Лэйла-стероид

Гарпию спасла темнота и нервозное состояние федералов, впервые столкнувшихся с ожившими покойниками. Девушка лежала на постели, неподвижными глазами глядя на потолок и пыталась вспомнить, кто она и что с ней случилось. На теле приятным, но странноватым теплом пульсировали три точки. Вскоре, однако, тепло переросло в тяжелые удары толстенной иглы, немилосердно вонзающейся в плоть. Закусив губу, Гарпия терпела и не кричала от боли просто по привычке. Правда, что это за привычка ей также было невдомек.

Чтобы отвлечься, она принялась рассматривать окружающую обстановку. Легче всего было смотреть на потолок. Безукоризненно белый, подвесной, с круглыми глазами мягко светящихся ламп, неожиданно погасших через несколько минут после того, как Гарпия пришла в себя. Простыни, осторожно и медленно ощупанные негнущимися пальцами, оказались шелковыми. Приложенное для этого открытия усилие, высосало остатки сил из истерзанного тела. Боль возросла до неимоверных размеров. Стиснув зубы, Гарпия тихонько застонала.

Если это и была больница, то наверняка очень крутая. Едва только прозвучал этот еле слышный стон, раздался звук открываемой двери. Мягкий шорох чего-то, плавно ползущего в сторону. Уверенная поступь и хруст накрахмаленного халата, белоснежную чистоту которого Гарпия заметила краем глаза могли принадлежать только врачу. Девушка осторожно скосила глаза.

– Здравствуй, – сказал повзрослевший и отпустивший бороду Васька Мальцев – Здравствуй, Илонка. Давно не виделись.

«Васька Мальцев! Боже мой! Ты как здесь?! И…»

Все эти возгласы прозвучали в ее голове. Сознание дало трещину и начало разваливаться на две половинки. Неожиданно мигнуло солнце за окном, разбитое на множество стеклянных осколков. Она с ужасом увидела горящий вагон, кренящийся на бок, чтобы придавить ее своим многотонным телом.

Мягкая прохладная ладонь легла на лоб, прогоняя кошмарное видение. Илона ощутила текущие по щекам слезы и одновременно вспомнила.

Вспомнила свое давно похороненное имя.

– Илонка, – с неловкой мужской нежностью сказал Василий. – Илонка Ленс. Не увидел бы сам, не поверил бы.

Она приоткрыла глаза, чтобы еще раз перепроверить реальность происходящего. Несколько вымученно улыбающееся лицо Васьки не растворилось. Более того, Илона услышала шелест кондиционера и прилетевший со стороны окна ветерок прогнал остатки тумана в голове.

Она засмеялась. И закашлялась.

Василий немного неловко засуетился. Сунул ей в рот какую-то мерзкую на вкус таблетку. Она яростно разгрызла ее, но даже это не смогло заглушить рвущийся наружу смех.

– Да, Васенька, – Илона с трудом расслышала собственный голос. – Это, кажется, действительно я.

Васька пристально взглянул ей в лицо и тоже засмеялся. Он расстегнул пуговицу халата, чтобы достать из кармана платок.

Илона почувствовала, как смех внутри стихает. Не понимая, что происходит, она ощутила сжавшиеся до боли зубы. Где-то глубоко в сердце вспыхнула непонятная злоба, вызванная ни чем другим, как формой офицера ФСБ, на миг показавшейся между накрахмаленными полами халата.

– Что со мной, Вася? – на самом деле она спрашивала не его, а себя. – Я не помню… У меня… какая-то чертовщина в голове.

– Неблагодарная скотина, – прозвучало в голове. – Это ты так обо мне?

Илона стиснула пальцами виски. Мерзкая таблетка подействовала. Игла перестала вонзаться в тело. С головой обстояло хуже. Голос внутри не исчез. Продолжал что-то невнятно шептать.

– Ты воскресла, – серьезно сказал Василий, осторожно присаживаясь на край кровати. – И это самое настоящее чудо. Думаю, надо радоваться, а не задавать вопросы. Лечиться, выздоравливать. Это сейчас самое главное.

Он помолчал, а она сжалась, ожидая продолжения так хорошо начавшейся фразы.

– По крайней мере пока, – закончил Василий.

Он больше не улыбался.

* * *

Те, кто знал о существовании этой больницы звали ее Клиника 15. Все давно забыли, когда, как и почему появилось это название. В годы благословенно-проклятого застоя здесь лечилась партийная номенклатура. В то время, когда во всей стране царил протекционизм и для того, чтобы получить любое теплое местечко достаточно было иметь некоего родственника, обладающего более высоким постом, чем тот на который метил ты, персонал клиники подбирался только по одному признаку – высокому профессионализму. Никакие связи не могли обеспечить бездарю место в Клинике 15.

Застой миновал. Власть предержащие получили возможность обеспечивать себе лечение за рубежом, и надобность в номенклатурных больницах отпала. Как раз в это время Клиника 15 прекратила свое официальное существование. Ни в одном списке больниц она теперь не значилась.

Тем не менее пациентов здесь принимали. Но только тех, кем по тем или иным причинам заинтересовались правительственные спецслужбы.

Когда полковник Кадышев выслушал сбивчивый доклад оставшихся в живых агентов группы Давыдова, решение о помещении Гарпии в Клинику 15 пришло само по себе. Помимо врачей, в персонал этого заведения входило множество специалистов по изучению экстраординарных человеческих способностей. Гипнотизеры, экстрасенсы, парапсихологи и прочие, обследовали очередного «экстраординарного», давали авторитетное заключение, передававшееся затем в особый отдел ФСБ, занимавшийся «изучением возможностей использования в военных целях людей с паранормальными способностями».

Скал, использовав в разговоре с Кадышевым информацию, полученную от Галанина, вовсе не ожидал, что она произведет желаемый эффект. Он решил припугнуть ею полковника только потому, что Галанин пытался с помощью этих сведений спасти себе жизнь. И теперь майор гадал, почему так испугался Кадышев. Впрочем, испуг был понятен, непонятно было другое.

Почему он так быстро сдался? Хватило небольшого шантажного фактика и однократного применения силы. Почему? При всех своих недостатках ГБ вовсе не был таким уж трусом.

Сегодня утром Скал получил еще одно настораживающее известие. Его приятель, входивший в тот самый особый отдел ФСБ, сообщил, что смерть Галанина приписывают неизвестному. Никаких мер по розыску Скалина не предпринимается. Похоже, что несмотря на бесспорную осведомленность и Сомова и Кадышева в вопросе о личности убийцы Галанина, Скала оставили в покое.

И как раз после того, как ему удалось расколоть «грязного босса».

«Удалось ли? Расколол ли я его или же ему приказали расколоться? Если приказали, то чего ради им было отдавать мне двух лучших «механиков»? И пытаться меня убить?»

Доходя в своих размышлениях до этого места, майор неизменно возвращался к вопросу, вертевшемуся в его голове постоянно. Он никак не мог понять, за что его приговорили к смерти. Совершенный им промах был не настолько серьезен, чтобы повлечь за собой ТАКОЕ наказание. А раз смерть Кожухова здесь ни при чем, значит…

Значит врезали всем, кто соприкоснулся с «Капеллой». Смирнову, Нилиной, Разину и Скалину. Люди Давыдова хоть и были предупреждены об осторожности, но причину этого Степа им не объяснял. Смирнов и Нилина отделались легче всех, вероятно потому, что когда их допрашивали, они не упомянули о «Капелле», выразив тем самым несерьезное к ней отношение.

Скал стиснул руль. В последнее время он все чаще и чаще замечал, как от гнева темнеет в глазах. За всю свою жизнь майор ни разу не творил себе кумиров и ни разу не создавал себе образ врага. И лишь недавно этот самый образ предстал перед ним во всей красе.

Скал начал медленно и методично бить ладонями по ребристой поверхности руля, не обращая внимания на боль. Он прекратил это занятие только после того, как баранка стала скользкой от крови из разбитых рук. После этого майору немного полегчало.

– Черт с ним, – пробормотал Скал, тяжело дыша. – Со мной играют, это очевидно. Но пока все идет так, как и задумано. Упав в бурную реку, лучше всего экономить силы и потихоньку плыть по течению, пока не подвернется какое-нибудь бревнышко.

Его машина стояла в скверике у небольшого кирпичного дома, являющегося корпусом Клиники 15. Главное здание – пятиэтажный кирпичный куб, возвышалось прямо перед ним.

За этими вылизанными до блеска стенами скрывалась ниточка, ведущая к тем, кто превратил майора в урода, лишил работы и едва не прикончил.

Скал поймал себя на мысли, что почти те же самые мысли приходили к нему в голову в тот проклятый день, когда он, все еще красивый и самоуверенный, стоял перед гримеркой музыканта.

Да, да. Пусть лучше будет безликий музыкант, чем Макс Кретов. Почему-то при мысли об убийстве школьного приятеля все еще неуютно. Музыкант – другое дело. Тут никакого неудобства… И потом, к черту его. Смерть пешки – это ерунда. Мне не нужны фигуры, мне нужен шахматист.

Он глухо захрипел от бессилия и невозможности утолить жажду мести немедленно.

Ничего, ничего. В среду прибудут «механики» и в их компании Скал сможет наворотить черт знает что.

Даже если они часть какой-то непонятной мне игры, поиграем до поры до времени.

– И тогда никто не вырвет у меня из-под носа эту сучку, – прошептал майор, пристально вглядываясь в здание Клиники15. – Я из нее выбью все, что она знает. А потом дойдет черед и до музыканта. Даже если со мной играют, нужно просто понять правила и все.

Послышался шум мотора. Откуда-то сзади вынырнул роскошный спортивный автомобиль, серебристого цвета. Взглянув на номер, майор слегка повернул руль в сторону и нажал на газ, перегородив проезд к больнице. «Тойота» взвизгнула тормозами и слегка ударилась о заднее крыло. Из серебряной красавицы после нескольких возмущенных гудков вышел мрачный молодой человек из той породы людей, которым в жизни все далось легко и сразу. Шевельнув губами в беззвучном ругательстве он направился к досадной помехе.

– Может быть вы все-таки освободите дорогу? – с трудом сдерживая раздражение спросил мужчина, постучав костяшками пальцев по крыше машины майора. – Мне как бы на работу пора.

– Скажите, доктор, – донеслось до него снизу, – у вас мобильник с собой?

– Что?

Врач с негодующим возгласом наклонился и заглянул в стекло машины.