Кому довериться? Хирургу или роботу?

Кому довериться? Хирургу или роботу?
Ашимов И.А.

В литературно-философском сочинении освещены возможности рациональной и литературной философии в разрешении дилеммы "Кому довериться? Хирургу или роботу?" В новое время идет интервенция в медицину роботохирургии, киберхирургии, хептик-технологий, нанохирургии. Не превратится ли хирург в будущем в приставку к автохирургическому комплексу? Не наступит ли деперсонализация хирурга? Или же робот станет надежным помощником хирурга без претензии к автономизации? Вот-так постепенно внедрение таких сверхтехнологий трансформируют клинический эксперимент в разряд философского эксперимента по разрешению возникших дилемм, которые в отличие от проблем решаются в формате «или/или». В этом аспекте, они имеют полюса полярностей, которые взаимозависимы друг от друга, а целью управления дилеммами является максимизация плюсов каждого полюса и снижение влияния минусов. Книга рассчитана на широкий круг читателей, студентов, магистратов, аспирантов, научных работников, философов, интересующихся этикой.

Ашимов И.А.

Кому довериться? Хирургу или роботу?

Введение в серию «Экспериментальная философия»

На сегодня серия «Экспериментальная философия» включает шесть книг: «Кто где? Я – это Я или Я – это он?; «Как умирать? По новому или по старинке?»; «Кому довериться? Хирургу или роботу?»; «Что важнее? Воскрешение тела или памяти?»; «Кто хозяин? Головной мозг или тело?»; «Создать гения? Возможно или нужно?». В них представляю не совсем обычные литературно-философские сочинения. Как автор, выступаю одновременно в нескольких качествах – как практикующейся хирург, педагог, ученый-медик, физиолог, философ-постнеклассик, писатель-фантаст, популяризатор науки и технологий. Работы выполнены в Виртуальном Институте Человека (ВИЧ) при Национальной академии наук Кыргызской Республики (НАН КР), одобрены к публикации веб-редакционным советом ВИЧ.

Начну с того, что в медицине много проблем, связанных с выбором, которые бывают порой крайне сложными, и для их решения требуются серьезные исследования и даже философский анализ и эксперимент. Причем, вне зависимости от сложности, специфики и длительности процесса проблема в той или иной степени разрешается, когда осуществлен выбор. Другое дело, когда речь идет о дилеммах, коих нужно понимать, как обстоятельства, при которых выбор одной из двух противоположных возможностей одинаково затруднителен, как умозаключение, содержащее два исключающих друг друга положения, не допускающих возможности третьего.

Таким образом, проблемы, в принципе, решаемы, тогда как дилеммы – не решаемы: люди находятся постоянно в процессе их решения, хотя однозначного выхода из ситуации не предвидится. Однако, дилеммы управляемы, так как они противоположные, но все же взаимосвязанные явления. Фактически, дилеммы – это проблемы, решение которых требует формата «и/и», а не «или/или». В этом аспекте, дилеммы имеют полюса полярностей, которые взаимозави-симы друг от друга, а целью управления дилеммами является мак-симизация плюсов каждого полюса и снижение влияния минусов.

Для решения дилемм нужно менять акценты или фокусы внимания от одного полюса к другому, тогда как проблемы, требующие решений, в отличие от дилеммы, не имеют обязательного спутника в форме своей абсолютной противоположности, которая, кстати, требуется, чтобы решение работало в долгосрочной перспективе. В философии перенесение акцента либо на индерезис, либо на conscientia результировалось в форме дилеммы интуитивизма и эволюционизма в этике. Согласно этих концепций для управления полярностями дилеммы нужно сменить способ мышления в духе «или/или» и научиться мыслить в формате «и/и».

Установлено, что для эффективного управления полярностями необходимо: во-первых, осознание разницы между отдельной проблемой, имеющей решение, и полярностью, которой нужно постоянно управлять; во-вторых, осознание наличия на каждом из полюсов преимуществ и недостатков; в-третьих, умение замечать нега-тивные проявления; в-четвертых, готовность двигаться от минусов, связанных с одним из полюсов, к преимуществам другого, одновременно осознавая, что со временем процесс вернется к нынешнему полюсу.

Нужно отметить, что понимание принципов взаимодействия двух динамических сил, вовлеченных в обсуждаемую дилемму. Мы определяем личность, как «агента изменений» и общество, как «хранителя традиций». Имеет важное значение осмыслить и выстроить взаимоотношение между ними, всячески поддерживая баланс интересов и суждений личности и общества. При правильном управлении полярностью доминируют позитивные аспекты, то есть плюсы, тогда как при плохом управлении полярностью, наоборот, негатив или иначе минусы.

В целом, дилеммы имеют свою полярную структуру. В этом плане, плюсы и минусы полюсов «общество» и «личность» можно внести в карту полярностей: левая половина – полюс личности, правая – полюс общества. Каждый полюс – «личность» и «общество» – также делится пополам. Знак плюс (+) в верхней половине полюса означает: все, что вписывается в этот квадрант, считается позитивным. Далее мы будем называть левый верхний квадрант (Л+), а правый верхний квадрант (П+). Нижняя половина отражает негативные последствия. Знак минус (-) в нижней половине каждого полюса означает, что все, записанное в эту область, считается негативным. Далее мы будем называть левый нижний квадрант (Л-), а правый нижний (П-).

Установлено, чтобы эффективно управлять полярностью, необходимо целостное видение всех четырех квадрантов карты полярностей. Если фокусироваться на полюсе «общество» в ущерб полюсу «личность», то получается преимущественно негативные аспекты полюса «общество». Самые очевидные противоположности карты полярностей располагаются по диагонали: недостатки одного полюса образуют преимущества другого. (Л-) и (П+) противополож-ны.

Нужно отметить, что дилеммы имеют свою динамику. Естественное движение через четыре квадранта можно изобразить в виде знака «бесконечность». Двухтактное движение начинается в одном из нижних квадрантов и развивается так: по диагонали и вверх и вниз. Такое «естественное движение» становится частью динамики полярности. Оно начинается со стремления к другому полюсу. Сильные стороны общества, как «хранителей традиций» обоснованно предупреждают об опасностях смены полюса. Если прислушаться к ним, то можно прогнозировать вероятность наступления негативных аспектов противоположного полюса.

Следует отметить, что недостатки «хранителей традиций» заключаются в следующем: во-первых, могут упускать из виду минусы текущего полюса, который пытаются охранять, а также плюсы противоположного, которого стремятся избежать; во-вторых, кажутся противниками изменений, живущими в прошлом и не представляющими будущего; в-третьих, становятся источником лишнего сопротивления, воспринимая ситуацию как проблему, которую следует избегать; в-четвертых, проблемой они считают минусы противоположного полюса, а решением – плюсы текущего.

Итак, между сторонниками противоположных полюсов сохраняется противостояние, управление которым становится частью искусства эффективной работы с дилеммами. Можно использовать стиль рассуждений в формате «или/или», и тогда все сводится к тому, у какой из сторон сейчас больше влияния и власти. Парадокс заключается в том, чтобы быть по-настоящему эффективным нужно научиться быть эффективным в сохранении традиций, и наоборот.

Таким образом, с точки зрения управления полярностями целью решения дилеммы является в максимизации плюсов каждого полюса и одновременном сокращении минусов. Чтобы эффективно управлять полярностью, необходимо знать содержимое всех четырех квадрантов. Между тем, самый простой способ познать все плюсы одного полюса – определить плюсы другого полюса и признать ограничения первого.

Книги, вошедшие в серию «Экспериментальная философия» посвящены литературно-философском разрешении некоторых дилемма – ситуаций в которой приходится делать трудный выбор между двумя или более неблагоприятными, или взаимоисключающими альтернативами. Как известно, выделяют моральную или этическую дилемму – это ситуация или событие, которое ставит под сомнение мораль человека в определенный период времени. Как правило, в будущем, человек может вернуться к привычным для себя моральным ценностям, но в данный период времени, он должен выбрать одну мораль, которая превосходит другую. Простыми словами, это значит, что перед человеком стоит моральный выбор между: придерживаться своих принципов или на время согласится с другими моральными принципами.

В своих философских экспериментах мы в качестве самого простого примера моральной дилеммы приводим следующий вопрос: «Кто где? Я – это Я или Я – это он?; «Как умирать? По новому или по ста-нинке?»; «Кому довериться? Хирургу или роботу?»; «Что важнее? Воскрешение тела или памяти?»; «Кто хозяин? Головной мозг или тело?»; «Создать гения? Возможно или нужно?». Ответы на поставленные вопросы варьируется в зависимости от личности, его профессии, специальности, научного мировоззрения и мировоззренческой культуры.

Итак, книги написаны в традициях литературной философии, то есть в стиле художественно-философского сочинения. Если рациональный философ сначала формулирует мысль, аргументирует ее, а потом излагает на бумаге, то литературный философ просвечивает мысль постепенно, облегая их в слова, образы, метафоры, сравнения. Такой подход, такой стиль обеспечивает более полное восприятие материалов книги. По О.Ладыженскому и Д.Громову, «фантастика – это литература плюс фантастическое допущение», а по А.Шалганову, «фантастика – это своего рода «параллельная литература», в которой существуют все жанры и все направления, но только с дополнительным элементом инвариантности».

На мой взгляд, модель литературно-философского сочинения более четко определяет глубинную идею книг, в которых, однозначно, нет бытовой приземленности, а есть не только «раскрутка» современных и злободневных проблем-предостережений, но и разрешение возникших дилемм с помощью филоосфского эксперимента. Хотелось бы заметить, что выражение плохо продуманных субъективных мыслей – не самый страшный недостаток непрофессионального писателя, а вот что касается риторического приема антитезы, то они могут послужить исходным пунктом путешествия читателя в противоречивый мир дилемм в сфере новых технологий. Между тем, это приведет их к более взвешенной точке зрения в отношении новых и сверхновых технологий (клонирование, биочипизация, трансплантация мозга, роботохирургия и пр.).

В настоящем представляю вниманию читателей первый опыт разрешения некоторых научно-медицинских дилемм на основе философских экспериментов. Допускаю, что читатель после прочтения скажет о том, что книга написана «двумя голосами» (писатель плюс философ) и между ними общение, возможно, получилось слабым или даже неадекватным. В этой связи, призывал бы читателей обсуждать в основном саму идею и проблемное содержание жанра, а не допущенные огрехи словесных формул. Вместе с тем, согласен, что полноценное разрешение дилемм вышеуказанных типов возможно лишь на уровне метафилософии медицины.

В учебном пособии «Философия науки» (С.А.Лебедев,2004) приводится такое определение: «Метафилософия науки – это область философии, предметом которой является анализ различных логически возможных и исторически реализованных типов философии науки, их когнитивно-ценностной структуры, интерпретативных возможностей и социокультурных оснований. Метафилософия науки является с одной стороны рефлексивным уровнем познания самой науки, а с другой – результатом применения когнитивных ресурсов той или иной общей философской системы. Основными методами являются рефлексия, конструирование и трансцендентный (философский) анализ».

На мой взгляд, философ, как и ученый, может и должен ставит эксперимент, но этот эксперимент идейный, то есть философский. Первая ненаписанная фраза практически любого философского труда могла бы звучать так: «Давайте поразмышляем! Что будет, если…». Ну, прям как в любых экспериментах! Я, как ученый-экспериментатор уверен в том, что в последние годы значительно обострились проблемы осмысления последствий тех или иных нововведений. Это касается проблемы клонирования, роботохирургии, транспланации органов, эвтаназии, биочипизации, создания интерфейса головного мозга и искусственного интеллекта и пр.

Безусловно, в этих случаях экспериментальным полигоном для философов могут и должны быть, прежде всего, социально-психологические аспекты вышеприведенных нововведени, отличающихся наиболее радикальными, чреватыми серьезными сдвигами, научных идей. А если это фантастические или полуфанастические идеи? Но именно на них возникают и сами идеи, дающие первона-чальный толчок научной и философской мысли. В указанном аспек-те, счел бы правильным признать, что даже самый непрофессиональный философов, но выходец из соответствующей области науки, стремящийся познать свою сферу деятельность, стоит незримо выше любого специалиста и ученого, так как мыслит абстракциями и на метатеоретическом уровне.

Все мои работы, написанные в стиле экспериментальной философии касаются неоднозначных медицинских проблем. В моих избранных трудах «Философия и медицина» (2017), «Философия медицины» (2017) изложены основные положения взаимосвязи медицины и философии, освоение которых позволит студентам-медикам и врачам повысить свой философский уровень мышления, разобраться не только в сложных проблемах общественного развития, но и в тенденциях научной мысли ученых-медиков. Мною составлен некий обзор проблем преемственности, кумулятивизма, парадигмализма во взглядах именно философов от медицины, на которых ссылаюсь, и которых цитирую в своих трудах.

Хочу подчеркнуть, что именно философия медицины дает вразумительные ответы на вопросы: какова взаимосвязь философии и медицины? Нужна ли философия медицине, и если да, то в какой форме? К сожалению, трудно обозреть все многообразие существующих взглядов на те иные вопросы взаимосвязи философии и медицины. Между тем, нельзя игнорировать взгляды и суждения именно этих специалистов, которые, безусловно, являются настоящими знатоками проблем. Известно, что, излагая свою философскую систему французский врач-философ Ж.Ламетри (1909-1751) подчеркивал, что в осмыслении проблем медицины нужно руководствоваться, прежде всего, опытом и наблюдениями.

– «У врачей-философов они имеются в бесчисленном количестве, но их нет у философов, которые не являются врачами. Первые прошли по лабиринту человека, осветив его, тогда как вторые знакомы с ними лишь по наброскам», – писал Ж.Ламетри. Вот почему одним из главных подходов к проблеме философского осмысления медицинских феноменов, на мой взгляд, является необходимость привлечения соответствующих специалистов, либо «посадить» (гипотетически!) философа и соответствующего специалиста-медика в один рабочий кабинет, либо «совместить» философию и специальность «в одной голове» (гипотетически!). Разумеется, реальный эффект будет лишь тогда, когда произойдет «совмещение» философа и специалиста в личности одного исследователя.

В целом, в качестве художественного нарратива или «бриколажа» мною использованы отдельные истории, обобщенные в форме научно-фантастического или социально-философского романа. Считаю, что схема «нарратив – метафизика – философская импликация» важна для эффективной популяризации знаний, когда человеку прививается вначале метафорическое мышление, а затем уже логическое, соблюдая диалектический принцип: от простого к сложному; от единичного к общему, через особенное. Если говорить общей фабуле, то серия книг, написанных в стиле экспериментальной философии посвящена разрешению во многом клинических дилемм тип: «Кто где? Я – это Я или Я – это он?; «Как умирать? По новому или по станинке?»; «Кому довериться? Хирургу или роботу?»; «Что важнее? Воскрешение тела или памяти?»; «Кто хозяин? Головной мозг или тело?»; «Создать гения? Возможно или нужно?».

На мой взгляд, преимущество изданий в виде серий заключается в том, что именно такой подход способствует кумулятивизму – истолкование процесса научного познания как состоящая только в последовательном накоплении все новых и новых истин путем совершенствования методов познания. Иначе горя, научное познание двигается от одной истины к другой, от менее общих истин к более общим, от менее фундаментальных теорий к более фундаментальным, от относительной истины к абсолютной. Нужно понимание того, что творческое мышление регулируется не логическими мышлениями, а психологическими методами и закономерностями. Вот почему во избежание шаблонного мышления я кочую из научного в художественный, а оттуда в философский. Современная психология науки настаивает на том, чтобы «рабочий язык» творческого мышления – литературные образы, метафоры, аналогии, лишь способствуют всесторонности охвата познавательного мышления.

Как известно, многие ученые получили признание в качестве «научпопов», то есть научных популяризаторов. Я понимаю, что необходима хорошая пропаганда науки в целях системного повышения научно-мировоззренческой культуры индивида. Человек пишущий научную фантастику должен ориентироваться в научных и технических вопросах. Отсюда следует, что, именно ученые, безусловно, являются обладателями творческого дара, как по выдви-жению фантастических идей, концепций, гипотез и теорий, как по популяризации достижений наук, а также как созидателей соответствующих технологий. В этом смысле, я чувствовал всегда, что нахожусь в хорошей позиции, так как естественник, философ и пи-сатель в одном лице.

Понятно, что писатель, работающий в области научной фантастики, должен хорошо ориентироваться как в фундаментальных принципах, так и в последних достижениях естественных и технических наук. Научно-фантастические произведения могут быть научно не-корректными и технически безграмотными, если пишутся писателями, не сведущими в вопросах науки, технологий. А если за написание таких произведений принимается философ от науки, то бывает обеспеченной не только правдоподобность технологий, но и си-стемность смыслов. На мой взгляд, именно научная фантастика и экспериментальная философия подстегивают науку, приводит к раскованности воображения, открывает новые горизонты для мыслей, стимулирует научный бросок в неведомое и невозможное.

Допускаю различное восприятие и оценку моих философских экспериментов. Считал бы цель выполненной, если высказанные в книгах литературно-философские аргументы и суждения для разрешения тех или иных дилемм найдут отклик, стимулируя со-размышления и совместный поиск ответов. Мы не призываем к единогласию и единомыслию. Нет. Мы призываем, во-первых, к со-размышлению по вопросу оптимизации соотношения целей и средств в биоэтике, во-вторых, к совместному поиску все же гуманистического метода их гармонизаций. На мой взгляд, философский эксперимент помогает отточить прежде всего собственное мнение, а затем уже способствует той или иной степени взаимопонимания.

Конечно же, эксперимент не является самоцелью. Он оправдана в тех случаях, когда у спорящих, с одной стороны, есть определенные разногласия и неясности, а с другой – реальная возможность разобраться в них и устранить. В этом смысле, философский эксперимент – вынужденное средство достижения истины. Он, как особый метод выражения условной знаковости и непосредственной образ-ности, в котором два полюса дилеммы уравновешиваются и преобразуются в новое качество познания – истину.

Эксперимент представляет определенный способ восприятия, посредством которого конституируется своя особая сторона «действительного», где сущность дилеммы – прямой, первичный, буквальный, отражает одновременно и другую сущность – косвенный, вторичный, иносказательный, который может быть понят лишь через первый. Интерпретация разрешения дилеммы – это работа философского и художественного мышления, которая состоит в расшифровке смысла, стоящего за очевидным смыслом, в раскрытии уровней значения, заключенных в буквальном значении результата фило-софского эксперимента.

В завершении хотелось бы отметить следующее. Как бы то ни было, я убежден, что издание этой серии в том виде, в каком она есть, вероятно, все же необходимо, но не спасает меня от горечи осознания того, что она не так полновесна как хотелось бы. Согласен и с тем, что в решениях дилемм нет должной ясности и точности. Однако на то и дискурсы, чтобы способствовать со-размышлению с адресатами – с моими коллегами, как по цеху медицины, так и по цеху философии.

Меня спасает убеждение в том, что при полном отсутствии «умеренности и аккуратности» эта книга все-таки «продвигает» экспериментальную философию в умах, мыслях и действиях. Что значит «продвигает»? Это значит – всячески укрепляет и основывает гуманистическое решение проблемы соотношения целей и средств в биоэтике. Между тем это основная цель книги. Что касается способа и стиля изложения, то они выбраны из числа наиболее приемлемых как для философов, так и для биологов и медиков – равноправных участников разрешения вышеуказанных дилемм.

На сегодня сформулированы основные черты, характерные для произведений рациональных и литературных философов. Вначале о рациональной философии. Во-первых, в текстах рациональных философов всегда можно найти мысль, которую формулирует либо сам философ, либо открывает ее читатель. Почти каждое предложение автора осмысленно, текст выражает последовательность взаимосвязанных мыслей. Во-вторых, рациональный философ старается аргументировать мысль, ссылаясь на логику и данных наук. При этом обоснования опираются на философские категории и понятия, на рациональные суждения, выводя из них следствия, то есть, по-новому освещая какие-то философские проблемы. В-третьих, рациональный философ не внушает свои идеи читателю, а посредством рациональной аргументации убеждает читателя согласиться с ними. В этом аспекте, философ строит свою работу на критике предшественников и современников, так как они, как, впрочем, и он сам не застрахован от неясности используемых терминов, внутренней противоречивости суждений, логической непоследовательности текста, слабой доказательности и т.д.

Литературная философия отличается от рациональной философии по следующим критериям. Во-первых, если для рационального философа главное – это мысль, последовательность мыслей, а язык, слово важны для него лишь постольку, поскольку дают возможность выразить мысль, то для литературного философа главным становится сам язык, языковая форма текста, создаваемый художественный образ, а мысль оказывается чем-то второстепенным, порой даже несущественным. Если рациональный философ сначала формулирует мысль, аргументирует ее, а потом излагает на бумаге, то литературный философ облегает предложения в слова, постепенно и образно просвечивая какую-то мысль. Во-вторых, в текстах литературной философии вместо рациональной аргументации используется внушение. То есть философ старается передать читателю какое-то чувство, на основании которого у читателя постепенно формулируется соответствующая мысль. Именно этим объясняется широкое использование художественных образов, метафор, сравнений и прочих литературно-художественных приемов. В-третьих, невозможность построить критическую дискуссию с автором, так как его мысль еще только зарождается в виде неясной догадки, и еще не обрела четкой языковой формы. В этом случае вполне объяснимо то, что формируется «мозаичный» текст, некая бессвязность, расплывчатость, умозрительность.

Если аналитическую философию можно считать типичным образцом рационального стиля философствования, то литературная философия представлена текстами философов экзистенциалистской ориентации. В их сосуществовании выражается двойственная природа самой философии, которая колеблется между наукой и искусством и стремится пробуждать как мысль, так и чувство, пользуется как понятием, так и художественным образом. С учетом сказанного выше, нами использован, так называемый компромиссный вариант – художественно-философский текст. То есть некий сплав рациональ-ной и литературной философии. Однако, как бы я не старался сочетать разные стили философствования, пришлось труд разделить на две части по степени доминирования того или иного стиля. В результате получился литературно-философский стиль.

Часть I. Рациональная философия

О философском эксперименте по разрешению дилеммы «Кому до-верится? Хирургу или роботу?» и о значимости экспериментальной философии.

Книга «Кому довериться? Хирургу или роботу?» написана в стиле «Х-phi» – экспериментальной философии, объединяющей идеи философии, литературы, психологии, социологии. В ней говориться о философских аспектах современной роботохирургии с возникновением дилеммы – Кому довериться? Хирургу или роботу? Когда то в далекие-далекие времена Леонардо да Винчи мечтал о роботах. Есть выражение «Бойтесь мечтаний, они иногда сбываются». Так вот, наш человеческий мир постепенно погружается в роботизиро-ванный мир. Новый мировой поворот. Что он нам несет? Нынешнее хирургическое сословие озабочена вопросов: «Неужели наступит неслыханные похороны самой хирургии, как сакральное лечебно-спасительное рукоделие?».

Когда-то один из хирургов-виртуозов С.С.Юдин писал: – «Хирургия, воплощая в себе науку и искусство, предъявляет много требований к своим служителям: хирургам «нужны четкость и быстрота пальцев скрипача и пианиста, верность глазомера и зоркость охотника, способность различать малейшие нюансы цвета и оттенков, как у лучших скульпторов, тщательность кружевниц и вышивальщиц шелком и бисером, мастерство кройки, присущее опытным закройщицам и модельным башмачникам, а главное – умение шить и завязывать узлы двумя-тремя пальцами вслепую на большой глубине, то есть, проявляя свойства профессиональных фокусников и жонглеров». А сейчас?

Наступили новые времена, когда наметилась четкая тенденция – интервенция в медицину новых и сверхновых технологий. Какие же изменения произошли в специфике сугубо хирургической деятельности? Во-первых, все чаще мы встречаемся с фактом развеществленности и усложнения хирургической деятельности. До сих пор хирург во время операции привык пользоваться вещественным скальпелем и выполнять ручные оперативные приемы, а сейчас наступает диктат роботохирургии, киберхирургии, хептик-технологий. Причем, наметилась тенденция автономизации роботохирургии. На сегодня очень остро стоит вопрос: хирург оседлает технику или же, наоборот, техника будет править хирургом?

Между тем, в условиях все большей автномизации роботохирургии возникает вопрос о том, а не превратится ли хирург в будущем в приставку к автохирургическому комплексу? Не наступит ли деперсонализация хирурга и хирургических вмешательств? Процесс технизации медицины, в том числе и хирургии, ее кибернетизация, компьютеризация резко активизировался. В этом аспекте, у современного хирурга уже нет основания проявлять недоверие и чванство в отношении современной техники и технологий, ибо объект его про-фессиональной деятельности – больной человек, от действия хирурга будет зависеть, останется он живым или умрет. А если сам хирург признает преимущества роботохирургии, то он не должен отказываться от таких технологии. Потому его отношение к ним должно быть сбалансированным, компромиссным. В этом плане я как ни странно ближе чем кто-либо к мысли о целесообразности доверительного отношения хирургов к робототехнике.

Из анализа современного состояния хирургии сами хирурги вынесут неоднозначное мнение о том, что, действительно, нынешнее время грозит хирургии многими позитивами и негативами. В такой ситуации нужно признать, что хирургия слишком серьезная специальность, чтобы ею занимались сугубо хирурги, что потенциал всех наук, включая фундаментальные и гуманитарные для хирургии – благо и ясность, а не сумятица и сомнения в головах коллег по цеху хирургии и медицины. Ответственность должны быть присущи любому врачу, но относительно хирурга требования к ним неимоверно возрастают, так как хирург вооружен и имеет юридическое право этим оружием пользоваться. Причем, это касается не только того хирурга, который оперирует своими руками, но и того хирурга, который передоверяет больного своему робототехническому модулю. Причем, вполне обоснованно и осознанно.

Что бы ни говорили, человек хирургической специальности – фигура приметная. Однако, легендарность и шумное восхищение работой хирурга сопровождают его, лишь пока все идет хорошо. Но как только случается несчастье с оперированным больным, так все положительные эмоции, как правило, переходят в резко отрицательные, и затем требуются многие годы, а иногда вся жизнь, чтобы исправить сложившееся отрицательное мнение. Действительно, работа хирурга, как тяжелое заболевание с гектической температурой: всплески положительных эмоций чередуются с падением настроения, и нормы практически не бывает. Если подобное страдание у его больных протекает дни или недели, то у самого хирурга оно хроническое и длится столько лет, сколько он активно работает. И к этому надо готовиться профессионально, нравственно и физически всю жизнь. Ситуация резко меняется, когда к операции привлекается роботохирург. Ни эмоций и забот, ни субьективных ошибок и просчетов, ни усталости и профессионального выгорания.

– «Хирургия – это сфера человеческой деятельности, направленное на эффективное изменение человеческого организма; это упорядоченная система знаний о позитивном изменении человеческого организма», «Хирургия слишком серьезная специальность, чтобы ею занимались сугубо хирурги. Из этого хирурги должны вывести алогичное убеждение о том, что логика, математика, информатика, философия, кибернетика, техника и технологии нужны им для усиления интеллектуально-познавательного «зрения», как бестеневая операционная лампа», – писал я в своей диссертации. А с другой стороны, разве в этой теории не заложено отчуждение хирургии от человека? Может быть, когда-нибудь сами хирурги, возможно, при-знают, что все же, автономный роботохирург все же оперирует кра-сивее, надежнее, грамотнее, нежнее, чем любой хирург-виртуоз (!). Так кому же довериться? Хирургу-человеку или хирургу-роботу? Даст ли наш мысленный эксперимент ответы на эти вопросы?

На мой взгляд, настало время, когда хирургия должна использовать весь свой объективно-субъективный потенциал для внешнего и внутреннего синтеза. Хирургия должна пройти процедуру «цементации», «фундаментации» и «стержнезации», а в аспекте пролиферации своих теоретических воззрений – «через философию», «через гуманитарий» и «через технику». Почему такие вопросы требуют философского осмысления? Что значит «цементация», «стержнезация», «фундаментация»? Нужны мысленные эксперименты, чтобы понять их сущность, а затем повернутся лицом к тенденции тотальной технологизации хирургии.