Ты не умрешь

Пока я вприпрыжку неслась к парадной, телефон звякнул, оповестив о полученном сообщении. Я открыла SMS и прочла, не веря своему счастью: “Я люблю тебя!”.

“Я тоже тебя люблю!” – набрала я в ответ без промедления. Это была правда, которая неожиданно открылась передо мной. Правда, которую я всегда знала, но предпочла забыть, затолкав ее поглубже, не давая выбраться наружу и вздохнуть полной грудью. До этого самого момента.

С тех пор мы отмечаем 4 февраля, как дату начала наших отношений. В этом году уже в восемнадцатый раз.

Глава 5. Неизвестность

15 января 2022

Провожая мужа в больницу, про себя твердила: “только вернись, только вернись”. Когда за ним закрылась входная дверь, больше не могла себя сдерживать и позволила потоку слез вырваться наружу. Я закрылась в ванной и включила воду, села на пол. Когда сложно было удерживать тело в вертикальном положении, легла на бок, сотрясаясь от непрекращающихся рыданий. Воображение сразу подкинуло самые страшные картины. Не было сил сопротивляться.

Все это время в доме находились дети. Они понимали, что папа заболел и испугались, когда его забирали в больницу. Я быстро нашла способ их отвлечь и закрыла в детской комнате подальше от взрослых разговоров и маминых слез.

Каким-то невероятным усилием воли, выпустив из глаз несколько литров жидкости, я собрала себя в кучу, утерла слезы и заставила делать дела. Во мне проснулась решимость действовать, предпринять хоть что-то, чтобы помочь мужу выбраться. На ум пришли сразу несколько вариантов.

Первое, что я сделала – позвонила маме и написала SMS свекрови. Рассказать ей о диагнозе сына у меня не хватило духа. Она позвонила мне сама.

– Ты не должна сдаваться! Врачи ошибаются, этот диагноз еще необходимо перепроверить в онкоцентре. Только там смогут точно его поставить, а пока это лишь предварительное заключение, – твердым уверенным голосом проговорила она в трубку.

Я не смогла сдержать слез в очередной раз и разрыдалась прямо во время разговора. Ее слова подарили мне надежду, которой практически не было минуту назад.

Оказалось, не так давно с ней приключилась история с ложным диагнозом, который опровергли в онкоцентре, проведя необходимые исследования. Неделю она лежала в больнице и считала, что больна раком. Опухоль оказалась доброкачественной, требовала наблюдения, но не более того.

Я поразилась мужеству этой сильной женщины, которая так храбро восприняла беспощадную новость и подбадривала меня, вместо того чтобы расклеиться самой. Я знаю, что она тоже пролила немало слез, но только наедине с собой. В разговорах со мной была только поддержка и ни капли слабости или сомнения.

По совету свекрови я продолжала убеждать себя в том, что это предварительное заключение. Я даже придумала себе легенду, в которую мгновенно поверила и ухватилась за нее, как за спасительную соломинку. Легенда звучала следующим образом: “Это все COVID, он коварный и непредсказуемый, дал такую картину, его вылечат и все пройдет”. Звучало не очень убедительно, но мне это было необходимо: верить в то, что еще не все потеряно.

Однако, в пользу того, что я еще не совсем выжила из ума в своей слепой надежде, свидетельствовали несколько фактов, в которые я сразу же вцепилась мертвой хваткой.

Человек в таком состоянии, как показывало КТ, а именно в четвертой стадии рака с метастазами по всему организму, должен был давно почувствовать себя плохо. Онкобольные люди стремительно теряют вес, испытывают боли и проблемы с пищеварением или сном, быстро утомляются. Санек же всего неделю назад катался на ватрушках и был полностью здоров, имел отменный аппетит и даже избыточный вес, шутил свои шуточки и спал, как младенец. Как можно было всего за неделю превратиться из абсолютно здорового внешне в человека буквально при смерти? Это не укладывалось в голове, и было истолковано мною, как неопровержимое доказательство ошибочности заключения специалистов, проводивших КТ.

Придя в себя, я решила отвести Федю на кружок по робототехнике, несмотря на то что занятия уже начались пятнадцать минут назад. Пока он занимался, мы с Тасей поехали в церковь. По пути я опять ревела. Даже присутствие шестилетней дочери не помогло сдержаться.

– Мамочка, почему ты плачешь?

– Я просто переживаю за папу.

– Все будет хорошо. Его подлечат и вернут домой, как новенького, – утешала меня крошка-дочь. Очень хотелось ей верить.

Раздался звонок мобильного телефона. Это была мама – предложила забрать детей к себе и посоветовала специальные молитвы при болезни родных людей и даже онкобольных. Я и не знала, что такие существуют.

Когда я вернулась в пустую квартиру, гремучая смесь боли, горя, страха и отчаяния обрушилась на меня с невероятной силой, словно волна, сбивающая с ног во время шторма. Я глотала воду, задыхалась и кувыркалась в соленой пучине, обдирая кожу об острые камни, пытаясь выбраться из водоворота. Меня накрыла настоящая истерика, это больше не были тихие слезы, я рыдала взахлеб и металась по квартире, как умалишенная. Неожиданно для самой себя стала кричать: “Не забирай! Не забирай! Не забирай!”. Так продолжалось минут двадцать. Текст повторялся снова и снова, менялась только интонация: от жесткого требования к жалкой еле слышной мольбе. Я, как будто, двигалась по синусоиде. В верхних точках орала, в нижних шептала, но остановиться не могла.

Все кончилось так же внезапно, как и началось. Осталось только внутреннее опустошение и физическая усталость.

Обессилев от безумной истерики и метаний по пустой квартире, я вновь вернулась к необходимости практических действий и позвонила своей подруге Жанне. Мы работали вместе в одной компании. Она общалась с огромным количеством наших общих коллег, и я попросила расспросить, не знает ли кто из них хорошего онколога. Повторить ошибку и обратиться к первому попавшемуся дежурному врачу, надеясь на его компетентность, мы больше не могли себе позволить.

– Ася, я даже не знаю, что сказать!

– Не надо ничего говорить, слова не помогут.

Жанна не подвела, через полчаса она уже попросила прислать ей результаты КТ, которые сразу же были направлены проверенному врачу.

“Рак поджелудочной железы” – был вердикт.

Моя и без того хиленькая теория о том, что никакого рака нет, и это все коварный COVID играет с нами в свои злые игры, трещала по швам, но продолжала жить в моей голове. Тогда я еще не знала, что невозможно определить разновидность опухоли только по результатам КТ, для этого необходимо проводить биопсию, поэтому полезла в интернет искать информацию об этой болезни.

С удивлением обнаружила, что рак поджелудочной железы – не самое распространенное явление с низким процентом выживаемости, в основном поражающий людей в возрасте старше шестидесяти лет.

Низкий процент выживаемости, без лишних волнений, я сразу же связала с возрастом пациентов. Но ведь Санек молодой и крепкий, ему всего лишь тридцать два года, он обязательно попадет в тот самый процент людей, победивших болезнь. Подбадривать себя было все сложнее.

Тем временем накатила новая волна истерики с криками “Не забирай!”. В этот день она случалась со мной довольно часто и каждый раз в неизменном виде, как по заранее прописанному сценарию. Когда меня в очередной раз отпустило, я вспомнила о молитвах, которые советовала мама. Часть из них была у меня в печатном виде в специальной книжечке, другие – нашла в интернете.

Незаметно день подошел к концу. Дикие истерики сменялись спокойным и умиротворенным чтением текстов на не очень понятном языке, свойственном православным молитвам.

Никаких новостей о состоянии Санька и положении дел не было – в реанимацию не разрешают брать мобильные телефоны. Единственным источником информации служила справочная служба, в которую следовало звонить утром следующего дня. Об этом меня предупредили сотрудники скорой помощи. Я находилась в томительном ожидании и гнетущем состоянии неизвестности.

Около двадцати трех часов вечера я отправилась в пустую холодную постель и обняла подушку мужа, все еще хранящую его запах. Что, если эта подушка и этот запах – единственное, что у меня от него осталось? Что, если я больше его никогда не увижу? Жуткие мысли-паразиты проникли в мое сознание, вцепившись клещами. И опять слезы хлынули безудержным потоком. Так я и заснула беспробудным пустым забвеньем в луже собственных слез и безнадеги.

Глава 6. Вера

В детстве мне часто снился один и тот же кошмар в двух вариациях. Чаще всего это случалось при высокой температуре во время болезни. Он даже не был похож на сон в понятном всем смысле. Это были не картинки, а скорее чувства или ощущения, сопровождавшиеся звуковыми эффектами.

Первая вариация была про клубок ниток. Сижу я себе спокойненько, разматываю, петля за петлей. И тут вдруг налетает вихрь, в ушах – шум. Нитки спутываются сами собой, а я в этот момент нахожусь в паническом состоянии ужаса и страха, будто от этих проклятых ниток зависит вся моя жизнь. Потом вихрь стихает, шум проходит, и все начинается сначала: я сижу и распутываю клубок, и, по мере приближения к концу процесса, мне становится все спокойнее и спокойнее. В итоге я чувствую умиротворение от того, что клубок распутан. Но тут все повторяется, вихрь возвращается, как и мое ощущение ужаса. И так, раз за разом, эти два состояния сменяют друг друга, пока не заканчиваются пробуждением.

Вторую вариацию я назвала “Война и мир”. Все ощущения во сне повторяются. Меняется только сюжет. Спутанные нитки – война, распутанный клубок – мирное время. Быть может, это был один и тот же сон. А нитки и ощущение войны и мира мерещились мне одновременно, сейчас уже и не вспомнить.

Подобные кошмары больше не тревожат меня по ночам, они пришли в реальную жизнь. Я будто все время разматываю этот клубок, чувствую себя в безопасности, а потом что-то гадкое врывается в мою жизнь, спутывает мои аккуратно разложенные нити, приводит меня в ужас. А я послушно начинаю все сначала, не имея никаких гарантий, что на этот раз клубок удастся распутать до конца.

16 января 2022

Я проснулась около девяти часов утра. Первые счастливые мгновения после пробуждения еще не помнила, что случилось накануне. Пара секунд и боль так резко ворвалась в мою душу, что перехватило дыхание и скрутило живот. Я вспомнила, что вчера ничего не ела весь день. То, к чему успела привыкнуть вчера, сегодня, как будто, пришлось проживать заново. Хотелось уснуть и больше не просыпаться, вернуться в безмятежность забытья.

Я встала, умылась, выпила воды и приступила к чтению молитв в поисках душевного равновесия. Стоя возле окна в спальне, обращаясь к небу.

Солнце не показывалось уже несколько дней. Я попыталась вспомнить, когда видела его в прошлый раз, и не смогла. Низкие тучи давили своей тяжестью, намекая на то, что я в западне. В глаза бросились провода – натянутые струны на фоне серого неба. Раньше я их не замечала.

По мере приближения к десяти часам волнение нарастало. Предстоял звонок в справочное отделение больницы, в которой находился Санек.

Как ни странно, вчерашние истерики больше не повторялись. Сегодня я больше была похожа на зомби, выжатая и опустошенная, бездельно слоняющаяся из комнаты в комнату, пытаясь скоротать время до долгожданного звонка в больницу.

– Состояние стабильно тяжелое, пока в реанимации, температуры нет, – отчеканила женщина из справочного после того, как я дозвонилась примерно с пятнадцатой попытки.

Больше ничего узнать не удалось: ни что с ним делали в реанимации, ни подробностей состояния. Посоветовали только звонить в понедельник сразу лечащему врачу по телефону, указанному на сайте в обозначенное время.

Я попыталась разобрать одну единственную фразу на молекулы, извлечь из нее максимум информации.

“Состояние стабильное” – звучит отлично, значит, Санек пережил эту ночь, и его жизни на данный момент ничего не угрожает.