Меценат

– И видео-наблюдение тоже?

– Почти. Он включает обратную связь: если кто-то решает к нему наведаться, на воротах включается плазма, и оттуда Чебурашка страшным голосом говорит: «Пошел на… Коля с Музой вошли в шлюзы».

– А охранники, наемный обслуживающий персонал?

– Да что ты, Коломбо, наивный, как носок! У нас не Москва и даже не Питер. У нас спокойная жизнь. И не такие деньги, чтобы рисковать здоровьем – лезть через трехметровый забор со стеклышками и ловить собачьи зубы на ягодицы. У Коли маленький домик, квадратов триста, не больше. Для одного человека хватит. Да, он живет один. И никаких чужих людей не подпускает. И я тоже. Нам противно, когда к нашим интимным вещам прикасаются чужие руки. А дом – это и есть интимная вещь. Как убирает? Да он и не сорит. Ну, раз в месяц приходит генералить Галина. Это его многолетняя гейша, а заодно и моя сестра. А в ней я уверен, как в себе: мы вышли из одного чрева в один день и даже в один час.

– Да, сложная система. А позвольте поинтересоваться, а у Галины тоже есть что-то наподобие Вашего Коли?

– Не «что-то», а «кто-то». Конечно, есть, мы же с ней близнецы.

– Да-а, – протянул Райкин на отчет Константина на следующий день. – Тя-желый случай. А что Санек, молчит?

– Нет, не молчит. Он между делом поручил своим подростковым операм по возможным камерам проследить весь последний путь Бреха. Даже с его личной камеры, пока он ее не перезапустил наизнанку к плазме. Ничего: как вошел, так больше и не вышел. Но, однако, мы не знаем, что было дальше: наружки все отключены.

– А «внутрюшки»?

– А вот это пока не проверяли. Официально же в розыск никто не подавал, а проникать в чужую собственность незаконно. За это и схлопотать можно.

– А надо бросить клич, чьи машины с регистраторами стояли так, что могли что-то подозрительное записать. Звоним Мерзавкину!

– Да ребята, да что вы прямо обижаете! – надулся но том конце связи Мерзликин. – Колин дом стоит так, что ни одна собака ближе, чем на полкилометра, туда не проедет. И шлагбаум там только на Колю настроен. Да, в глуши он, в глуши! И я в глуши. Только в другой. Тишины нам в преклонном возрасте не хватает, вот почему! Сами такие же, понимать должны.

– Иван Емельянович! – обратился к Мерзликину Константин. – А вот не слабо под Вашим чутким руководством нам всем посетить этот домик в деревне? Вдруг там что-то есть для наших расследований. У Вас есть ключ. Если что – Вы забеспокоились о своей «правой руке», потому что она не выходит на работу и не выходит на связь: вдруг с ней что-то случилось, вдруг стало плохо, вдруг там уже труп.

– Что Вы такое говорите?! – Константин с Райкиным почувствовали, как на той стороне связи Мерзликин вспотел. – Ах, я старый бегемот, я же даже и не подумал проведать его на дому! Наверное, у меня начинается старость. Конечно, нужно ехать к Коле! Немедленно! Сейчас!

Мерзликин приехал один («Шифруется», – шепнул Константину Райкин). И тщательно осмотрелся: нет ли за ним «хвоста». Снаружи все следы были тщательно уничтожены дождем. Внутри не нашлось ни трупа, ни следов преступления.

– Здесь должны поработать специалисты, – сказал Константин. – Собрать отпечатки, может, еще что-то обнаружат. Мы не имеем таких полномочий, и у нас глаз не наметан на такие дела. Почему Вы не хотите этому делу придать официальный ход, ведь все-таки пропал человек, прошло уже намного больше трех дней? Пора бить тревогу!

– Не надо, – зажеманничал заказчик, опустив крашенные реснички. – Ну, не надо! Я же могу упасть в своих собственных глазах.

– Это как?

– Это так, если это так, то значит, что я не смог обойтись своими собственными средствами защищенности.

(«Боится, что ему придется рассказать про единение душ», – шепнул Константину Райкин).

Глава шестая

– Если ты мне не нальешь еще супчику, я от тебя уйду. К Яцких пойду, у него жена тоже хорошо готовит. И на тебя пожалуюсь.

– Ладно, Котеночек, на, кушай. Только не обижайся, когда опять разжиреешь, что я тебя снова «Кабанчиком» называть буду.

– А я от тебя тогда совсем уйду, – хлебал третью тарелку солянки «Котеночек». – Поменяю ориентацию и уйду в монастырь.

– Хо! Да я тебя и там достану. Куда ты денешься от моей страстной любви, которая тебе нужна, как ангел-хранитель?

– А вот денусь. Ладно, так и быть: давай свои пельмени с утятиной, а то у меня умственное голодание, и мой мозг нуждается в калориях.

– С гусятиной, что же ты никак не можешь запомнить! Ну, если голодание – тогда другое дело. А может, я могу разделить твои когнитивные сверхнагрузки?

– Не можешь. Обойдемся без сопливых.

По телевизору опять пошла сводка новостей:

– Полиции удалось поймать главаря преступной группировки, которая же-стоко избила директора Детского дома №2. Им оказался воспитанник этого же детдома, десятиклассник Артем. На вопросы представителей следственного от-дела он не отвечает. Попытки нажать на совесть у полицейских не увенчались успехом, а применять меры физического воздействия для установления истины строго запрещено законом. Видимо, это дело, как и другие последние случаи более чем за полугодовалый период, останется без логического конца. Но, скорее всего, не без продолжения. Виновников, конечно, накажут, как и тех, кто участвовал в подобных избиениях и до них. Но вопрос остается открытым: почему внезапно так ожесточились сироты? Что толкает их на противоправные действия? И кто является кукловодом в этом театре кукольных миниатюр? Наверное, это все-таки последствия коронавируса – ведь раньше такого количество таких вопиющих физических расправ в одном и том же регионе не случалось.

– Эта дикторша лучше, чем та, плешивая, – «Котеночек», наконец, насытился и приступил к оценке насущных событий.

– Котеночек, – состроила глазки мужу Ангелина, – я думаю, что тебе нужно как психологу подключиться к этому странному поведению подростков. Ты не находишь, что с твоим пропавшим человеком здесь есть очевидная связь?

– Ангелин, какая связь? Дети похитили Бреха и обналичили миллионы Мерзавкина? Или открыли в Антарктиде новые офшоры и перекинули их туда?

– Ну, это вряд ли. Однако, в нашем тихом недружном городке последнее се-рийное правонарушение было аж в начале века, когда ловили маньяка Пичуш-кина. А здесь сразу два сериала по разным каналам: и с детишками, и с твоими пропавшими людьми с деньгами. И в один временной период. Не кажется ли тебе это подозрительным?

– Александр, я вот что хотел сказать… что хотел сказать…это… Вот сколько было случаев пропажи людей с деньгами за последний период?

– Шестнадцать эпизодов с марта этого года.

– Ага, Гелькино предположение подходит.

– Это как?

– Ну, вот смотри. В прошлом году я судил лыжные гонки детдомовцев (пригласил мой бывший директор спортивной школы; это не в первый раз – у них судей не хватает: зарплаты урезали, так тренеры разбежались почти все). Так вот. Соревновались детдома трех областей – нашей и двух соседних. Инвентарь у наших был раз в двадцать дороже и лучше, чем у других – и наши выиграли все медали с большим отрывом. Я еще тогда поинтересовался, почему у наших такая экипировка, мы же не Москва. Откуда в нашем городе, где не хватает денег положить полноценный асфальт, такие возможности обеспечить то, на что раньше никто внимания не обращал, даже в самые лучшие времена? Никто ничего вразумительного не ответил. А моя жена как хороший знаток школьного возраста считает, что этими проступками мотивирует зависть. Я бы хотел в этом утвердиться и узнать, откуда веет такой золотой бриз. Поэтому я предлагаю съездить сначала в СИЗО, где сидит этот последний из группировки, а потом – в детский дом. Может, и не в один.

– Расслабься, Коломбо. В СИЗО никто не сидит. Этот, как ты говоришь, «последний из группировки» сидит за школьной партой своего интерната и пишет контрольные работы за полугодие. Директор его простил, поговорил с ним по душам и замял это неприятное дело.

– Как простил? Он же в реанимации?

– Ой, да ты наслушался глашатаев «желтой» прессы! Какая там реанимация – фонарь на морде и одно ребро. Он уже давно на рабочем месте. Правда, с заклеенным глазом. Но и там уже почти все рассосалось. Поэтому – уймись, займись нашим делом, за которое нам платят немалые бабки, и не лезь в чужие. А бабки пока мы получаем за хвост собачий: Бреха-то не нашли.

«Коломбо» отложил мобильник и принялся тереть подбородок, что означало одно: он задумал не послушаться данному ему совету. Поэтому сначала он поехал в детдом прямо к директору.

– Так Вы психолог-волонтер? – прошепелявил директор (у него, оказывается, кроме фонаря, были выбиты керамические зубы, сквозь которые проглядывались признаки былой мужской, несколько демонической, красоты). – Судя по Вашим сертификатам, у Вас очень высокая квалификация. Но я думаю, что не стоит Вам тратить свое драгоценное время на то, что уже было сделано до Вас. Посылкин полностью осознал свой проступок и полностью адаптирован после стресса нашим психологом. Так что, в дополнительных Ваших мы не нуждаемся. Извините, у меня много работы.

Константин задумчиво вышел и снова принялся за свой подбородок. Мимо проплыла дама то ли бальзаковского, то ли неопределенного возаста, с шикарным бюстом, напоминающая в профиль традиционное пианино. В руках до подмышек она держала классные журналы и элегантную синюю папочку.

– Разрешите обратиться, мадам. А как мне найти вашего психолога?

– А зачем он Вам?

– Я тоже психолог, но другой и с большим жизненным опытом. У меня ведется со студентами серьезная научная работа по делинтквентному поведению подростков как противостояние аутсайдерству, являясь аддиктивным эквивалентом за неимением средств на использование перспективных психофизиологических средств.

– А?., – глаза мадам разошлись в разные стороны, а нижняя губа выразительно отвисла.

– А Вы, случайно, не завуч? У меня жена тоже завуч, была, но бывших завучей не бывает, как и бывших ментов.