Кэш

Отношения власти и бизнеса были напряженными везде и во все времена. На Западе веками совершенствовалась система взаимодействия между ними – адвокатура, арбитраж, суды. В СССР их роль выполняли партийные комитеты всех уровней, от райкомов до ЦК КПСС, мелкие трения между предприятиями устраняли тысячи толкачей, вооруженных коробками конфет и духами «Красная Москва» для секретарш местных начальников и коньяками «Двин» и «КВВК» для самих начальников. События 1991 года, которые позже стали называть демократической революцией, не только разрушили все хозяйственные связи, но и уничтожили этот незаметно встроенный в систему механизм.

Российское государство и российский бизнес были изначально обречены на немирное существование, потому что бизнес был молодой, дикий, не признающий никаких самоограничений, а государство за семьдесят советских лет так привыкло к всевластию, что органически не могло идти ни на какие компромиссы с бизнесом. В этих условиях неизбежно должны были появиться люди, которые взяли бы на себя функции посредников между властью и бизнесом, помогали бы им сосуществовать без кризисов.

В начале 90-х годов эту нишу занял криминал. Организованные преступные группировки не только крышевали магазины и своими методами разрешали противоречия между бизнесменами, но и пытались наладить их взаимодействие с властями. Но серьезные предприниматели быстро поняли, что эта помощь может обернуться потерей всего бизнеса, и сами начали искать выходы во властные структуры – в милицию, в налоговые инспекции, в губернаторские администрации и даже в Кремль. Дело это очень трудозатратное, гораздо удобнее знать человека, у кого эти связи уже налажены и к кому можно обратиться, когда возникнет необходимость.

Таким человеком и был Михаил Юрьевич Панкратов.

Среднего роста, плотного телосложения, с очень коротким седым ежиком на крупной голове, с припухшими веками, придававшими его лицу слегка сонный вид, он имел вид муниципального чиновника, привыкшего иметь дело с бумагами. Да так оно и было, чего-чего, а бумаг через его руки прошли многие тысячи.

Иногда, оглядываясь на прожитую жизнь, он поражался тому, какими непредсказуемыми зигзагами она изобиловала. Выпускник юридического факультета МГУ, он совершенно неожиданно для себя стал следователем Управления по борьбе с особо опасными хищениями социалистической собственности КГБ, дослужился там до полковника. После 91-го года КГБ расформировали, вывели из него погранвойска, Службу внешней разведки, правительственную связь ФАПСИ и Службу охраны. Некогда всемогущий Комитет государственной безопасности превратился в Федеральную службу контрразведки, а Управление съежилось до размеров отдела экономической безопасности. Тогдашнее руководство ФСК больше всего было озабочено тем, чтобы не испортить отношений с Кремлем, вмешивалось в ход расследований, выводя из дела крупные фигуры, связанные с властью. Это не нравилось Панкратову, привыкшему все дела расследовать обстоятельно и до конца. Напряженность нарастала, кончилось тем, что во время очередной реорганизации Панкратова вывели за штат. Не успел он подумать, чем дальше жить, как получил предложение поработать для ассоциации «Русалко», объединявшей водкозаводчиков московского региона. Позже возглавил службу безопасности «Русалко», а когда она прекратила свое существование, стал советником по безопасности Национальной алкогольной ассоциации. Про то, что он полковник, Панкратов и думать забыл и очень удивился, когда однажды получил из кадров ФСБ предписание явиться для оформления отставки и пенсии.

Он не сразу определил свое положение в социальном устройстве постсоветской России, взбаламученной, как после землетрясения, перепутавшего все привычные роли. Учителя торговали в палатках, инженеры шли в челноки, писатели в политику, младшие научные сотрудники становились банкирами и владельцами огромных заводов. Постепенно приходило понимание, что само время вызовет к жизни людей, которые играли бы в громоздком государственном механизме ту же роль, какую играет смазка в работе двигателя.

В такой роли неожиданно для себя оказался Панкратов. Осознав это, он словно бы нащупал под ногами твердую почву. Это сообщило ему чувство своей не то чтобы значимости, но необходимости в новом устройстве России, и позволило избавиться от состояния неопределенности, в каком он долго себя ощущал.

За годы работы он приобрел огромный опыт, обзавелся обширным кругом знакомств. К нему часто обращались за советом не только водкозаводчики, попавшие в трудное положение, но и предприниматели, не связанные с алкогольным бизнесом. У него была репутация человека, который не берется за сомнительные дела, но если за что-то берется, доводит дело до конца. Дела были самые разные: разрулить противоречиво сложившуюся ситуацию, найти устраивающий всех выход из конфликта интересов, проверить подноготную предполагаемого делового партнера.

Звонок из ЗАО «Росинвест» с просьбой генерального директора Михеева о встрече его не удивил, хотя ни ЗАО «Росинвест», ни фамилия Михеев ничего ему не говорили. Нередко бывало, что на него выходили через знакомых.

Накануне того дня, на который была назначена встреча, набрал в Гугле: «Росинвест, Михеев». Высыпала целая куча ссылок на разные «Росинвесты», еще больше на «Михеев». Но совместились только один раз, на сайте Московской регистрационной палаты. ЗАО «Росинвест»: зарегистрировано в 1992 году как совместное предприятие с немецкой торговой фирмой «Blumengarten» под первоначальным названием «Росарт», производственная и торгово-закупочная деятельность. «Blumengarten – цветник», – вспомнил Панкратов основательно подзабытый немецкий. Что такое «Росарт», не понял. С 1996 года существует под названием «Росинвест». Генеральный директор Михеев О.Н. Адрес, контактный телефон. И всё.

Такая скудость информации могла свидетельствовать о двух вещах: либо это ЗАО небольшое и по этой причине не объявляющее о себе в Интернете, либо оно не хочет привлекать к себе внимания. Попросту говоря – не хочет светиться. Разумно, отметил Панкратов, не те времена, чтобы выставлять напоказ свое процветание, можно запросто привлечь внимание рейдеров.

«Росинвест» занимал небольшой трехэтажный особняк в глубине кривых лубянских переулков с такими пробками, что Панкратов на своем «фольсквагене» пробивался по ним больше времени, чем ехал от своего дома на Бульварном кольце. Погода вконец испортилась, лепил мокрый снег, дворники работали без остановки. Въезд во дворик особняка преграждал шлагбаум. Охранник вежливо спросил, к кому приехал посетитель. Услышал фамилию Михеева, что-то сказал в рацию, услышал ответ и поднял шлагбаум. Во дворе стояло с десяток иномарок и черный шестисотый «мерседес». В особняк вели мраморные ступени, вахта была, как рецепшен пятизвездочного отеля. На вахте Панкратова уже ждала сухощавая подтянутая женщина средних лет, ничем не напоминающая надменных, как проститутки, моделей, привычных в офисах новых русских. Панкратов невольно зауважал неведомого Михеева. Если человек подбирает секретарш по деловым качествам, а не по длине ног и величине бюста, уже одно это говорит в его пользу.

– Михаил Юрьевич? Давайте ваше пальто. Меня зовут Марина Евгеньевна, я секретарь Олега Николаевича. Пойдемте, шеф вас ждет.

– Симпатичный особняк, – заметил Панкратов, поднимаясь за ней на второй этаж и попутно отмечая дорогой евроремонт, тонированные стекла и ковровые дорожки в коридорах – Арендуете или ваш?

– Наш.

Неслабо. Такой особняк стоит не меньше пятнадцати миллионов долларов.

В просторном кабинете из-за массивного письменного стола навстречу Панкратову поднялся грузный человек с несвежим тяжелым лицом и темными мешками под глазами.

– Михеев. Добрый день, Михаил Юрьевич. Спасибо, что откликнулись на мою просьбу…

II

Первое впечатление Олега Николаевича от посетителя, которого ему рекомендовал знакомый водкозаводчик, было не слишком благоприятным. Заурядный серый костюм, черный свитерок под горло, сонное лицо. От кофе отказался, разговор о погоде и жутком московском трафике не поддержал. Опустившись в кресло возле журнального стола, будто бы погрузнел, стал увесистым.

– Ваши координаты мне дал сосед по даче, – начал Михеев, располагаясь в соседнем кресле. – Хозяин научно-производственного объединения «Ермак». Не знаю, какой наукой они занимаются, но водку выпускают хорошую. Знаете его?

– Знаю.

– У нас дачи рядом на Николиной горе. Иногда встречаемся в спортзале, в ресторане «Каток»…

– Олег Николаевич, давайте не будем терять времени, – перебил Панкратов. – Чем занимается «Росинвест»? Я почему спрашиваю. В Интернете информации о вас практически нет.

– Нам не нужна реклама.

– А все-таки?

– Легче сказать, чем мы не занимаемся. Всем, что подворачивается под руку. От нефтепереработки до строительства.

– Цель?

– Даже не знаю, как бы вам объяснить…

– Объясните как сможете.

– Мы покупаем обанкротившиеся предприятия или близкие к банкротству. Инвестируем в них средства, меняем менеджмент, проводим санацию. Потом продаем.

– Понятно. В чем ваша проблема?

Олег Николаевич замялся:

– Не уверен, можно ли это назвать проблемой…

– Можно. Иначе вы бы не обратились ко мне.

– Да, пожалуй, – пришлось согласиться Михееву. – Ладно, слушайте. Только, пожалуйста, не перебивайте. Небольшое предисловие. «Росинвест» существует с 1992 года. Его создал и долгое время руководил им Георгий Гольцов, мой друг еще с институтских времен. Удивительно талантливый предприниматель и что важно – очень удачливый. При нем оборот «Росинвеста» зашкаливал за сто миллионов долларов. Я был у него финансовым директором. В 2004 году его посадили. Статья 198-я, часть четвертая. Говорит вам это что-нибудь?

– Уклонение от уплаты налогов в особом крупном размере.

– Да. Он недоплатил налоги с четырехсот тридцати миллионов долларов, которые заработал на ГКО. Точнее, с двухсот тридцати заплатил, а с двухсот нет.

– ГКО закончились в девяносто восьмом году, – напомнил Панкратов. – Всплыло старое дело? Почему?

– Не знаю. Всплыло и всплыло. Тогда много старых дел всплыло. После ареста Ходорковского. Открылся сезон охоты. Кто не спрятался, я не виноват. Георгий не спрятался. Получил восемь лет. Через четыре года вышел по условно-досрочному. Еще в начале 2004 года, когда на него завели уголовное дело и взяли подписку о невыезде, он передал мне все акции «Росинвеста» в доверительное управление и назначил генеральным директором. Уже знал, что его посадят, хотел сохранить бизнес. Вы ничего не записываете?

– У меня хорошая память. Продолжайте.

– Когда Георгий освободился, я предложил вернуть ему акции и снова стать генеральным директором. Он отказался. Сказал, пусть пока всё так и останется. Не знаю почему. Возможно, боялся нового дела. Так или иначе, но все так и осталось. Я был официальным генеральным директором, а Георгий теневым. Не скажу, что наше сотрудничество было мирным. За четыре года многое изменилось, Георгий не чувствовал новую ситуацию, жил старыми представлениями…

– А вы уже привыкли к роли главного, – вставил Панкратов.

– Не без этого, – признал Олег Николаевич. – У нас были довольно резкие противоречия, я уступал, хоть фирма теряла большие деньги. 14-го сентября 2008 года он вылетел в Пермь на «Боинге 737» компании «Аэрофлот-Норд». Самолет разбился. Вы наверняка слышали об этой катастрофе, было по телевизору и во всех газетах.

– Слышал.

– Так и не выяснили почему. То ли пилот был пьяный, то ли экипаж что-то перепутал в приборах. Иностранные были приборы, непонятные для русского человека. Для всех, кто знал Георгия, это был шок. Его любили. Такой он был человек, к нему никто не относился равнодушно. Или любили, или ненавидели.

– Кто его ненавидел?

– Кто всегда ненавидит ярких успешных людей? Те, кто ни на что не способен. Талантливый человек, если он неудачник, еще может вызвать сочувствие. Если он удачливый и богатый, ненависть ему гарантирована. Я и сам иногда ловил себя на такой мысли. Ну почему одному всего отпущено полной мерой, и везения, и талантов, а ты вынужден довольствоваться жалкими крохами? Что это за высшая несправедливость? Как видите, я трезво оцениваю свои возможности.

– Гольцов был богатым?