Что главнее? Мозг, сознание или тело?

Автоматом проносились мысли, как же его поймать, не повредив. Насекомое замер, затем медленно развернулся и направился обратно в трещину на камне. Не раздумывая, профессор двумя ладонями успел накрыть паука. Однако, в ту же минуту понял свою опреметчивость и неуклюжесть.

– О, проклятье! – вскрикнул Набиев, увидев, что он просто раздавил насекомого.

На камне и на его ладонях остались лишь мокрые пятна темно-красного цвета. Профессор чертыхнулся, сожалея о том, что упустил шанс поймать и исследовать этот необычный экземпляр загадочного насекомого, так похожего внешне на головной и спинной мозг человека. Теперь уже не спеша, он внимательно разглядывал под лупой останки клеща.

– Что это? Это кровь? Да, точно кровь! Значит это клещ паразит, причем, экзотрофный, – размышлял он вслух. – Но, тогда, где же животное, кровью которого этот паразит питался?

Оглянулся. Вокруг ни души. Полдня профессор потратил на тщательный осмотр этого места в радиусе пяти-шести метров вокруг в надежде обнаружить такой вид клеща. Каждый сантиметр он осмотрел с упорством отчаяния, но все было напрасно. Почти без сил ученый опустился на траву.

– В конце концов не один же такое насекомое существует в этих местах! – утешал он себя, лежа на спине, давая отдых своему измученному телу.

Немного отдохнув, поднялся, посмотрел на часы. Клонило к вечеру.

– Пожалуй, здесь поставлю палатку и заночую, – решил он.

Развернул палатку, разжег костер, вскипятил чай, немного поел и снова с лупой пустился в поиск. Напрасно. Этот уголок заповедника был молчалив, как миллионы лет назад.

Наступила ночь, в темном небе рассыпались мириады ярких звезд, как будто мерцая прямо перед глазами, вокруг девственная тишина и лишь одинокий костер, да палатка. Мысли о необычном клеще назойливо мучали Набиева, практически он и не спал, всю ночь ворочаясь в спальном мешке, в неугасаемом намерении с утра вновь обследовать участок. Его интересовала только вчерашняя жертва его любознательности.

Основными качествами для любого ученого являются: любознательность и трудолюбие от природы, способность абстрагироваться, проявить терпение и настырность. Самое же главное в научном труде, все же является – не пройти мимо непонятного. Так и Набиев, увидев необычного и неизвестного клеша с головой ушел в поиск следующего экземпляра неизвестного насекомого.

– Все же это новый вид паукообразных, – думалось ему даже во сне.

В кратких беспокойных снах ему мерещилась картина, когда они смотрели друг на друга несколько минут – человек и хвостатый клещ, два существа, разделенные, возможно, полумиллиардом лет происхождения. Высоко в горах, среди скал, вдали от людей, в кромешной тьме арчового леса, у профессора невольно пробуждался страх далеких предков человека перед мастодонтом в виде мясистого и хвостатого клеща.

Забрезжил рассвет. Ночной туман начал рассеиваться. Набиев проснулся с тяжелой головой, как после похмелья. С трудом поднялся, вышел наружу. Его бил озноб. Погода была ясной, но ветренной. Наскоро поев, профессор, несмотря на недомогание вновь тщательно, сантиметр за сантиметром прошелся по вчерашним местам, с лупой рассматривая каждую расщелину в скале и камнях, пробираясь в гущу кустарников и высоких трав, но все напрасно. Время шло, солнце уже стояла на зените, когда его склонила ко сну. Он уснул крепким сном человека, уставшего до полного бесчувствия. Через час он проснулся от холода. Забравшись в спальный мешок, несколько раз забывался в полудреме и тут же просыпался от кошмарных сновидений. Ему вновь приснился тот самый хвостатый клещ, которого, он напрасно искал уже второй день. В голове вновь пронеслась картина полной аналогии этого клеща с внешней формой и строением центральной нервной системы животных или человека. Перед глазами стояло видение, как будто головной и спиной мозг, как некое существо, только-что и каким-то образом выбралось из черепной коробки наружу. Покинув тело это существо с удивлением оглядывал окружающий мир.

– «Я, Набиев, первый открыл такой вид клеща в природе», – пронеслась в мыслях. Тут же заговорило многоголосие мыслей в голове. «Что за наваждение?», «Что за чепуха?», «Разве такое возможно?», «Что за иллюзия?». От таких мыслей профессор внезапно проснулся. – «Неужели я сошел с ума? – почему-то подумалось ему.

Набиев выбрался из палатки. Хотя солнце светило, было прохладно из-за ветра со стороны ущелья. Прохлада вернула профессора к действительности. Поднялся, потянулся и, посмотрев на солнце, пошел в сторону ручья, протекающей неподалеку. Утолив жажду, присел на траву, задумался. Один в горном ущелье среди девственного леса. На сотни километров вокруг нет ни души. Маленькая палатка, спальный мешок, несколько пакетиков с лапшой быстрого приготовления, пара пачек печенья и несколько консервы с тушенным мясом, туристический котелок, ножик, ложка, а также его научные принадлежности: увеличительное стекло, шприц, булавки, пинцеты – вот и все, что составлял содержимое его рюкзака.

Выпив чай и наскоро поев тушёнки, профессор вновь приступил к поиску. Все тщетно. К вечеру недомогание усилилось, поднялась температура тела. Видимо сказалась простуда накануне. Ночью он лихорадил, бредил, ему снились кошмарные сны. Бывают сны, которых человек помнит всю жизнь. Примерно такое случилось у Набиева в те дни. В один момент он в бреду снова увидел огромного мясистого клеща с длинным расщепляющимся, как у коней, хвостом, который спустился по вертикальной паутине с неба и впился в его голову, охватив ее огненными ножками-щупальцами. Во сне он кричал от ужаса, пытаясь оторваться от воображаемого клеща. Но, не тут-то было. О, ужас! Клещ намертво приклеился к голове и медленно начал внедрятся под его черепную коробку. Профессор провалился в черную бездну тяжелого и кошмарного сна. Проснувшись, он не смог определить сколько времени пролежал в бреду, но ощущение того, что клещ влез в его череп был настолько явственным. Даже окончательно проснувшись ото сна чувствовал, что не все гладко с головой. Она гудела, будто внутри черепа поселился тот самый клещ.

Солнце поднималось все выше, сырость и прохлада исчезли. Набиев почувствовал себя лучше, смог подняться на ноги. Однако, вновь пуститься в поиск таинственного хвостатого клеща нынче он уже не решился. Меж тем, трудности нисколько не ослабило желание исследователя все же разыскать этот вид клеща. Вот-так страсть исследователя, как всегда, взяла верх над здравым смыслом.

– Надо бы подумать об оседлом существовании именно здесь, так скажем в ареале обитания необычного клеща, – подумал профессор.

До сих пор он жил, как турист, ночью в палатке, а днем в поиске того самого злосчастного клеща. Но долго так продолжаться не могло. Набиев не высыпался. Несколько дней подряд лил дождь. В палатке развести огонь невозможно, а сверлящий ночной холод пронизывал даже спальный мешок. Продрогший до костей он выскакивал из палатки, пытаясь хотя бы чуть-чуть согреться, размахивал руками, бежал на месте. Едва утих дождь, как белая пелена тумана застилала все вокруг. О поиске клеща не было и речи. Профессора приводила в ужас мысль, что ему придется отложить исследования на следующий год. В отчаянии он, забрав рюкзак с научными приспособлениями и запасом пищи, пошел по берегу речки в верх по ущелью. Наконец добрался до исследовательского домика, где переночевал, а утром поднялся на плато каменного завала. Перед ним открылось огромное пространство меж трех горных вершин, залитое водою. Это было высокогорное озеро Ай-кёль.

– Ну, здравствуй, Ай-кёль! Я снова здесь! Мне тебя очень не хватало! Ну, здравствуй родимое? – восклицал Набиев, омываясь студеной водою.

Вокруг стояла первобытная тишина, раскинулась девственная природа – высочайшие скалы со снежно-ледяными шапками, множество горных речушек, несущих воды прямо из-под ледников. Пройдя по кромке озера впереди он увидел тропинку, спускающегося прямо к озеру с левого склона. Вдали, на склоне горных скал паслось небольшое стадо яков.

– А что, если поискать тот самый вид клеща здесь, у кромки озера, куда яки спускаются на водопой? – подумал профессор. – Ведь клещ то паразит, а носителем, то есть хозяином, вполне могут быть яки.

Целый день он потратил на тщетный поиск того самого вида клеща. Его уже не интересовали другие виды насекомых.

– Неужели всю оставшуюся жизнь я буду вынужден искать неизвестное доселе вида клеща? Что бы ни было, рано или поздно мне посчастливится найти его, – профессор задавался вопросом и убеждал самого себя.

Вокруг та же унылая картина – громадины темно-серых скал, сверкающая громада нескольких снежных пиков. Вдали высились высочайших два пика, соединенных меж собой пологим хребтом. Внешне они напоминали детскую колыбель. Это был Алтын-бешик, что в переводе означает Золотая колыбель.

Взошла луна, небо прояснилось, то тут то там стали появляться ранние звезды. От озера потянуло холодом и сыростью. Побросав сухие ветки арчи в костер и, зябко кутаясь Набиев вновь погрузился в размышления. Один, высоко в горах, среди дикой природы, уставший и измученный, сидя на голом каменистом берегу холодного озера, ему хотелось плакать от отчаяния. Невольно ему вспомнилась легенда об Ай-кёль.

«Когда-то в этих краях жил один хан. Его единственная дочь встречалась с парнем. В один из дней хан сватает свою дочь за другого человека. Девушка, не подчинившись решению отца, сбежала в глубь ущелья. Там она долго и безутешно горевала о своей судьбе, плакала, причитая «зачем мне жить на этом свете, если не могу быть вместе с моим любимым». Вот так несчастная девушка превратилась в призрак, уйдя в мир живых, но не видимых существ. С тех пор говорят, что озеро Ай-кёль произошло из слез той самой девушки. Ее звали Айдан. Поверхность озера всегда ровно поблескивает, но дно закручивается и выбуравливается в землю, затем соединяется с водами горы Саркент и выходит снова на поверхность. Это озеро получило имя той девушки. Вначале оно называлось Айдын-кёль, но потом, люди стали сокращенно называть Ай-кёль».

Набиев еще долго сидел на берегу и любовался ночным видом озера. Впервые этот природный водоем он увидел еще в девяностые годы, когда с учеными из Франции, приехал сюда на полевые исследования здешних тюльпанов. Впервые он тогда побывал в Ляйляке, расположенном в самой западной оконечности страны в горах Туркестанского хребта, который относится к системе Памиро-Алая. Вместе с сотрудниками Института водных проблем ему удалось побывать во всех пяти высокогорных озерах – Жашыл-кёль (Зеленное озеро), Сут-кёль (Молочное озеро), Бойрок-кёль (Разноцветное озеро), Жаш-кёль (Молодое озеро) и самое большое и самое высокогорное озеро – Ай-кёль (3000 метров над уровнем моря).

В те времена вообще не принято было упоминать национальные мифы, легенды и предания. Говорилось о том, что название озера с кыргызского переводится как «лунное озеро», из-за своей изогнутой формы, отдаленно напоминающей полумесяц. Набиев внимательно смотрел на озеро, на его берега, которые на большей их протяженности являются отвесными скалами.

– Ничего подобного, лишь продолговатая форма водоема, так, что легенда об Айдане более привлекательна и метафорична, – подумал он. – То же самое с названием Алтын-бешик.

Оказывается, есть две версии появления этого названия. Первая связано с именем Бабура – великого правителя Ферганы. После дворцового переворота ему, вместе с семьей и стражниками, пришлось бежать в Индию через Саркент. С собой они взяли недавно рожденного их младенца в золотой колыбели. У подножья гор, Бабур, его семья и свита, понимая, что младенцу не выжить в суровых горах Туркестанского хребты и Саркента, решили оставить его в той самой золотой колыбели у подножья снежных гор, надеясь, что местный люд найдет и сохранит жизнь их ребенка. Так и случилось. Местный пастух, заметив младенца в золотой люльке принес домой и вместе со своей женой они выходили и вырастили ребенка, ни в чем не испытывая нужды и помощи.

Вторая версия – это то, что те самые высочайшие горные пики, соединенные меж собой серповидным хребтом, покрытые вечными снегами, внешне напоминает детскую колыбель. Говорят, что оттуда и произошло название Алтын-бешик. Действительно, в ясную погоду вечные его снега в лучах солнца блестят как золото.

Вечером неумолимо надвинулась черная туча, разразилась гроза. Ничего подобного Набиев не видел в жизни. Небо разламывалось яркими молниями на тысячу осколков. Каждая молния на доли секунд белым золотом высвечивали Алтын-бешик. В эти минуты Набиев подумал, что все же правда во второй версии названия «Алтын-бешик».

Громовые раскаты следовали один за другими с ужасающим грохотом. Хлынул ливень. Гром постепенно прекратился. Под шуршание ливневого дождя Набиеву вновь мыслились версии появления названия «Алтын-бешик».

– Интересно, кем стал тот самый младенец ханских кровей? Проявил ли он себя сыном великого правителя Бабура? – думалось ему. – Ведь законы наследственности непререкаемы. Бабур известен не только, как великий правитель, но и как мудрец, любитель и покровитель искусства, поэзии, культуры. Кто знает? Прямые потомки того самого спасенного малыша, возможно, живут сейчас в Ляйляке, совершенно не ведая о том, что их родоначальником был сам великий Бабур. Невольно Набиеву вспомнились лица, с которым ему приходилось общаться в этом дальнем, благодатном краю – скромные, добродушные, приветливые. А какие знаменитости вышли из местного народа – Герои, писатели, поэты, ученые, артисты, – не без восхищения размышлял он.

Снаружи дождь не прекращался, ливень перешел в моросящий холодный дождь. Прям за окном исследовательского домика клочьями проплывали серые дождевые облака. Холодно и сыро. Положив полено в огонь на печке, зябко кутаясь в плед Набиев снова впал в свои думы.

– Безусловно, инстинкт самосохранения и инстинкт продолжения рода являются одними из самых сильных инстинктов, которых «изобрела» эволюция. Некогда такая дилемма стала перед Бабуром, – думалось Набиеву. – В тот момент Туркестанский хребет являл собой некий рубеж – возьмет вверх инстинкт самосохранения или же, наоборот. Он принял единственно верное в тот час решение – оставить ребенка, надеясь, что он будет подобран людьми и останется живым.

Набиев еще долго размышлял о мудрости эволюционного процесса. К утру дождь прекратился, туман рассеялся. Ближе к полудню он пустился в обратный путь. Он решил, что немного отдохнет, а потом построит временную хижину там, где он впервые увидел того самого клеща. А это было почти двадцать километров книзу от исследовательского домика. Шастать туда-сюда не входило в планы исследователя. Однако, дойдя до палатки на минуту его охватило колебание. Справится ли он с задачей обустроить временное жилище здесь? Но уже в следующую минуту с жаром принялся за работу. А работы было немало. Теперь все его мысли были сосредоточены на одном – построить временную хижину. Разумеется, она, пусть и примитивная, а все же имеет преимущество перед палаткой. Итак, на постройку ушли две недели. Вот и жилище готово, теперь он имеет очаг, где можно развести огонь даже в непогоду, есть лежак, на котором можно растянутся на сон, есть место, где можно вести исследования, готовить препараты, измерять параметры коллекционируемых насекомых.

Профессор уже давно привык к одиночеству, всегда был углублен в себя, потому не очень-то и страдал от отсутствия общения с людьми. С лупой на изготовку он часами неподвижно сидел на том самом камне, где впервые увидел загадочного клеща. Проходили дни, недели, месяцы. Вокруг не осталось ни одного камня, дерева, бугорка, где бы не прошелся ученый с лупой. Однако, все напрасно. Постепенно он погрузился в этот безграничный океан научного поиска, впадая в состояние полного одичания. Он действительно дичал, запустил свою внешность, волосы отросли до плеч. У него постепенно угасало само чувство общественности. Изредка внизу от его жилья проезжали верховые на конях, осликах и яках. Это были пастухи яков либо геологи. Он не обращал на них никакого внимания, даже не отвечал на их приветствия. Поиск загадочной формы хвостатого клеща для него стал самоцелью.

В голове крутились назойливые мысли о клеще-паразите. Овальное мягкое тело со складками, без панциря….

– Наверняка, ротовой аппарат с острыми челюстями и хоботком находится внизу, – размышлял профессор. – Так. У клеща маленькие, едва заметные три-четыре пары конечностей, на которых он передвигается довольно медленно. Однозначно, этот клещ относится к классу аргасовых, которые являются самыми крупными представителями клещевых паразитов, – подумал он. – Но, а откуда хвост? Ни у одного из известных клещей этого класса хвост не описан. Что еще? Как правило, окрас этой особи паразитов зависит от того, напился он крови или нет. Обычно, в голодном состоянии аргасовые клещи серого цвета с заметной каймой по окружности. Когда же клещ напивается крови, он раздувается и становится багрово-лилового цвета. Причем, взрослая особь способна поглотить крови в несколько раз больше, чем весит сама.

– Итак, что я знаю? Это аргасовый клещ, паразитирующий на теле мелкого или крупного животного….

В науке – как и в жизни. Попадаются всякие попутчики. Иногда на этом пути встречаются осторожные доброжелатели, советующие вести себя правильно и все у тебя будет – почет, уважение, звания и награды. А если это тебе претит, ты этого не хочешь и не можешь? Лучше идти своим, пусть трудным и тернистым, путем, а что касается авторитета, наград, то это неважно, – думалось Набиеву.

* * *

За постоянными размышлениями профессор почти не замечал течения времени. Время, отведенное ему на экспедицию в Саркент давно прошли. Разумеется, он и не ведал о том, что в Институте биосферы, где он работает главным научным сотрудником лаборатории энтомологии, уже всерьез заговорили о его пропаже. Тому были все основания. Сотрудники Института водных проблем, будучи в экспедиции в Саркенте по исследованию озера Ай-кёль, обнаружили исследовательский домик пустым, необжитым. Когда об этом поведали руководство Института, те обратились в Ляйлякскую районную милицию с запросом разыскать их сотрудника в горах Саркента. При этом они в придачу направили на поиск двух сотрудников.

Вот так, в один из дней к Набиеву в Саркент завалились трое верховых – заместитель директора Института Салимов, аспирант Каримов и сопровождавший их участковый милиционер Текенов. По их рассказам они далеко не без труда добрались до Саркента. Действительно, путь сюда оказался неблизким. Унылый однообразный каменистый склон поднимался долгим серпантином, местами достаточно круто. Процессия, наконец, преодолев еще один перевал, в одном из глухих ущелье заповедника с трудом отыскали временную хижину профессора Набиева. Наводку дали погонщики яков, стойбище которых располагалось в десяти километрах отсюда. На вопрос о том, видели ли вы чужака в этих краях, они указали на то место, где обитает их человек.

– Вон за той горой, в глубине ущелья живет какой-то одичавший человек, – сказали они в один голос, – весь обросший, совершенно нелюдимый, даже на приветствия не обращает внимание.

– А казалось бы белобородый аксакал. Шастает где попало, что он потерял в этих горах? Что ему не сидится дома. Сидел бы дома, нянчил бы внуков, – раздраженно сказал один из них.

Наконец, все трое – Салимов, Каримов и милиционер, измученные, сердитые, спешились возле набиевской хижины, размяли затекшие ноги, поздоровались с профессором. Седовласый и обросший патриарх встретил их явно недоверчиво и сухо, с удивлением посматривая то на Салимова, то на Каримова, будто бы никак не понимая, зачем они здесь – в его владении. Он явно недоумевал приездом и милиционера. В его глазах читалась недоумение – при чем тут этот служивый. Лицо Набиева оставалось неподвижным, как фестивальная маска.