Моя мятежница

Я схожу со льда вслед за ним, ломая голову над правильными словами, способными мотивировать терпящую неудачи хоккейную команду. Мою терпящую неудачи команду. Если мы хотим получить хотя бы пятьдесят процентов шанса на плей-офф в этом году, этим ребятам нужно собраться. Быстро.

Мы проходим по прорезиненному полу к двери раздевалки, которую Уайльд распахивает обеими руками, крича голосом, которому позавидовала бы сирена, возвещающая о приходе торнадо.

– Надеть штаны, парни, леди в комнате! К вам идет владелец команды.

Не могу не почувствовать напряжения от выбора слов. Хотя я ценю его попытку проследить за тем, чтобы команда встретила меня в приличном виде, но не возмутиться тем, что он в первую очередь назвал меня леди и лишь потом – владельцем команды, не получается. Однако свою горечь я приберегаю для другого раза. Мне нужно произнести вдохновляющую речь.

Когда я прохожу через дверь, ледяной воздух сменяется коктейлем из пота и мужских дезодорантов. Помещения у нас на высочайшем уровне, убираются опытным персоналом, но никакая хлорка не в силах изгнать уникальный аромат профессиональной хоккейной команды после двух часов тренировки на льду. Но к этому запаху я привыкла. В какой-то мере он даже успокаивает меня.

Я осторожно обхожу логотип «Титанов» на полу, отыскивая место поближе к центру среди шеренги полуодетых мужчин. Половина из них даже не потрудилась взглянуть в мою сторону. Они заняты своим снаряжением: запихивают шлемы в шкафчики и бросают форму в корзины для белья.

Но беспокоят меня не только они. Что меня заботит, так это другая половина, те, что смотрят сверху вниз так, будто я смерть с косой. И в некотором смысле, возможно, так оно и есть. Ведь если эти парни не обзаведутся яйцами и не смогут принять меня в качестве нового владельца команды, нашему сезону будет вынесен смертный приговор.

– Джентльмены. – Я быстро киваю, оглядывая шеренгу игроков, пытаясь хотя бы на секунду установить зрительный контакт с каждым. В самом конце цепочки мой взгляд натыкается на знакомую пару глаз цвета океана. От того, как пронзительно он смотрит на меня, по спине бегут мурашки. Только что вышедший из душа Алекс Браун стоит передо мной в одних спортивных шортах, низко свисающих с его подтянутой талии, пальцы рассеянно поглаживают обнаженную грудь.

Я не могу удержаться и украдкой бросаю взгляд на левую часть грудины, пониже ключицы. Она все еще там. Темная татуировка в виде сердечка, которую он сделал для меня, как сюрприз на мой двадцать пятый день рождения. Раньше в рисунке были спрятаны мои инициалы, но теперь я вижу, что он забил всю поверхность, и сердце стало черным, словно хоккейная шайба. Даже не потрудился оставить хоть частичку обнаженной кожи, чтобы позже вписать туда имя какой-нибудь другой девицы.

Не могу не задаться вопросом, нарочно ли он так сделал. Возможно, несколько лет я и владела его сердцем, но он не из тех мужчин, которых можно удержать. Это мне не подвластно. Никому не подвластно. Мне потребовалось время, чтобы понять это, но теперь все ясно как божий день.

Когда я наконец отвожу взгляд от Алекса, мое внимание переключается на другое лицо в раздевалке, такое же знакомое, хотя и гораздо менее ожидаемое. Холт стоит в углу рядом с запасным выходом, его мощные руки сложены на груди, пока он осматривает раздевалку серьезным взглядом. Когда он встречается взглядом со мной, его недовольство испаряется.

Я не ожидала тут его увидеть. По телу пробегает электрический разряд. Сегодня я приготовилась иметь дело с одной романтической историей, не с двумя, если вообще можно назвать романтикой то, что было у нас с Холтом. Это была ошибка длиною в ночь, и я не уверена, лучше она или хуже пятилетней ошибки с Алексом.

Как бы там ни было, видеть их обоих тревожно. Мужчину, которого я выбрала… и которого не выбирала.

Но у таких парней, как Холт Росси, душевные раны написаны на лице. Еще в колледже я считала, что Алекс – самый безопасный выбор. Золотой мальчик, веселый спортсмен, которого все обожают. Мне хотелось немного повеселиться, вырваться из своей скорлупы и испытать все, что мог предложить колледж. Горячую интрижку, например. Может быть, что-то большее. Но я не искала любви.

Вопреки всему именно ее я и нашла с Алексом. Он говорил, что я не похожа на других девушек, с которыми он встречался. Ну, «встречался» – громко сказано. В то время Алекс был скорее известен случайными связями. Его немногочисленные отношения длились всего пару недель – как раз достаточно, чтобы ему стало скучно и он перешел к следующей поклоннице. Наверное, я была исключением. Я бросила ему вызов.

Мы хорошо взаимодействовали. Во всяком случае, какое-то время. В общении не блистали. Нашей сильной стороной никогда не была способность делиться друг с другом своими нуждами, но, с другой стороны, мы были молоды. Стали первой любовью друг для друга. Хочется думать, что с тех пор я немного поумнела.

И теперь, когда прошли года и сменилась перспектива, я задаюсь вопросом, а был ли Алекс безопасным выбором? Знаю, это пустая трата времени, но я не могу прекратить проигрывать альтернативные версии собственного прошлого. Версии, в которых я не сбегаю из постели Холта в руки Алекса. Версии, где я остаюсь с Холтом и еще какое-то время наслаждаюсь его нежностью.

Если бы я сделала это, провела бы все эти годы рядом с Холтом? Осталась бы до сих пор с ним?

Но той ночью с Холтом все вышло далеко не просто. Его поцелуи выбивали из колеи, я будто тонула, хватая ртом воздух, но не желая всплывать на поверхность. Его губы были такими горячими и настойчивыми, что я едва могла дышать. Это было чересчур и одновременно недостаточно. Словно вода, доведенная до кипения, наполняющая меня облегчением и намеком на опасность. Но мои сложные и сбивающие с толку эмоции отошли на второй план, когда я уступила тому, чего хотело мое тело.

И в ту ночь я хотела его.

Я до сих пор помню, как Холт смотрел на меня. Пристально, в глаза, будто хотел запомнить их цвет. Кончики его пальцев скользили по моей коже так, словно я была самой большой драгоценностью в мире…

Низкий голос Уайлда вырывает меня из опасных воспоминаний.

– Мисс Винн?

Грубый смешок Уайлда возвращает меня в настоящий момент, где я стою лицом к лицу с двадцатью выжидающими мужчинами, и все они ждут, что я скажу.

Мои щеки вспыхивают.

Что на меня нашло?

Я стою, одетая в свой самый крутой костюм, и привлекаю внимание профессиональной хоккейной команды, каждый член которой работает на меня. Я должна чувствовать себя так, будто вся комната у меня на ладони. Но вместо этого погружаюсь в собственную древнюю историю о двух мужчинах, которые помогли мне ее написать. Это не профессионально, и вообще не то, как я планирую себя подать. Совершенно.

Руки начинают дрожать, поэтому я сжимаю кулаки и скрещиваю руки на груди, успокаивая взвинченные нервы и надеясь, что все, что слетит с моих уст, будет хотя бы вполовину так же красноречиво, как то, что говорил в подобные моменты мой дед.

Ты сможешь, Иден.

– Я знаю, что команда пострадала, – говорю я, пытаясь успокоить дрожь в голосе. – Я кажусь вам худшим вариантом. Дедушка Пит был моим наставником и другом. Знаю, многие из вас могут сказать о нем то же самое. Но мы не можем допустить, чтобы его потеря обернулась проигрышем в сезоне. Он бы этого не хотел, и я чертовски уверена, что вы тоже не хотите.

Несколько игроков согласно кивают, тогда как другие, похоже, больше интересуются полом под ногами. Я откашливаюсь, требуя их внимания, и, естественно, по раздевалке проносятся смешки. У меня нет никаких сомнений в том, кто является их источником.

Мой взгляд скользит по мужчине, подтверждая подозрения. На губах Алекса Брауна появляется натянутая, самодовольная улыбка, угрожающая истончить мою уверенность в себе до состояния тонкой ледяной стружки на лезвиях его коньков.

– Я скажу вам, чего еще хотел бы мой дед, – говорю я уже более твердым голосом. – Чтобы вы относились ко мне с тем же уважением, с каким относились к нему. Мы должны преодолеть случившееся и двигаться дальше. Только так это и сработает.

Я ненадолго замолкаю, взвешивая, стоит ли продолжать. Да пошло оно все.

– Буду откровенной. Вы, ребятки, сегодня дерьмово выглядели. И я, например, не хочу, чтобы критики оказались правы по поводу этого сезона. Я задницу надорву ради этой команды. А вы?

Я сканирую лица, замечая пару кивков.

Что ж, это начало.

– Мои двери всегда открыты, так что, если у вас есть предложения, я готова их выслушать. Давайте все изменим и сделаем так, чтобы нами гордился не только мой дед, но и мы сами.

Сказав свое слово, я поворачиваюсь на каблуках, не позволяя себе задержаться ни на секунду, дабы оценить команду, понять, упало ли что-то из того, что я сказала, на благодатную почву. Вместо этого я решительно ухожу, позволяя туфлям-лодочкам как можно быстрее нести меня по полу раздевалки. На этот раз я даже не трачу лишние шаги на то, чтобы обойти логотип команды.

Ни и что с того, что это плохая примета? У меня и так уже все хуже некуда.

Я бросаюсь к лифтам, изо всех сил вдавливая кнопку вызова. Когда большие серебристые двери раздвигаются, я спешу внутрь, нажимая кнопку «закрыть». Но прежде чем двери успевают сработать, я замечаю высокую широкоплечую фигуру, направляющуюся медленной трусцой в мою сторону.

– Придержи дверь, – выкрикивает Холт низким, глубоким голосом, похожим на карамельный сироп на шоколадном мороженом.

Где-то полсекунды я взвешиваю варианты. Я могла бы притвориться, будто не слышу его. Позволить дверям лифта закрыться и наконец остаться одной в кабине, где смогу без зрителей предаться отчаянию.

Но нечто, живущее во мне, реагирует инстинктивно. Вопреки здравому смыслу я протягиваю руку, придерживая двери достаточно долго, чтобы Холт смог войти и встать рядом. Когда я отстраняюсь, двери закрываются, и мы остаемся вдвоем. По-настоящему наедине с тех пор, как на первом курсе колледжа я сбежала из его комнаты.

Это случилось шесть лет назад, и за прошедшее время этот человек лишь вырос во всех смыслах данного слова. Во время учебы в Саттоне он всегда был крупнее других парней, но мужчина, стоящий рядом со мной сейчас, – сплошные мускулы. Фирменное черное поло обтягивает его мощные бицепсы, ткань натягивается на широкой груди. Когда он заговаривает, его глубокий голос заполняет каждый дюйм небольшого пространства, которое мы разделяем.

– Ты в порядке? – спрашивает Холт. Смотрит мягко, но серьезно.

Я не могу выдержать его пристальный взгляд, не почувствовав неровный ритм сердца в груди, поэтому переключаю внимание на кнопки лифта и вру:

– В полном.

– Не похоже.

Будь ты проклят со своей проницательностью.