Незавидный холостяк

– Нет, что ты! – с фальшивой бодростью заверила ее я. – Постсоветские. Еще не деноминированные, с ноликами.

– Бли-и-и-и-ин!

– Вот так накрылась мечта обнаружить наследные миллионы, – покивала я.

Под другими шкафами ничего не было. Так что самой большой ценностью оказался прадедушкин орден. Ну… я никогда не думала, что однажды стану наследницей древнего замка, конечно…

– Кстати, мам, – сказала я, передавая ей коробочку с наградами и фотоальбом. – У тебя старых пластинок не осталось нигде?

– Пластинок? – Она удивилась. – Нет, наверное. У меня были какие-то сказки детские, но мы их переписали на кассеты, а потом купили диски тебе уже.

– Да? А старых совсем, на 78 оборотов, нет?

– Варь, ну ты чего? Сама знаешь все, что у нас есть, не так давно ты съехала-то, – с упреком сказала мама. – Зачем тебе вообще старые пластинки?

– Низачем! – быстро сказала я. – Просто любопытно было. Давай лучше альбом посмотрим. Кстати! Я хотела забрать свои детские фотки у тебя!

– Ой, это на антресолях! – сразу же переключилась мама. – Полезешь сама?

– Полезу!

Домой я возвращалась, пытаясь катиться по местности, как колобок. Мама почему-то решила, что я голодаю, и впихнула в меня две тарелки супа, три котлеты и еще блины со сгущенкой. Зато к груди я прижимала розовенький фотоальбом, в котором была отражена вся моя жизнь с рождения до совершеннолетия. Со смешными подписями и рисунками маминой рукой.

Сегодня вечером я намеревалась его пересматривать, рыдать и спрашивать себя, в какой момент моя жизнь пошла не туда. Может быть, если бы я не заболела в старшей группе детского сада и сыграла Снегурочку на новогоднем утреннике, я была бы уверенной в себе красоткой, которую никто не посмел бы бросить? Или надо было напроситься в палатку к самому красивому мальчику в классе, когда мы ходили в поход? У меня сохранилась фотка, где он обнимает мою школьную подругу, которая не испугалась – и они поженились сразу после выпускного. А может, стоило согласиться с мамой и сделать пластику ушей? У меня есть фотография, на которой они топорщатся и аж просвечивают.

Поступить в другой институт?

Пойти работать не в банк, а секретаршей?

Не бросать своего первого мужчину?

Даже с Костей мы бы не познакомились, если бы однажды в мае я не поехала в Коломенское фотографировать яблони в цвету.

Эти фотографии у меня на флэшке, хотя я собиралась их распечатать и развесить по квартире. Розово-белые крепкие цветы на корявых стволах яблонь, выстроившихся рядами. Несколько штук в рамках смотрелись бы отлично. Но закрутился роман с Костей, и я забыла… А потом мы стали жить вместе, и в его квартире я не решалась хозяйничать. Разве что вот шторку купила и авокадо вырастила.

Авокадо…

Я вздохнула.

Среди моих вещей его не оказалось. Горшочек с ростком остался на кухонном подоконнике в квартире, ключи от которой я передала курьеру. И все, расплевались.

Позвонить и попросить Костю вернуть мне мой авокадо?

От одной мысли меня чуть не стошнило.

Но жалко было бы прощаться с мамиными котлетками.

Дома я свалилась на диван и от нечего делать начала фотографировать уже просто все подряд, что у меня валялось на расстоянии вытянутой руки. Старый утюг, который надо было греть на плите, коробку с диафильмами, соломенную шляпку с выцветшей розовой лентой, одеколоны и духи, которые пахли старомодно и уныло, корявые глиняные вазочки и часы, которые надо было заводить маленьким медным ключиком.

Стоило мне запостить на «Авито» весь этот хлам, как тут же раздался звонок.

– Привет! – сказал Кирилл, которого я сразу узнала.

– Пластинок больше нет, – грустно ответила я.

– Вообще-то я за одеколоном. «Северный», который с белым медведем. Ты знаешь, что его дизайн разрабатывал Малевич?

– Нет… Ну и что? Его много кто продает… – пробормотала я.

– Ты на фото посмотри внимательно! У всех грани айсберга вогнутые, а у твоего выпуклые! У тебя дореволюционная версия! Снимай немедленно, я сейчас за ним приеду!

– Что снимать? – спросила я, предварительно убедившись, что Кирилл уже отключился.

И хихикнула.

Не модель

В этот раз Кирилл даже не стал тратить время на то, чтобы позвонить по телефону, – он сразу нарисовался у двери. Я вздрогнула от переливчатой трели. Мне еще никто в дверь не звонил. Пока бабушка была жива и в квартире вечно болтал телевизор, перекрикивая радио, шипело и булькало на плите, шумела стиралка или лилась вода, да и сама бабушка непрерывно болтала, звонок казался намного тише. Сейчас он ввинтился в мозг, раскатился эхом и заставил забиться от испуга сердце.

– Привет, – заявил Кирилл, отлипая от стены. – Снова я.

Нет, сердце у меня забилось точно от громкости звонка, ни от чего другого!

– Привет, – кивнула я и опустила глаза. – Сейчас принесу. А флакон тоже брату в коллекцию?

– Нет, флакон мне. Красивый и редкий. Должен же я начать коллекционировать антиквариат наконец, деловые партнеры уже с упреком смотрят, выбиваюсь из трендов.

– А… – Я неопределенно качнула головой, не понимая, шутит он или серьезно. – Ну да. Наверное.

Кирилл шагнул в прихожую и принялся стаскивать кроссовки.

– Что на ужин? – спросил он деловито.

Я снова зависла на середине намерения пойти наконец за флаконом.

– Ничего…

– Жаль! – улыбнулся он во всю пасть. – Я про твой биф-бургиньон целую ночь думал!

Он ведь опять шутит?

Черт, я чувствовала себя такой тупой и медленной – никак не удавалось догнать его мысль.

– Я могу быстро что-нибудь приготовить, если ты голодный, у меня все нужное есть.

– А давай! – хлопнул в ладоши Кирилл. – Я руки помою? И в туалет хочу – сил нет, застрял в пробке на МКАДе рядом с автобусом, ни выйти, ни в бутылку поссать, из всех окон бабульки пялились.

Я издала неопределенный звук, но он уже обнаружил ванную и оттуда послышался шум воды. Пришлось идти на кухню инспектировать холодильник.