Простой

Потом я помню, как сидел уже в другой машине. Болела голова, было страшно, и я плакал. Я плакал всю ночь, потому что ничего не понимал.

Помню плачущего папу. Он меня обнимал, и говорил, что "как повезло, что все хорошо". Бабушку – она меня держала на коленях и тоже обнимала, говорила что-то на татарском. Сначала им передали, что умерли все пассажиры.

Помню маму: она тоже ничего не понимала. Мне было страшно, и больно, и ничего не понятно, и это все, что я помню до больничной палаты. Дядя сказал нам с мамой уже в палате:

– Родились в рубашке.

Потом поездка в Уфу, осмотры, расходящиеся швы на затылке – я отделался только ударом маминых зубов в свой затылок. Себе она распорола нижнюю губу и заработала шрамы, которых сильно потом стеснялась. Я был в порядке, только затылок пострадал. Ну и пару месяцев еще ходил в гипсе на левой ноге. Были подозрения на перелом. Но и тут мне повезло – его не было. Просто так проходил с гипсом.

Мама взяла под опеку Рому и Алину, и мы жили впятером несколько лет. Были непростые времена, но мы оставались вместе – этому нас научила мама.

Когда мне было лет 12, я начал раздавать листовки. Когда мне было лет 14, я занялся репетиторством. Мне всегда хотелось быть полезным.

10.

В первый и в последний раз ночевал в Хилтоне, когда отрабатывал первые три ночные смены банкетным официантом.

Я не умел ни держать поднос, ни правильно подавать блюда, ни грамотно общаться с гостями – всему приходилось учиться на лету. Моими напарниками были ребята на несколько лет меня старше. Они были добры ко мне, а еще начали уважать, когда у всех закончились сигареты – я согласился сгонять до ближайшего магазина.

Это был 18-й год – я обслуживал выпускников своего возраста. Я задумался о том, что сложилась бы моя жизнь по-другому, то я бы сидел с таким же важным лицом, как сидели эти парни. Они с вожделением смотрели на своих пьяных одноклассниц – они крутили задницами. Мне нравилось пялиться на них в между подачей блюд.

– А могли бы брать с них бабки. За пробковый сбор! Чтоб мы не рассказали их родителям, что они пьют, – предложил мне один из официантов.

Я был бы рад с ним согласиться, и подзаработать денег, но мне было неудобно закладывать своих ребят. Все-таки, сложилось бы иначе, я бы сидел рядом с ними.

Самое сложное в работе официантом – это подавать супы. Я балансировал с подносом, на котором было шесть тарелок с супом-лапшой и вак-беляшами. Я плохо уворачивался от гостей. На одном из банкетов, уже гораздо позже этого, один из моих коллег пролил суп на платье невесты. В ту смену подобного не произошло, а всего лишь сработала пожарная сигнализация в момент, когда мы выносили торт для выпускников.

Школьная завуч дала нам понять, что у нас нет выбора: либо мы выносим торт со здоровыми пиротехническими свечами, либо она нас сожрет. Конечно, мы предпочли зажечь свечи и вынести торт.

Сработала пожарная сигнализация, я ничего не понял, а все остальные – засуетились и начали носиться в разные стороны. Я убирал грязные вилки со стола, а мои подмышки потели. Через пару дней старшего смены чуть не уволили за этот инцидент, но обошлось. Я – успешно зачистил свои столы.

Первая смена продлилась 12 часов, вторая дольше на пару часов. После третьей я был никакой: болели ноги и руки, а еще хотелось спать. После первой ночи я решил остаться в номере. Мне было интересно, как выглядит настоящий отель изнутри. Ночевал с офиком в одном номере. Спали на разных кроватях. Парень долго не мог уснуть, и смотрел видео на ютубе. Я пытался читать Уэльбека, но ничего не вышло. Буквы плыли. Отвернулся к стене и уснул.

Проснулся от стука в дверь. Мы должны были освободить номер около десяти утра. Но вернулись мы в шесть утра и не проснулись в 10. Время было около полудня, и горничная стучалась в наш номер. Я быстро оделся, разбудил коллегу и открыл дверь. Никого не было. Горничная уже перешла к другому номеру. Мой коллега зачем-то вышел со мной из номера и забыл карточку, а вышел он в одних трусах. Попасть в номер обратно было невозможно.

Я подумал, что пусть сам решает свои проблемы, и спустился на первый этаж.

11.

Мы почти не виделись с Алиной летом. Она работала вожатой в лагере, потом ездила в Сочи вместе с остальными активистами универа, после – не выбиралась из своего села под Уфой. А я только и делал, что работал и пил. Складывалось так себе между нами.

Весь июль работал хаусменом. Складывал полотенца, развозил по этажам, выходил на перекур раз в два часа, ходил на обед, пылесосил, выносил мусор. И проводил очень много времени в служебных лифтах.

В лифтах я сходил с ума. Постоянно пялился на себя в зеркало. Можно свихнуться, если часто и много смотреть на свое отражение в зеркале. Мне не нравилось то, что я видел: потрепанная служебная форма рабочего, круги под глазами, растрепанные волосы, покрытый прыщами и испариной лоб. От меня дурно пахло. Я не понимал, какого черта Алина нашла во мне. Я был никем.

Потом лифт открывался.

Поначалу я брал телефон с собой. Чтоб было не так скучно пылесосить ковролин на этажах, – эти движения и действия стали через пару смен настолько рутинными, что иначе было никак – я начал слушать аудиокниги. Осилил так "Праздник, который всегда с тобой". Слушал про то, как старик Хэм хорошо жил себе там в Париже, пока выносил мешки с мусором. Потом послушал "Почтамт" Буковски – работать в его компании было приятнее.

По вечерам я пил пиво с ребятами, которые только поступали в универы. По вечерам мы пили во дворах на лавочках. Это не позволило мне возгордиться собой. А вечерами переписывался с Алиной, потому что ставил авиарежим до этого на работе.

Косячил. Помимо основной деятельности, я должен был носить с собой служебный телефон, и брать трубку не позднее второго звонка. С ресепшена поступали запросы из номеров на зубные наборы и полотенца. Этот чертов телефон звонил буквально каждые пять минут. Выматывало. Мне постоянно приходилось забрасывать что-то, чтоб отнести зубной набор. И снова возвращался к работе. И снова относил что-то в номер. И снова, и снова, и снова.

Мне привычно позвонили на служебный телефон, когда смена только началась:

– Артур, хаусмен, – ответил я.

– Принесешь в, – телефонные помехи, – номер зубной набор?

– Прошу прощения, в какой номер?

– Говорю, в номер, – та же история, – зубной набор.

Переспросить в третий раз постеснялся. Отнес в 707 номер зубной набор. Мне открыл дверь какой-то парень, показал жестом "тссс" и закрыл дверь.

Позже стало известно, что в номере 707, который люкс, жил какой-то современный известный исполнитель, а меня ждал первый настоящий разнос.

Алина тем временем была в Сочи. И ее не особо интересовало, что там у меня. А меня не особо интересовало, что там у нее. И я понял, что так будет всегда.

12.

В конце июля состоялся разговор между мной и начальницей хозяйственного отдела:

– Артур! Нам твоя помощь не понадобится на следующей неделе.

Я смутился. И обрадовался – я запарился за месяц. Но не мог не спросить:

– Все в порядке?

– Да, просто Руслан выходит из отпуска, и ты можешь отдохнуть неделю. Потом еще на пару недель ты нам понадобишься.

– Хорошо, спасибо, могу идти?

– Все сделал?

Я сделал не все, но все равно сказал:

– Да!

Это было великое облегчение! На меня давили эти стены служебных помещений. График два через два, конечно, хорош, но давался мне с натяжкой с непривычки. После каждой смены я был вымотан, и думал: а может и хрен с этим отелем?

Мама предложила отвлечься и съездить к бабушке с дедушкой в Москву. Я немного пораскинул мозгами и понял, что лучше варианта нет. Купил билет до Москвы. Не авиабилет, не билет на поезд. Решил поехать на автобусе, чтоб сэкономить.

Наутро я приехал на автовокзал. Долго не мог разобраться, где происходит посадка. Поспрашивал у прохожих, которые стояли на парковке с сумками. Сказали, что есть еще время, и посадка там, где стоят они. Подумал, что у меня достаточно времени чтоб нарулить сигареты.

Когда вернулся на парковку, на ней уже стоял здоровенный автобус и небольшая ГАЗелька рядом. Мест не осталось в большом и комфортабельном автобусе – слишком много времени потратил в универмаге. Пришлось занять место в ГАЗельке.

Сиденье было твердым, кондиционера не было, а моими попутчиками были азербайджанцы, таджики и алжирец, который не разговаривал по-русски. Мы с ним быстро сдружились: я говорю по-английски и по-русски, а он вполне удачно смекнул, что ему выгоднее наладить со мной контакт.