Итальянец

Меня удивило ее безупречное произношение.

– Простите… Мы с вами соотечественники?

– Были ими когда-то.

Прошедшее время меня заинтриговало.

– Давно вы здесь?

– Тридцать пять лет.

– Теперь понимаю. А кажется, что вы родились в Италии.

– Это долгая история.

Я снова взглянул на фото. На мужчину, обнимавшего эту женщину за талию.

– Он жив?

– Нет.

– Соболезную.

Она промолчала. Потом медленно подняла руку и поправила волосы на затылке изящным движением, показавшимся мне почти кокетливым. Затем она обратила взгляд на фотографии, нежно улыбнулась, и от этой улыбки морщины на ее лице разгладились – она даже помолодела.

– Его не стало пять лет назад, – сказала она.

Я указал пальцем на обложку одной из книг, потом перевел взгляд на мужчину, стоявшего у торпеды майале:

– Он один из тех?

Слова не прозвучали как вопрос; да они и не были вопросом. Женщина кивнула:

– Он им был.

Она произнесла это очень мягко и в то же время решительно. И еще я уловил в ее словах некую гордость. Возможно, даже вызов. Я вспомнил название книжного магазина.

– Что означает «Ольтерра»?

Она снова улыбнулась. Стояла неподвижно, не отрывая взгляда от фотографий. Наконец пожала плечами, словно собиралась подтвердить нечто совершенно очевидное.

– Оно означает храбрых мужчин, – ответила она. – Во время убывающей луны.

Через пятнадцать минут я покинул магазин с тремя книгами в сумке и неторопливо дошел до канала Джудекка. Был один из тех дней венецианской зимы, когда, несмотря на холод, небо над лагуной чистое, так что я прогулялся по набережной Дзаттере, наслаждаясь солнцем. Достиг здания Таможни – там в это время почти не было прохожих, – сел на тротуар, прислонившись спиной к стене, и стал листать книги. Тогда я еще не был писателем и не собирался. Я был молодым журналистом, делал репортажи во время частых поездок и любил истории про море и моряков. И я был в отпуске. Я и не подозревал, что мое чтение – начало многих других книг и долгих бесед. Начало сложного исследования драматических событий в жизни персонажей и приобщения к их тайне; зарождение романа, который будет написан через сорок лет.

Прошло два месяца, но Елена Арбуэс узнала его сразу.

Он сидит в баре «Европа» в Альхесирасе за столиком у входа и разговаривает с двумя другими мужчинами: загорелый, в темных очках, белая рубашка с закатанными рукавами, синие брюки с кожаным ремнем и альпаргаты[4 - Альпаргаты – легкая летняя обувь из пеньки.]. Он оживлен и часто улыбается. За время той короткой и единственной встречи Елене не пришлось увидеть выражение радости на его лице, теперь же открытая и обаятельная улыбка озаряет его смуглое лицо южанина; он чрезвычайно привлекателен, как почти все мужчины Средиземноморья, – она знает, что он итальянец, хотя он мог быть испанцем, греком или турком. Типичный представитель юга, рожденный на берегах какого-нибудь острова, где нет ни деревьев, ни воды, а есть оливковое масло, красное вино, розоватые отблески заката, теплые глубины моря и мудрые усталые боги. Она смотрит на него, и все это проносится в ее памяти. Он очень красивый мужчина. Сейчас даже лучше, чем в тот день, когда она нашла его, бледного и окровавленного. Как и тогда, волосы коротко острижены; она вспоминает, как тащила его с берега к себе в дом, как он лежал на полу в ее маленькой гостиной с видом на бухту, – он был без сознания, весь в песке, – и как Арго лизала ему сморщенные руки и лицо, побелевшие от долгого пребывания в воде.

Она даже знает, как его зовут. Если, конечно, это его настоящее имя; она прочитала его в удостоверении, которое нашла завернутым в клеенку, когда портновскими ножницами разрезала верхнюю часть резинового костюма: «Ломбардо, Тезео. Главный старшина Королевских военно-морских сил, № 355.876». Под непромокаемым костюмом на нем был серо-голубой комбинезон из тонкой шерсти со звездочкой на каждом лацкане и с тремя нашивками-треугольниками на рукавах. Итальянский морской флот, вне всякого сомнения. Он явился сюда из моря, наверняка с подводной лодки, чтобы напасть на корабли, стоявшие на якоре в порту Гибралтара и на севере бухты. Человек-лягушка. Военный водолаз.

В то раннее утро Елена плохо представляла себе, что делать, и потому импровизировала на ходу. Она стащила с него прорезиненный костюм и расстегнула комбинезон, чтобы проверить, не ранен ли он, растерла ему грудь и плечи спиртом, чтобы он согрелся, и промокнула кровь на ушах и на носу. Причиной, скорее всего, было не ранение, а удар по голове, хотя ни одной гематомы видно не было. Она вспомнила, что ночью слышала грохот взрыва – сгорел корабль, – и пришла к выводу, что у этого человека случилось внутреннее кровоизлияние. Возможно, от взрывной волны, принесенной морем. А может, взорвалась одна из его собственных мин.

Так или иначе, мужчина пришел в сознание. Елена закрыла пузырек со спиртом, а снова обернувшись, увидела, что мужчина открыл глаза – зеленые, взгляд помутневший, а в уголках краснели кровяные прожилки. Когда она сказала, что пойдет поискать врача, он пристально вгляделся в нее, словно не понимая, о чем она говорит, или не понимая ее языка, и потом медленно покачал головой. Ей пришлось наклониться, чтобы расслышать, что он пытается сказать: какое-то слово и цифры, которые он произносил тихо и с трудом. Телефон, пожалуйста. Вот что он говорил. Пожалуйста. Говорил по-испански, с легким итальянским акцентом. Телефон, повторил он, и номер, 3568. И снова впал в забытье.

Сейчас, сидя в баре на углу переулка Риц и площади Альта, затерявшись среди людей, что наводнили центр города, она наблюдает за этим человеком издалека, внимательно вглядываясь в детали, и вспоминает, как тогда пятнадцать минут бежала до переговорного пункта на военной базе, пока там не появились военные. Она просунула в щель блестящую монетку, и тут тень последних двух лет одиночества и ожесточения накрыла ее; она колебалась, прежде чем набрать номер, глядя через окно на плакат, прикрепленный к дверям гражданской гвардии: ВСЕ ДЛЯ РОДИНЫ. Прошлое было еще совсем свежо и больно ударило неопределенностью настоящего. Наконец она решилась: три, пять, шесть, восемь. На другом конце отозвался мужской голос – по-испански, без всякого акцента. Тезео Ломбардо, сказала она. Последовало молчание. Кто говорит? – спросил голос. Да какая разница, кто говорит? – ответила она. Потом назвала свой адрес, повесила трубку и вернулась домой.

Елена неподвижно стоит на углу, не отрывая взгляда от мужчины, который ее не замечает; Елена делает вид, что ее заинтересовала витрина обувного магазина, где она видит против света собственное отражение на темном фоне улицы: легкое летнее платье с поясом, сумка, которую она держит в обеих руках, каштановые волосы коротко острижены и слегка завиты по моде. Она еще молода и хорошо выглядит, стройная, почти худая, может, слишком высокая для типичной испанки – метр семьдесят шесть сантиметров без каблуков: Мария Елена Арбуэс Ортис, двадцать семь лет, вот уже два года вдова. Владелица книжного магазина «Цирцея», что находится на улице Реаль в городе Ла-Линеа-де-ла-Консепсьон.

Трое мужчин встают из-за стола и, смешавшись с толпой на площади, направляются к улице Кановас-дель-Кастильо. Они в рубашках с закатанными рукавами, выглядят весело и раскованно – так и кажется, что они из одной семьи. Непринужденно беседуя, они идут к порту. Елена уже готова оставить их и заняться своими делами – она приехала в город на автобусе, чтобы уладить кое-какие бюрократические вопросы, – однако в последний момент поддается порыву. Любопытство не отпускало ее с того самого утра на пляже и дома, в Пуэнте-Майорга. Ей хотелось узнать больше о незнакомце, в судьбе которого два месяца назад она принимала участие целых полтора часа; он не подавал о себе никаких вестей, но она никак не могла его забыть.

Когда она вернулась домой с переговорного пункта, мужчина уже был в сознании и находился под неусыпным надзором Арго, которая лежала рядом, а теперь вскочила и радостно бросилась хозяйке навстречу. Мужчина так и лежал на полу, на коврике, испачканном песком, укрытый одеялами; под голову ему Елена пристроила подушку. Рядом валялись остатки прорезиненного костюма и своеобразные часы со светящимися циферблатами; Елена сняла их с его запястий, когда растирала ему спиртом руки. Но она заметила, что нож, который перед уходом она отложила в сторону, подальше от других вещей, снова оказался около него, справа, на расстоянии вытянутой руки. Обнаженное лезвие на рукоятке из черного дерева ярко сверкало в утреннем свете, проникавшем через окно на юг бухты, и отражало профиль несчастного и необычного гостя.

– Я передала, – сказала Елена, гладя собаку.

Казалось, тревога в глазах лежавшего на полу человека немного унялась. Он пристально всматривался в Елену, внимательно изучая ее лицо и каждое движение. Недоверие постепенно отступало.

– Не знаю только кому, – добавила она. – Но я это сделала.

Мужчина медленно кивнул, не отрывая от нее взгляда.

– Спасибо, – глухо сказал он наконец; он все еще был очень слаб.

Она стояла перед ним в нерешительности. Не знала, что делать дальше. Ситуация была странная и нелепая.

– Кто бы они ни были, – ответила она, – надеюсь, они скоро будут здесь.

Он снова кивнул и часто заморгал, словно сдерживая стон. Должно быть, ему очень плохо, подумала она. Изможденный, больной и беспомощный, хотя и сильный мужчина с торсом атлета. Растирая ему грудь, она обратила внимание на его крепкие мускулы пловца. Глаза у него все еще были в красных прожилках, но из ушей и носа кровь больше не шла. Елена снова подумала о горящей нефти и том, что ей известно о взрывной волне на морской глубине. Не кто иной, как Самуэль Сокас, доктор Сокас, несколько дней назад беседовал с приятелями в «Англо-испанском кафе» как раз об этом: о войне, минах и кораблях. Взрыв подводной лодки, даже если он произошел на большом расстоянии, может вывернуть наизнанку человеческий организм.

– Больше вы никому ничего не передали?

Мужчина – итальянец, никакого сомнения, – хорошо говорил по-испански, с легким акцентом. Тон его был недоверчивый, словно его тревожила какая-то неотвязная мысль. Елена успокоила его, покачав головой, скрестила руки на груди и с упреком взглянула на обнаженное лезвие ножа.

– Пока нет.

Она подчеркнула слово «пока», а он снова заморгал, смутившись от собственного вопроса и от ее ответа, потом взглянул на собаку, протянул руку к ножу и накрыл его краем одеяла, будто стесняясь, что оставил на виду.

– Простите, – прошептал он.

Звучало искренне. Теперь, когда нож был спрятан, мужчина казался еще беспомощнее. Елена указала на бутылку вина из Малаги, стоявшую на полке потухшего камина:

– Может, от этого вам немного полегчает.

Он кивнул, и она протянула ему стакан, заполненный на треть. Опустилась на колени и поднесла стакан к его губам. Он сделал три небольших глотка и закашлялся. Елена рассматривала нашивки на рукавах его комбинезона.

– Главный старшина Королевских военно-морских сил? – сказала она, указав на карман, куда снова положила его воинское удостоверение.

– Младший офицерский чин.