Перерождение

– Да, спасибо.

Они распрощались. Три дня назад Олег споткнулся на пробежке и потянул ногу. Но, как и многие, он боялся лишний раз обращаться в лабораторию за помощью. Травмы для больных язвой опасны тем, что доподлинно неизвестно как отреагируют монии на них. Простой вывих мог стать причинной резкого ускорения мутации в тканях. Вскоре Каро узнал о небольшой беде Олега и настоял, чтобы он обратился за помощью. Каро умел убеждать, даже таких крепышей, которые любят терпеть боль. К тому же, в разговорах, Каро всегда использовал запрещенные приемы из своего мрачного опыта.

– Как же нам быть? – даже едва слышимый, голос выдавал волнение Саты.

– Никак. У нас новый сосед. Я и Таш как можно больше узнаем о нем. Кто он и почему подселили именно к нам. Есть риск, он всегда был. Всего лишь еще одна переменная, – Каро улыбнулся промчавшейся ребятне. – Вечеринку постараемся не откладывать. Но действовать нужно сейчас по обстоятельствам. Ты не хуже меня знаешь, что может случиться, если мы не успеем вовремя.

– Боже, – вырвалось у нее. – Если бы ты знал, как я этого боюсь.

– Знаю, – обреченно улыбнулся Каро, но быстро согнал мрачную тень с лица. – И я боюсь, что она, наконец-то, добьется своего. Изменит меня как того хочет. И я уже не смогу никого защитить.

– Мы должны успеть, – как можно тверже шепнула Сата.

– Сейчас нужно узнать Кира. Кто он?

– Могу заняться этим. Таш слишком неповоротлив, еще спугнет. Ведь он может быть ни при чем.

– У тебя это хорошо получится.

– Конечно, я же женщина, – Сата нарисовала на лице улыбку.

– Которая к тому же ему приглянулась, – Каро подавил улыбку и тихо добавил. – Есть одно небольшое дело.

– Все что угодно.

– Мне нужно, чтобы ты почувствовала эмоции смотрителя склада Владислава, когда он будет раздавать почту жителям. Мне нужно знать, с какими намерениями он позвал меня.

– Ты же не ходишь получать почту.

– В этот раз пойду и мне нужна твоя помощь. Я буду рядом с тобой на площади. Договорились?

– Все сделаю.

На этом они разошлись. Каро поцеловал Сату в щеку и побежал вперед. Через пару домов он свернул в переулок. Через несколько минут он вышел за девятый круг. Каро бежал рядом с забором там, где никто никогда не гуляет. Здесь почти всегда было тихо. Никакого шума, кроме тихого жужжания изгороди. Деревенские голоса обрывками доносились издалека и растворялись в кряхтении сухого мерзлого леса, заснувшего на зиму и не желавшего просыпаться несмотря на календарь.

Сата попала в Деревню в 25 лет. Во время медицинского осмотра, маммолог обнаружил странные маленькие светлые пятна у нее на груди. Проведенное в тот же день обследование показало, что у нее первая стадия «белой язвы». Домой она уже не вернулась. Ее определили в карантин, а через три дня за ней приехали из резервации. Врачи в Деревне были достаточно учтивы. Сате даже показалось, что ей оказывают излишнее внимание. Так и было. Ее внимательно исследовали. Более всего ей интересовались психологи и нейрохирурги. Тесты продолжались около трех месяцев. После этого ее поселили в доме 857. Тогда на ее бирке вместо девятки была единица, а сама бирка была зеленого, а не красного цвета.

Когда ее привезли в дом, ее уже ждал Каро. Он стал ее проводником и утешителем, когда эмоции начали захлестывать. Это произошло после осознания того, что она уже никогда не окажется по ту сторону забора Деревни. Спасением для нее были письма родных, оставшихся в Петербурге. Привыкшая пользоваться электронным общением через интернет, она училась писать письма, у которых есть длительный срок доставки. Но вскоре письма от родных стали приходить реже. Страх людей перед «белой язвой» из года в год только усиливался. Даже думать о существовании этой болезни было страшно. И если о ней говорили, то только с ужасом и отвращением. Дискуссии были короткими и эмоционально емкими. О том, что твой родственник болен «белой язвой» никто не распространялся. Забвение и отчуждение ждало почти каждого, у кого мог оказаться запертый в резервации близкий человек. Это отражалось в письмах, приходящих жителям. Сата не стала исключением. Толстые конверты из сотен слов любви и надежды исхудали. Письма из месяца в месяц становились редкими и короткими. Сата перестала делиться с родными своими чувствами и по их примеру перестала писать им длинные письма. Через год с небольшим лишь Каро оставался источником ее сил. Мир для нее разделился на тот, что на этой стороне и на той.

Через три года болезнь Саты достигла золотого зенита. Для нее было два пути: либо она оставалась на пятой стадии болезни и «белая язва» прекращала свое разрушительное влияние на организм, войдя в стадию хронической; либо иммунная система организма проигрывала и поглощалась мониями «белой язвы». Болезнь полностью меняла организм и перестраивала его функции. В ходе исследований таких больных стали называть перерожденными.

Каро первым обнаружил начавшееся перерождение Саты. У него был дар подмечать любые изменения вокруг. И подобно тому, как он его хранил в тайне, он начал учить Сату до поры сохранять в секрете ее развивающиеся способности. Это произошло летним душным днем: Сата проснулась от предчувствия, что к ней приближается взволнованный Каро. Как только она открыла ему дверь, он накинулся на нее с объятиями и начал целовать ее. Сата отбивалась и готова была закричать, как вдруг услышала от Каро: «Молчи, глупая, иначе они узнают о тебе». Сата доверяла ему и приняла правила игры. Доиграв импровизацию до конца, Каро попросил Сату пройтись с ним. Так он преподал ей первый урок маскировки своих возможностей.

Датчики, установленные повсюду, считывали отклонения в биоритмах жителей. Это позволяло выявлять перерожденных. Все они, без исключения обладали нейропсихическими способностями. И чем меньше о них знают в лаборатории, тем лучше – заверял Каро. Именно он стал для многих учителем в освоении своих возможностей. Однако даже его усилий не хватало для того, чтобы со временем его ученикам присваивали красный статус и меняли бирку на соответствующую. Но все же, это происходило гораздо позже чем могло бы быть.

К своему тридцатилетию Сата уже умела определять эмоции людей, находившихся от нее за десятки метров. Она узнала об этом, когда попыталась прочувствовать охранников в лаборатории. Однако она пренебрегла предостережением Каро об излишнем использовании возможностей. Любопытство ее сгубило. Датчики немедленно зафиксировали высокий уровень нейронной активности. Подоспевшие лаборанты и охранники обнаружили Сату без сознания. Она две недели провела в лаборатории, где за ней наблюдали и проводили тесты. Но ее дар будто был стерт. Разозленная Кроберг влепила ей красную бирку и велела за ней наблюдать. Однако за шесть месяцев никаких изменений не было. Кроберг не отличалась терпением и списала Сату со счетов глубоких исследований.

Но вместе с разочарованием Кроберг ужас от потерянных возможностей испытывала Сата. Она корила себя за то, что не послушала Каро и выдала себя. Более того: она сама себе нанесла травму и стала перегоревшей лампочкой, не выдержавшей напряжения.

– Ты готова вернуться к занятиям? – однажды спросил Каро.

Сата не понимала о чем он. Ведь уже восьмой месяц как она ничего не может и не ощущает. Да и самого Каро она не видела шесть месяцев после того случая.

– Ты не потеряла свои способности. Я лишь заблокировал их ото всех… и от тебя тоже, – голос Каро был спокоен, а взгляд напряжен. Он был готов к любой реакции.

Но Сата не верила своим ушам. В одно мгновение она хотела накинуться на него с кулаками и обнять от радости. Но она лишь кивнула головой, а из глаз хлынули слезы.

– Мне пришлось прибегнуть к шоковой блокаде твоих нейронов, чтобы в лаборатории ничего не обнаружили. Они должны были подумать, что ты сама вырубилась от перенапряжения. Травма мозга была как нельзя кстати. Уж извини.

Сата сжала кулак и не больно ударила Каро по плечу. Он еще раз напомнил ей о серьезности того, что происходит. И именно в тот день Сата дала ему слово, что будет всегда слушаться его наставлений. Тогда же она открыла для себя Каро с новой стороны. В ней заронилась пригоршня страха от того, на что способен юнец 17 лет, так спокойно рассуждающий о жизни в Деревне.

Близилось время раздачи почты. Жители подтягивались к площади. У ворот склада санитары уже выставили столы, на которых лежали документы. Коробки с письмами и разрешенными посылками были аккуратно выставлены на столах. Смотритель вышел из ворот. Толпа деревенских оживилась. Все хорошо знали, что если старший на смене Владислав, то почту можно будет получить пораньше. Этот день не стал исключением. Смотритель занял свое место за главным столом. Санитары приступили к раздаче почты. И уже никто не обращал внимание на холод и поднимающийся ветер. Когда в руках уголек греющего письма, все вокруг отступает на второй план. Кому-то даже везло и им предназначалась целая посылка. Такое случалось крайне редко. Чаще всего родные пересылали фотографии, безделицы и книги. Подобные послания почти всегда успешно проходили проверку и передавались жителям. Сегодня волнение собравшихся на площади усиливалось тем, что на столах было разложено необычно много коробок разного размера. Почта не приходила уже три месяца и, видимо это накопившиеся, рассуждали жители. И каждому из них хотелось стать тем счастливчиком, которому достанется хотя бы маленькая посылка. Кто-то радостно вскрикнул: некоторые открывали письма сразу на площади. Владислав выдавал письма и оглядывал толпу. Каро нигде не было. Но ожидающих еще много – время еще есть. Выдача почты сегодня отличалась эмоциональностью. Владислав подметил, как сильно у некоторых дрожат руки, когда они расписываются в журнале. Затем, прижимая письмо или посылку к груди, они быстро бежали обратно в дом. Там, в обстановке тишины и спокойствия, жители читали краткие послания. Ведь если письмо пришло, то о них еще помнят. Пусть не ждут, но помнят.

На столе, перед журналом записей, лежало последнее письмо. Оно было перевернуто так, что не было видно адресата. Очереди уже не было. Владислав посмотрел на санитаров, потом оглядел площадь. Почти все жители разбрелись по домам. Вздохнув, смотритель вложил письмо между страниц журнала. Санитары затаскивали столы на склад. Спускались сумерки. Холод брал Деревню во влажные объятия. И лишь срывающийся на вой ветер нарушал спокойствие сгущающихся теней. Каро так и не появился.

Сата решила зайти в гости к старосте. Несмотря на сильный пронизывающий ветер, она была одета в легкую рубаху и штаны. Кир был рад видеть ее. Она отличалась ото всех: немного отстранена и ненавязчиво учтива. Ее движения были немного мальчишескими и где-то грубоватыми для женщины. Кир встал с кровати, пряча робкую улыбку.

– Ну как наш новый житель? – она махнула ему рукой. Сата оглядела комнату: никого, кроме Кира.

– Каро нет. Таш в душе, – рапортовал Кир.

– Наш староста опять мерзнет? – машинально бросила она. – А может я к тебе пришла? – Сата прошла в кухню.

– Да?! – смутился Кир.

– Так как твои дела, новенький? Осваиваешься? – она быстрым движением нажала на дверцу шкафа возле раковины, взяла стакан и скользнула в угол к холодильнику.

– Пытаюсь успевать за всеми. Много знакомств… даже слишком.

– Да, понимаю. Учитывая восстановление памяти, тебе, наверное, не сахарно, – Сата взяла графин с зеленоватой жидкостью и наполнила до половины свой стакан.

– Пока, кроме гула в голове и небольшой слабости, ничего нет.

– Это хорошо. Но ты же понимаешь, что это пока?

Кир пожал плечами. Он легко переносил небольшой дискомфорт и с тревогой ждал развития симптомов.

– Не бойся, – Сата допила напиток и шумно поставила бокал на высокую столешницу перед собой, – тебе, наверное, повезло как никому больше. Ты стал соседом старосты. Но я скажу больше, – она вышла из-за стола и подошла к Киру, – то, что ты сосед Каро – куда круче, – добавила она шепотом, оглядываясь на дверь в ванную комнату.

Кир улыбнулся.

– Каро здесь местный любимчик: держись его и многое станет для тебя проще. Хотя, как по мне он слишком строит из себя. Эдакого всезнающего ботаника, заботящегося обо всех. Но это реально помогает. Особенно когда тоска волком выть начинает. Ну и от Таша есть своя польза. Он тебя тоже чему-нибудь научит…

– Дисциплине, прежде всего, – раздался грозный бас старосты. Таш стоял в халате у двери в ванную комнату. И взглядом буравил незваную гостью, потирая руки.

– Смотри, крем из ушей вытечет, – съязвила Сата.

Таш лишь снисходительно хмыкнул. Он уже давно перестал реагировать на колкости Саты. Это был ее способ побега от реальности, и он не собирался ей мешать прятаться.