Простой

Я разрядился и почувствовал себя грязным псом. А поэтесса выгнала меня. Даже не дала отдышаться. Так я снова оказался на холодных улицах, и побрел на остановку. До первого автобуса еще 40 минут. Я ждал его и не понимал – мудак я или нет.

19.

Я стоял в курилке и дрожащими руками набирал Алину:

– Алин, я уронил ключ-карту старшей смены в лифтовый паз.

– Ну и что?

– Я уронил ключ-карту старшей смены в лифтовый паз. Это моя первая смена.

– Ну просто подойди и скажи ей все как есть, – ответила Алина.

– Ну как ты себе это… Ладно. Ты права. Мне почаще нужно с тобой соглашаться.

– Напиши мне, как доработаешь.

– Будешь дома сегодня?

– Да, буду тебя ждать, как обычно.

Я прошел через проходную, мимо информационный доски, двинул в сторону столовой. Зашел в раздевалку. Стянул пальто, начал завязывать фартук. Как признаться-то? Может свалить? Кого ты из себя строишь, Артур, оно тебе вообще надо? Умыл лицо, закинулся жвачкой, поправил прическу.

Старшая смены, не обрадовалась такой новости. Утеря ключа влечет за собой массу неприятных мероприятий: вход через проходную вместе с паспортом, штраф за утерю карты, миллион пояснительных и объяснительных. Но она поступила как надо: всю ответственность спихнула на меня.

На следующий день я ехал на работу с бутылкой коньяка для старшего смены охраны. Не пришлось писать тысячу заявлений, в том числе заявление об удержании с моей зарплаты пятисот рублей за карту – армянского коньяка оказалось достаточно.

– Ты мне скажи-ка, Артур, – сказал, утопая в кресле начальник службы безопасности.

– Да, Радий Рахимович?

– Ты как вообще тут, нравится?

– Да, Радий Рахимович.

– Надолго с нами?

– Да, Радий Рахимович.

– Мы проверили твою анкету. Все в порядке. Ты – чист, – сказал он мне глядя прямо в глаза и жутко улыбнулся.

– Хорошо, Радий Рахимович. Я пойду?

– Карту свою забери и коллеги своей. Иди.

Просто оставайся вежливым и доброжелательным, Артур, и тебя не сожрут, не выкинут за борт, не оклевещут и позволят спокойно жить и развиваться в стабильно развивающемся холдинге в перспективном отеле с мировым именем. Впереди будущее, просто нужно немного потерпеть, и скоро тебе не придется натирать столы в рабочем помещении ресторана.

Первые смены у меня выпали на дни защиты курсовой работы. Я просыпался около 9 утра, ехал в колледж. До трех ловил преподавателей, чтоб проставить зачеты или показать текст курсовой. Во время перерывов постоянно курил у остановки, прикидывал, как себя вести сегодня на работе. Зевал и нервничал.

Ехал на работу к четырем. С четырех и до двух часов ночи длилась смена. Чаще – дольше. Дома я себя обнаруживал ближе к четырем утра. Умывался, приводил себя в порядок, и ложился рядом с Алиной. Она уже спала в моей комнате.

– Как твой день? – спрашивала она.

– Спи, Алин. Сейчас тоже лягу. Посижу с курсовой только.

Виделись мы только по ночам. Чаще я видел ее голую спину, и было приятно просто прижаться к ней и провалиться в сон. Мне снились вилки, ложки, сервировка столов, вытирание тарелок, нервяки гостей, развоз еды по номерам, лица коллег и запахи зала ресторана и кухни. Наутро Алины уже не было рядом, а очередной день подгонял меня. Заставлял вставать на больные ноги и делать новые шаги к автобусной остановке.

Внезапно жизнь изменилась. У меня стало меньше свободного времени, и я с завистью наблюдал через пелену усталости за жизнями своих ровесников. Они только поступили в ВУЗы, а их студенческая жизнь только началась. А моя закончилась внезапно. Я не оставил себе выбора, кроме как устроиться на работу ради иллюзии о счастливой жизни когда-нибудь потом.

Смена в ресторане начиналась с зачистки шведской линии после обеда.

20.

Я выгружал из бэк-офиса ресторана тарелки на металлическую тележку.

Первая запись в трудовой книжке – помощник официанта. В то время, пока старшие по возрасту и должности отвечали за гостеприимство в зале ресторана и в гостевых пространствах, я редко выбирался из служебных помещений. Так было, когда работал хаусменом, так же и осталось. А мне хотелось набраться опыта работы с разными людьми. Не только, когда доставлял заказы в номера. Странного общения, впрочем, хватало:

– Артур, а отвези заказ в 705 номер вместо меня, – меня отвлек от посуды бармен.

– А что с ним не так?

– Да не, все так. Сгоняй, а, может чаюху оставят, – он по-дурацки подмигнул мне.

– Ага, может еще что-нибудь предложит гостья, – добавил охранник.

Они засмеялись. Я не понял, в чем дело, но на всякий случай тоже засмеялся. Единство с коллективом – скоро я стану его частью. Войду в этот организм и стану внутренней шестеренкой, как только отдам больше своего времени и усилий. И если не сорвусь в ближайшие месяцы и не уволюсь.

Я катил тележку с заказами перед собой. Одной рукой держался за нее, другой рукой держал телефон и ругался с Алиной в переписке. Посмотрел под ноги. Остановился. Ковролин. Вспомнил, как пылесосил его каждый чертов день, и что уж лучше сейчас катить тележку. Так и дошел до 705-го номера.

Дверь открыла голая женщина. Мне все еще было стыдно перед Алиной за тот эпизод с поэтессой в начале ноября на семинаре. Конечно, я ей ничего не сказал. Мне было страшно сделать ей больно. Но еще больнее было смотреть на голую женщину:

– Зайдешь? – спросила гостья.

– Вам оплачивать удобно по карте или наличными? – ответил я и старался не пялиться на грудь. Вышло так себе. Но решил строить из себя робота. Это удобнее, чем быть собой.

– Хорошо, а потом зайдешь?

– Я бы хотел ответить вам да, но дело в том, что я на работе, и мне бы не хотелось слить возможную карьеру и стабильную жизнь со стабильной девушкой. Я очень хочу прикоснуться к Вашей загорелой коже и к Вашей прекрасной груди, и хотел бы рассказать о себе еще больше, но мне слишком больно смотреть на вас. Я слишком устал и мне сильно не хочется отвечать вам односложно, но я отвечу: нет.

Мне нужно было сказать ей так. Но вместо этого я ответил иначе:

– Нет. К сожалению.

Охранники наблюдали всю эту сцену в духе фильма "Четыре комнаты" по камерам. Потом я собирал их отзывы о своем перформансе у 705-го номера:

– Ну ты блин, Артур, я бы ее…

– Я бы тоже!