«Синцов не ответил: услышал близкую очередь из немецкого пулемета и вскочил. Но продолжения не было. Просто кто-то из своих пробовал немецкий пулемет.
– У вас личное оружие есть? – спросил он у Гурского.
– Есть какая-то пукалка дамского образца, выбрал по принципу наименьшего веса. А что?
– Еще не исключена возможность, что немцы контратакуют…»
Что он делает в операционной?.. Почему не по плану? Внеплановая операция ничего хорошего не означает, это либо запущенный вконец случай, либо резкое ухудшение; а ни с тем ни с другим долгого не обещают.
– Ох, – сказала Марина и вынула руку Рината из моей, привычно прощупывая пульс, – а я удивляюсь – кто это говорит в одиночке?
Она несколько секунд молчит.
– Возвращай книжку, Алексеевна.
Да… Действительно.
С книгой, крепко сжатой в левой руке, я выхожу в коридор и иду к широкой двери операционной. Слышны голоса – бодрые, скорее даже довольные. Саня с Максимом выкатывают каталку.
Я провожаю взглядом белое лицо с трубкой, выходящей из носа.
Не он.
Неужели оперировали двоих?
Я провожаю каталку взглядом и вдруг понимаю, что на меня смотрят.
Он стоит передо мной, медленно снимая зеленый колпак и марлевую маску. Хирургический халат самого большого размера ему мал и тянет под мышками. Он сед, как и я. У него короткая округлая борода. На носу у него блестят золотые очки.
– Богдан Петрович! – кричит Марина от поста. – В какую палату записывать?
– В двести восьмую, – говорит он, не отрывая от меня взгляда.
– Богдан Петрович? – Я медленно шевелю губами, как будто говорю вовсе и не я, а кто-то во мне – за мной, – кто вовсе и не вдовая пенсионерка Горелова, кто-то… Другой. – Богдан, значит?
– Нашла, – говорит он.
– Нашла и вспомнила.
– Значит, пойдем?
– А что будет… здесь?
Он странно дергает ртом – не то жует губами, не то пытается ухмыльнуться.
– А то будет, что именно сегодня врач Пловцов понял, как проводить именно эту, дотоле не удававшуюся операцию… А еще прямо сейчас в Домодедово садится самолет из Певека, а в нем сидит Виктор Амиров. Старший сын. Вчера он получил письмо от отцовой соседки.
– И что?
– А то, что он будет здесь через три часа. Маринка ему все расскажет. После похорон он заберет Алексеевну на Север, и его дети будут звать ее бабушкой… Еще четыре года.
– А потом?
– Потом она поскользнется, сломает бедро и быстро умрет от пневмонии. Дома. Среди семьи.
Я киваю, соглашаясь.
– Иначе ты бы осталась. – Он не спрашивает.
Я молча смотрю на него.
– Я люблю тебя, – говорит пожилой толстый хирург маленькой сгорбленной санитарке.
– Я тоже люблю тебя, Бран, – отвечает она.
Сестра, стоящая в дверях операционной, судорожно вдыхает и берется обеими руками за грудной карман халата.
6. Энергия
Два пятнистых тюленя вспарывают пронизанную светом воду. То один, то другой вырывается вперед, то уходя в глубину, то с плеском и брызгами вылетая сквозь зеркальную границу в воздух. Совсем рядом с ними вода ревет и темнеет, бьется о громады быков Моста. Но тюлени не приближаются к Мосту, двигаясь вдоль него к известной только им цели. Большой тюлень толкает самку носом, затем одним гибким движением отплывает подальше. Сперва она для виду бросается за ним, но вдруг переворачивается и кидается наутек.
Под водой хорошо видно, как навстречу им из глубины поднимается каменный гребень, риф, протяженный от одного из быков Моста в глубину бухты. Только в одном месте верх каменного гребня прорезает зеркало поверхности, сминает его вокруг себя в мелкую рябь.
Большой тюлень, заранее разогнавшись, рассчитанным движением высоко выпрыгивает из воды и плюхается животом на маленький гранитный островок с плоской вершиной. Самка высовывает голову из воды и оглядывается. Островок поднимается из воды отвесно, залезть на него не залезешь. Она коротко гневно кричит.
Большой тюлень перекатывается с живота на бок и кричит в ответ.
Тюлениха прямо в воде превращается в женщину, которая легко подтягивается на руках и забирается на камень.
Ее муж лежит на плоском, вылизанном водой камне на спине, широко раскинув руки.
– Действительно, уединенное местечко, – смеется женщина, ложась рядом с ним.
Полнеба над ними закрывает темная изнанка Моста. Между черными глыбами быков вдали просвечивает густо-синее небо.
– Смотри, с той стороны словно вечер, – говорит женщина.
– Там вечер и есть, – отвечает мужчина, на мгновение приподняв голову, – мы же как раз за центральным курсом.
Она подпирает руку локтем и всем видом выражает готовность слушать.
– Ой, – смеется он, – ты же и этого не знаешь… Центральные ворота Моста ведут не в наш океан. А в океан-напротив.
– А назад?
– Заходишь в бухту-напротив через крайние ворота, разворачиваешься, проходишь через центральные ворота в океан-здесь, разворачиваешься, проходишь через крайние ворота и попадаешь снова сюда.
Женщина задумывается на несколько секунд.