Баттерфляй

– Привет, Вася, – вырвал меня из мыслей голос Раевского, зашедшего в мой кабинет без малейшего стука.

– Иванушки Интернэшнл, ты опоздал сегодня, – проговорила я, не ответив на приветствие парня, а лишь кинула взгляд на настенные часы. – На целых шесть минут и одиннадцать секунд.

– На всего лишь шесть минут и десять секунд, – передразнил меня Ваня, поправив мягкие волосы.

– Одиннадцать вообще-то, – переправила парня я под его закатывание глаз. Хоть его образу типичного московского мажора полностью соответствовала эта привычка, но вот флегматичную петербуржскую натуру могло взбесить малейшее действие, еще больше оголяющее его самовлюбленность.

– Какая ты принципиальная все же, – вздохнул Ванек, пока я сделала маленький глоток из кружки, поставив ее обратно на дубовый стол. – Надо бы тебя как-то развлечь, что ли, а то завянет такой красивый цветочек.

– О боже, ты пересидел в подростковых группах с дешевыми подкатами? – устало поинтересовалась я, но, тут же сообразив, чем могу в ответ «подбодрить парня», почувствовала неожиданный прилив сил. – Хотя ты прав, меня надо развлечь, и я даже знаю, каким способом.

– Видишь, я плохого не посоветую, – радостно сверкнул глазами белобрысый, пока я, поправив свое шелковое платьице, вышла из помещения.

Раевский проследовал за мной, стараясь держать некую дистанцию, как будто для того, чтобы еще раз рассмотреть меня со спины, исследуя взглядом каждый сантиметр тела, задерживаясь на интересующих местах. К сожалению, счастье Вани прекратилось быстро, ведь остановилась я возле пары офисных столов неподалеку от кабинета.

– Мы пришли, дорогой, – взяла манеру своего новоиспеченного коллеги я и, поправив локоны, указала Раевскому на свободное рабочее место по соседству с пухлым, по натуре добродушным парнем Костей Белогорьевым.

– Какие-то искаженные понятия веселья у тебя, – хмыкнул Ваня, осматриваясь по сторонам. Его окружала самая обычная офисная атмосфера, не похожая на ту, что он видел в остальном крыле: пара длинных рабочих столов, поверхность которых на зоны делило одно большое ничего. Лишь наличие компьютеров и черных кресел давало понять, что здесь работает не один пухляш. – Может быть, ты все-таки расскажешь, зачем ты меня сюда привела?

– Я совсем забыла сказать, – сделала максимально удивленный вид я, облокотившись на кресло, соседствующее с Белогорьевым. – Это твое новое рабочее место, а это твой сосед Костик.

– Привет, – улыбнувшись, сказал Белогорьев и поправил свои очки, вечно норовящие упасть с него.

– Какое еще новое рабочее место? Проще убиться, честно слово, – пришел в некое бешенство белокурый, напрочь не заметив приветствие Кости. – Тебе не кажется, что если мы делаем одну работу, то должны работать вдвоем?

– Ванька, я знаю, что мы, увы, будем работать вместе, – проговорила я, чем вызвала у парня недопонимание. – Но ведь каждый из нас может делать свою часть проекта на обособленной территории.

– Ключевое слово – «обособленной», – прошипел Раевский, пока его желваки заиграли, выражая возмущение – первую стадию бешенства Вани. – Где ты здесь видишь личное пространство?

– Извините, барин московский, что не уготовила для вас собственный терем с вайфаем, – парировала я, а Белогорьев, внимательно слушавший наш разговор, издал смешок.

– Рабинович, мы так не договаривались, – возмущался Иванушка, явно привыкший к личному кабинету в комплекте с длинноногой, но тупой, как пробка, секретаршей.

– Я с тобой вообще никак не договаривалась, ты находишься здесь исключительно благодаря моему опьянению и хорошей памяти Мишки, – усмехнулась я, наслаждаясь беспомощностью парня, как он это делал вчера со мной. Отойдя от стола, я похлопала Раевского по плечу и хотела добавить саркастичную фразу, но была прервана звонком своего мобильного телефона. – Секунду, Иван-царевич.

– Милая моя, я надеюсь, ты помнишь о сегодняшнем вечере? – раздался встревоженный голос Полякова, когда я взяла трубку.

– О вечере? – спросила я, перебирая в голове все свое расписание, но найдя на сегодняшний вечер только один большой план – выпить бутылку красного вина под играющий на экране фильм в духе Америки шестидесятых.

– Не узнаю тебя, это так на твою память новый помощник действует? – задал риторический вопрос Миша, на что я закатила глаза. – Сегодня мы с тобой идем в Wine World на одно мероприятие.

– Почему я узнаю об этом только сейчас? – прикрикнула я и развела руками, как будто передо мной стоял не вслушивающийся в разговор Ваня, а сам Поляков.

– Да конечно, – саркастично проговорил Миша и вздохнул, явно потерев глаза на том конце провода. – Я к тебе вчера подошел и сказал: «Вася, нас с тобой пригласил Коля Гришняков на свой день рождения, к семи часам».

Одними губами я чертыхнулась и, поправив волосы, громко выдохнула, пытаясь понять, как пройти квест «Сборы на светский выход в условиях зомби-апокалипсиса за ограниченное время». Если бы у меня, как обычно, были хотя бы сутки, то все это звучало бы более-менее реально, но из-за вчерашней суматохи, созданной Ваней, все напрочь вылетело из моей головы – даже не додумалась сразу же записать слова Полякова в ежедневник или передать секретарше.

– Ах да, точно, я вспомнила, – закивала головой я, нагло соврав парню. – Я буду, можешь не переживать.

– С твоим преобладающим сумасшествием и не переживать? – ответил Миша, и я уже хотела сбросить звонок, но друг добавил греющую душу фразу: – Приглашение «плюс один», поэтому, думаю, ты понимаешь, кого взять с собой.

– Все будет сделано, – улыбнулась я и, наконец-то закончив разговор с Поляковым, помчалась разбираться с упавшим мне на голову праздником, не обратив внимание на Раевского, так желавшего узнать подробнее о моих планах на вечер.

– Сегодня такая погода хорошая, – вырвал из круговорота мыслей Ваню небезызвестный нам Костик и смущенно поправил очки. – Конечно, сегодня же…

– Слушай, будь другом – не мешайся, без тебя проблемок хватает, – раздраженно перебил Белогорьева Ваня и, совершенно не обращая внимания на пухлого, побежал в сторону крыла программистов.

– …день рождения Гришнякова, он в интервью для одного популярного издания говорил, что в этот день всегда тепло, – пробормотал себе под нос Костик, провожая взглядом удаляющегося Раевского. Сейчас московский индюк хотел лишь побольше разузнать обо мне или же куда я направляюсь вечером, но по своей тупости или даже глупости он упустил такой прекрасный шанс, как Костик. Ведь Белогорьев – находка для шпиона, не иначе. У парнишки феноменальная память на всевозможные мелочи, сказанные или сделанные людьми, а еще к тому же чрезвычайная любовь к медиаличностям, делающая из него буквально незаменимого человека в креативном бюро.

Откуда же это мог знать нетерпеливый Ванька, который на всех парах залетал в кабинет Манаряна. Здесь работал не один Арам, а еще человек пять программистов, каждый из которых, уткнувшись в свой ноутбук, что-то быстро печатал. На стенах висели различные доски, исписанные компьютерными кодами, повсюду разбросаны бумаги, пустые стаканчики из-под кофе – здесь было ощущение вечного хаоса, творческого беспорядка, королем которого был именно армянин.

– Арам, утро доброе, – отсалютовал Раевский, подходя к парню, но из-за толстой мембраны накладных наушников он даже не заметил появления новоиспеченного коллеги. Тогда Ваня пощелкал пальцами между экраном и лицом Манаряна, привлекая его внимание, и повторил свою фразу.

– Иван-джан![1 - Иван-джан! (армянское обращение) – Иван-дорогой.] – сказал Ара, радостно пожал руку москвичу и жестом предложил присесть на стул, но, заметив на нем крошки, быстро стряхнул их. Ванька, хоть и с недоверием, присел рядом, пока программист вернулся к работе и, не отвлекаясь от экрана, продолжил: – Что хотел? Рассказывай.

– Если коротко, то мне уж очень ваша Василиса понравилась, – решил прямо сказать Раевский, чем вызвал истерический смешок у Манаряна. – Что такого?

– Удачи тебе, Ванька, – ответил Арам, отпив кофе из картонного стаканчика, тут же скривившись. – Боже, какая кислятина! Вот кофе, варящийся в джезве[2 - Джезва – посуда в виде ковша для приготовления кофе по-турецки.], – другое дело, а это – жалкая пародия.

– Арам, погоди, – перебил размышление армянина о напитке Ваня. – Я же к ней приблизиться хочу, узнать, что Васе нравится, все дела.

– Как работник сети могу сказать, что личных данных пользователей я не имею права разглашать, – отчеканил отрепетированную годами речь армянин, слегка шмыгнув носом. – А как ее друг могу сказать, что там чисто физически что-то серьезное без вариантов.

– Просто она ждала одного-единственного меня и поэтому с остальными были проблемки, – самоуверенно проговорил Раевский, чем заставил самого Манаряна отвлечься от напряженной работы и кинуть взгляд на белокурого, пытаясь просканировать его своими черными глазами.

– Ладно, так уж и быть, один раз помогу, а дальше сам, – вздохнул Арам под радостную реакцию Вани и, взяв маленький стикер, написал на нем адрес и время. – Миша сказал, что сегодня Васька будет здесь, но это закрытая вечеринка, так что с попаданием туда разбирайся сам. Там вы можете спокойно поболтать и узнать друг друга.

– Арам, ты просто мое спасение! – сказал Раевский с улыбкой на лице и взял бумажку. – С меня причитается.

– Дерзай, влюбленный! – крикнул Ара вслед улетающему «на крыльях любви» Вани, который спешил на трудные поиски приглашения на неизвестное для него торжество.

***

Что вам приходит в голову, когда вы слышите словосочетание «бандитский Петербург»? Конечно же, перестрелки на каждом углу, погони за преступниками, ограбления в банках и полицейские – настоящие супергерои, выполняющие свой долг перед Родиной. Но, увы, выглядит данная часть города совсем иначе: молодые ребята, раскидывающие закладки, чтобы заработать хоть немного денег, алкаши, называющие себя чьими-то родителями, и карманные воришки, живущие по законам улиц. Никакой романтики, сплошная типичная русская картина, убивающая всякое желание народа к процветанию. Здесь, в Калининском районе, на Светлановском проспекте, 66, находилась знакомая двухкомнатная квартира.

Заходишь в подъезд – пахнет табаком и какой-то травой, которую варят соседи из коммуналки на первом. Запах не приносит неудобства, ноги сами быстро тебя проводят на второй этаж к самой обыкновенной светло-серой железной двери, сегодня оказавшейся незапертой. Когда проходишь внутрь, взору предстает привычная картина: старое трюмо, сверху которого лежат монетки да ключи, напротив него висит вешалка для одежды, ныне пустующая из-за летнего сезона, и, конечно же, красный узорчатый ковер, украшавший старый пол.

В коридоре долго задерживаться не пришлось, ведь в гостиной слышался шепот владельца квартиры. Здесь уже в разы больше пространства, вовсе не перегруженного темно-коричневой шведской стенкой, овальным столом напротив, стоявшим исключительно для красоты, и скрипучим диваном, из которого буквально можно выбивать пыль. Да, в квартире был какой-то особый и завораживающий запах старины, дерева и ковров. Аромат детства и спокойствия, юности и сумасшествия, молодости и побега из этой реальности, о которой напоминали лишь мои визиты сюда.

Наконец взгляд наткнулся на хозяина сего великолепия, стоявшего спиной и занимавшегося пересчетом пачек денег в светло-коричневой сумке.

– Егор Алексеевич Зорин, вы обвиняетесь в распространении и хранении наркотических веществ, – проговорила я, слегка изменив тон голоса и приставив к практически лысой голове друга ненастоящий пистолет, заранее взятый мной ради того, чтобы взбодрить Егорика.

– Я имею право на телефонный звонок, – поднял руки и неуверенно произнес парень, совсем не узнав человека позади себя.

– Ты кому звонить собрался, коли я здесь? – засмеялась я, введя этим Зорина в некий ступор, но, сообразив, он быстро обернулся, и его яркие глаза выражали все недовольство.

– Рабинович, белка ты чернобыльская! – прикрикнул голубоглазый, жестикулируя руками. – Так откинуться же можно! И вообще, как ты зашла, на кой черт тебе ствол?