Идеал. История о любви и жестокости

– Что вам?

– Все хорошо? Вы кричали, – смущенно проговорила она из-за двери.

– Отлично, это фильм. Занимайтесь своими делами, – рявкаю я под конец.

– Простите меня, – говорит уборщица, и я слышу ее удаляющиеся шаги.

На часах 18:57, в ВК несколько непрочитанных сообщений. Смотрю – беседа класса, опять устроили срач, рекламная запись, и сообщение от Степана: «Что это на тебя нашло сегодня? Левчик вроде отошел уже, но ты уж так не реагируй больше». А рядом дурацкий смайлик. Смайлик, мать его! Я парню нос, наверное, сломал, а тут смайлик. Меня просто убивает эта жизнь! И все же есть и плюс в этом парадоксе – как круто, что сейчас так легко надеть маску клоуна, за желтой улыбающейся рожей скрыть чувства.

Сегодня я еще раз убедился в том, что чувства нужно скрывать, нужно скрывать вообще всю правду о себе иначе и опомнится не умеешь, как ее, эту самую правду, извратят до не возможности, сравняют с грязью и втопчут тебя в нее.

Молчи, скрывайся и таи.

Так то, господин Тютчев, вы, черт побери, правы!

Не будь дураком! Будь тем, чем другие не были. Не выходи из комнаты! То есть дай волю мебели, слейся лицом с обоями. Запрись и забаррикадируйся

шкафом от хроноса, космоса, эроса, расы, вируса.

Друг Бродский, вы всегда со мной. С поэтами легче. Они меня не осудят, поймут, а этот мир – нет.

Через час у нас ужин. Не знаю, придут ли родители. У нас не так часто получается поужинать вместе. Зевая, иду к шкафу переодеться к ужину во что-нибудь поудобнее. Виски дал о себе знать: меня немного замутило и захотелось пить. До чего забавно все же, страдающий подросток, который пьет, чтобы забыть. Иные подумают так и скажут: «Какие у тебя вообще могут быть проблемы? Тебе шестнадцать лет, сын богатых родителей, живешь и как сыр в масле катаешься. Нытик». Назовут нытиком и правильно сделают. Да только эти самые иные не на моем месте и никогда на моем месте не будут.

Надеваю черные джоггеры и свитшот. Так намного удобнее. Переодевшись, я почувствовал себя гораздо лучше. Выхожу из комнаты. Коридор нахлынул на меня тишиной и темнотой.

На первом этаже наша уборщица накрыла на стол.

– Что сегодня на ужин? – властно спрашиваю я.

– Стейк из лосося под сливочно-чесночным соусом и брокколи.

– Гадость, – морщусь и отхожу к дивану недалеко от стола.

Молчу недолго, чешу голову и спрашиваю снова:

– А что родители?

– Альберт Викторович сказал, что скорее всего успеет к ужину, а Мария Федоровна и вовсе уже выехала из салона. Скоро прибудут.

– Ясно, – бросаю я безразличным тоном.

Мать приехала где-то через полчаса. Вошла в дом, запустив в него поток холодного ветра. Уборщица помогла ей снять пальто, и мать, стуча каблуками, вошла в комнату.

– Петр уже приготовил ужин?

– Да, и я уже накрыла на стол, – расторопно ответила уборщица.

– Отлично. Как Марат?

– Уже готов к ужину.

Только после этого мать взглянула на меня, как смотрят на мебель, чтобы убедиться, что та не покрылась пылью и не испортилась.

– Как ты?

– Отвратно, – буркаю я.

– Отлично, – она отвечает, уже развернувшись. Она направляется на второй этаж, чтобы привести себя в порядок.

Потом приехал отец. Он точно так же задал пару рядовых вопросов и побрел на второй этаж. Через час мы уже сидели за общим столом.

– Что у вас сегодня со Львом произошло? – спросил отец.

– Да ничего, а что? – говорю я, не отрываясь от еды.

– «Да ничего», – передразнивает отец, – работаю, жду важного звонка, и тут мне трубку обрывает его мать, говорит кровь из носа, спрашивает, что произошло.

Я молчу, продолжая жевать.

– Нет, я понимаю – мальчишки, кровь горячая, в поле ветер в жопе дым. Знай границы. Мне звонят уважаемые люди, жалуются.

Мать устало вздыхает:

– У Олега в твоем возрасте был разряд по плаванью.

– Перестань, – остановил ее отец, но вяло, явно, приуныв.

– Олег был другим. Слишком хорошим. Видать, ты наше наказание за то, что мы его не уберегли, – мама не смотрит никому в глаза, а куда-то в пустоту. У нее увлажняются глаза.

«Но я не Олег», – думаю я, но не решаюсь сказать.

– Так, – вздыхает отец, – завтра Лев придет к нам на ужин. Настоятельно рекомендую тебе с ним помириться.

– Хорошо.

Мать снова качает головой.

Дальше ужин проходил в давящем молчании.

Олег был лучше меня. Меня для родителей просто не существует.

Ира

Я заваливаю себя учебниками. Загружаю мозг ненужными знаниями, чтобы не думать.

Я отличница – это мой приговор. В школе любят вешать ярлыки, и если на тебе ярлык отличницы – будь добра ему соответствовать. Быть отличницей это палка о двух концах – учителя любят тебя, но стоит тебе совершить ошибку, как милость богов сменится яростью. Одноклассники любят тебя, когда на уроках ты отвечаешь у доски, выполняя функцию громоотвода, когда даешь списывать, но в остальное время тебя не замечают. Ты мышь, с которой и поговорить не о чем. Меня бы еще могли заметить, если бы я была хоть сколько-нибудь красивой.

В нашем классе все девочки как на подбор: стройные, миниатюрные, с ухоженными волосами, ногтями, стильные. Они постоянно обсуждали мальчиков, внешкольную жизнь, планы на вечер или выходные. А я сидела, уткнувшись в учебники. Жирная уродина. 57 килограммов убожества. На мне мерзкая одежда, которую я терпеть не могу, ее мать выбирала, и волосы просто кошмар – непослушные, вьющиеся.