжелательные, бесконечно отзывчивые, всегда находившие повод хоть чем-то помочь, они с самого начала отнеслись к нам, как к близким родсвенникам, а уж к Карине просто, как к любимой внучке. Отцу частенько приходилось ездить в Горис по разным причинам. Почти всегда с ним охотно ехал Гарегин а иногда и Анна. Несколько раз отец возил их в Ереван. Теперь они, как и отец с матерью энергично соскребали со стен комнаты старую краску и висящие лохмотьями остатки обоев. С потолка сыпалась штукатурка, а заодно гроздьями всевозможные насекомые, в основном засохшие. Требовалось обработать и другую, смежную комнату, дверь между комнатами была открыта, окно распахнуто. Из открытой на веранду двери второй комнаты струился ветерок. От не большого сквозняка по комнатам плавали облака пыли, нас с Кариной отправили на свежий воздух. Не мало времени мы провели с Джулей, уйти от неё было не прото: громадной своей пастью она хватала меня или Карину за руку, причём так осторожно, что мы не чуствовали зубов, и сияя заглядывала нам в глаза, словно прося побыть рядом.

Мне удалось оставить с ней Карину и бесшумно уйти. Естественно, хотелось всё осмотреть, например сарай, стоящий между домом и оградой. У него было два окна, прикрытых чем-то вроде ставень, которые я без труда раздвинул, и заглянув внутрь увидел аккуратно положенные друг на друга доски, лопаты, грабли, другой инвентарь, какие-то инструменты. Всем этим, как убеждал нас Ася, мы могли пользоваться. Помня эти слова, я попытался открыть дверь сарая, она была не заперта. Просунув ладонь в щель между дверным проёмом и дверью я смог её сдвинуть с места с большим трудом, так как нижней частью она упиралась в землю: за долгие годы сарай мог «осесть». Однако, используя не совсем удачный опыт отца, я поступил так же: упёрся ногой в проем и несколько раз с силой потянул дверь. Удалось её приоткрыть сантиметров на 40, может на пол метра. И вдруг из сарая, из-под моей поднятой ноги пулей проскочило какое-то существо, чуть покрупнее небольшой собаки, и свернув за угол, исчезло! Я даже не попытался погнаться за ним: дело было бы явно безнадёжнПодошла Карина, полюбовно расставшаяся с Джулей, и выслушав меня, безапелляционно, как она умела, заявила, что скорее всего это был искавший мать медвежёнок. Спорить с сестрой не стал. Мы отошли от сарая, ешив посмотреть, как идут дела в доме. Сделали несколько шагов и случайно избежали большой неприятности: Карина вовремя увидела в высокой траве тонир. Ещё немного – она свалилась бы туда! В глубокий каменный колодец! Хорошо если б отделалась только ушибами! Из этого мы сделали вывод, что нужно внимательнее смотреть под ноги, идя по высокой траве, а ещё лучше скосить её. Карина, однако, обрадовалась: «Будем сами печь хлеб!». (Подумалось, хорошо если эти хвастливые слова не слышала Анна).