Клон моей жены

Через некоторое время я поняла, что жидкость, в которой я до сих пор висела, уходит. Постепенно мои ступни коснулись пола капсулы. Я старалась изо всех сил находиться в жидкости и боялась остаться без нее. Но это было неизбежно. Вскоре я сидела внизу, безвольно прижавшись лицом к стеклу. Из моего рта вытекала вода, а грудь неприятно сжимало. Не могу точно ответить, что конкретно произошло, но мне вдруг сделалось не просто страшно, но еще и нехорошо. Я закашлялась. И это были мои первые глотки воздуха. Отныне я дышала. Как же это было невыносимо больно. Но без этого я больше не могла. В мыслях наступил хаос. Я перестала понимать, что происходит. Мне казалось, что эти двое меня убивают…

Он легко открыл капсулу, после чего я свалилась ему прямо на руки. Звуки, которые я слышала сквозь жидкость, теперь стали нестерпимо громкими. Эти двое разговаривали между собой, что-то взволнованно обсуждая. Взмахнув каким-то предметом, тот второй отрезал мой хвостик! И из моей груди вырвался вопль, которого я испугалась еще больше, чем того самого движения.

– Юся… Юсечка… Не бойся… Все будет хорошо…

Почему-то я помнила эти его первые слова всегда, даже не понимая их.

Он перенес меня и положил на что-то мягкое и приятное, оборачивая белой тканью. Я вся дрожала не то от страха, не то от непривычного холода. На моей коже то там, то тут возникали какие-то ощущения, которых я прежде не знала. Зачем они вытащили меня из капсулы? Я закрыла глаза и незаметно уснула.

А когда открыла, снова увидела его. Он смотрел на меня сквозь прозрачные очки, плотно прилегающие к костюму, полностью обтягивающему все его тело, и трогал мое лицо. Заметив, что я проснулась, ткнул себя в грудь.

– Адам. Адам. Адам, – повторял он, из чего я поняла, что это странное слово обозначает его самого. – А ты… Юся. Юся. Юся, – он взял мою руку и ткнул ею мне в грудь. И я снова правильно поняла. Он обозначал этим словом меня. Я наблюдала, как он складывает губы для произношения звуков и старалась так сделать, но у меня плохо получалось. Однако Адам улыбался и приятно поглаживал меня по щеке, от чего я закрывала глаза, вслушиваясь в приятные волны, гуляющие по моему телу. Хотелось снова уснуть, спокойно, утопая в его нежных прикосновениях. Только чтобы он был рядом и никуда не уходил. Несомненно, я так и сделала бы, но нестерпимая боль, идущая от области, где раньше располагался мой любимый хвост, не давала мне этого сделать.

– Крон, надо перевязать пуповину, – не отрывая взгляда от моего лица и не переставая гладить его, что-то непонятное мне тихо сказал Адам.

По интонации произношения я догадалась, что того другого зовут Крон. Довольно быстро, как я сама размышляла потом, проанализировала все услышанное. Юся… Адам… Крон… Все имеет свое название. И я снова попыталась сложить губы, чтобы выговорить его имя. Получалось очень плохо, но лицо Адама в этот момент сильно изменилось, будто просияло, и он вдруг схватил меня за руку, сжав ее почти до боли.

– Давай, – прошептал он, – давай… У тебя получится!

В этот момент тот другой, называемый Кроном протянул к моему животу руки, обтянутые защитной пленкой. Испуг, испытанный мной в тот момент, мог бы сравниться разве что с недавним осознанием утекания жизнеобразующей жидкости. Впрочем, страхи в первые дни после выхода из капсулы преследовали меня на каждом шагу. И я не знаю, как справилась бы с ними, не будь со мной рядом Адама.

Я заерзала, пытаясь сдвинуться с места, чтобы предотвратить как-то приближение этих самых чужих рук. Они угрожали мне прикосновениями, которых я не желала. Из моего рта вырвалось предупреждающее шипение, заставившее брови Адама удивленно взметнуться кверху.

– Давай, я сам, – проговорил он, обращаясь к Крону, и его руки легли мне на живот. Как же тепло стало от этого! Как невыносимо приятно! Мужские пальцы сначала были неподвижными. Он рассматривал мою голубоватую кожу и свои руки и, казалось, не мог поверить тому, что происходит. Через некоторое время, придя в себя, он слегка надавил пальцами.

– Адам, – окликнул его тот другой, – надо быстрее завершить.

Будто очнувшись, он дотронулся до моего куцего хвостика и начал завязывать его. Я заерзала и зажмурилась. На короткое время в голове появились мысли, что Адам, возможно, не такой уж безопасный, как мог показаться поначалу. Но я ничего не могла сделать. Рефлексы твердили мне, что нужно бежать, но я не способна была даже поднять руку. Только дергала слегка конечностями. Когда с этим самым завязыванием было покончено, я немного успокоилась. Боль утихала, а новую мне никто не причинял. Видимо, мой мозг, ровно как и тело, начали адаптироваться к изменившимся условиям. Дыхание нормализовалось, и я расслабилась бы, если бы не возникшее беспокойство чуть выше живота. Тоска по хвостику вдруг стала нестерпимой. А все потому, что я поняла – приятного ощущения поступления еды больше не будет. Еще один страх свалился на меня, едва я успела оклематься от первых двух.

Не знаю, почему, но, переводя взгляд с предмета на предмет, я втянула в рот нижнюю губу и начала ее посасывать.

– Первое кормление, – усмехнулся Крон.

Я запомнила все произнесенные тогда слова, но перевела их значительно позже.

– Инъекция, – произнес Адам, и это слово сразу мне не понравилось.

– Может, все-таки молока? Как и всем детям? – предложил Крон.

– Не подойдет. Замена фермента произошла давно. Она взрослая, Крон, а значит, ее желудок не справится.

Их быстрая речь мне не нравилась. Я не просто не могла ее понять. Невозможно было вытащить из нее ни единого обозначения предмета. Говорящие обсуждали что-то, и оно напрямую касалось меня, но возможности повлиять на диалог у меня не было. И это раздражало. Даже бесило. До такой степени, что я снова зашипела, решив, что освоенный голосовой прием в достаточной мере сможет выразить мой протест.

– Инъекция, – повторил Адам, уже обращаясь ко мне. – С небольшой долей снотворного.

– Давай ты уж сам, – усмехнулся Крон. – Мне она не дастся.

Адам медленно и, явно нехотя, встал. Подошел к столу и набрал шприцем с тонкой иглой из пузырька розоватую жидкость. Он так забавно брызгал ей фонтанчиком вверх, что в тот момент у меня не возникло никакого ощущения опасности. Приблизившись, он положил шприц на небольшой столик, расположенный рядом с кроватью, на которой я лежала. Он взял мою руку и чуть выше локтя принялся завязывать жгут. От боли я закричала и завозилась.

– Подержи ее, Крон, – его голос вибрировал.

И тот другой ко мне прикоснулся…

Сказать, что я испытала омерзение – ничего не сказать! Он держал меня за плечо и локоть, надежно фиксируя мою руку, чтобы Адам тонкой иглой смог проколоть кожу. Не могу сказать, что больно было от прокола. К тому же, когда игла была введена, Адам осторожно освободил мою руку от жгута, и тогда мне немного полегчало. Я перестала кричать и принялась шипеть. Этих двоих мои звуки не пугали, но перестать сопротивляться совсем я не могла.

– Надеюсь, нас не услышат, – выдохнув, проговорил Крон.

– Не услышат точно, постройка старая, – ответил Адам.

Когда вся розоватая жидкость была введена, меня, наконец, освободили. Странно, но я испытала вдруг чувство, сходное с тем, когда мой хвостик впрыскивал мне остатки еды. Отличие заключалось лишь в том, что внутри, чуть выше живота, по-прежнему тянуло.

Замолчав, я в ожидании смотрела на Адама. Что еще они будут делать со мной? Как мучить? Именно мучить, потому что после того, как я покинула капсулу, все манипуляции с моим телом воспринимались именно так. Кроме его прикосновений…

– Мне нужно домой, Адам, – беспокойно проговорил Крон. – Уже вечер, и наблюдение становится более пристальным. И тебе тоже пора отдохнуть. Не забывай, в каком мире мы живем.

– Очень хочется забыть, особенно сегодня… – тихо, с большим трудом и невероятной горечью в голосе выговорил Адам. Я не понимала, но мне передавались абсолютно все его эмоции, как если бы я была им самим. Внутри меня все сжалось, а на глазах выступили слезы. Не боль, но непередаваемое чувство какой-то потери нарастающим комом подкатило к горлу. Я всхлипнула и снова принялась сосать нижнюю губу. Мне казалось, что это меня успокаивает и немного отгораживает от передаваемых Адамом волн. – Не надо плакать, Юсечка, – он ласково погладил меня по щеке, – тшшш… тшшш… тшшш…

Я закрыла глаза и растворилась во внезапно поглотившем меня спокойствии…

Глава 4

Мы растили ее в ускоренном режиме, попеременно дежуря возле капсулы. Клетки делились очень быстро, и отвлекаться было совсем нельзя. Малейший срыв в делении, а это вполне могло произойти, грозил полным срывом проекта. Мне не нужна была Юся с дефектами, как бы странно и жестоко это не звучало. Я хотел заполучить свою жену снова ровно такую же, как и ту, что потерял. Поэтому с самого начала готовился ко всем негативным развитиям, худшее из которых было умертвить образец и приступить к нему вновь, не испытывая разочарования, потому что зародыш или эмбрион, или бессознательная девочка – это еще не Юся. К счастью, убивать клон не пришлось. Семимильными шагами мы двигались вперед. Будущая новая Юся росла «не по дням, а по часам»…

Какое странное выражение… Кажется, я слышал его некогда из уст Юси, когда она в полной темноте, ловко орудуя маленьким фонариком, затащила меня в старинную библиотеку и, схватив первый попавшийся пыльный том, принялась читать стихи – забытый нами вид творчества далеких предков. Да, точно! Именно там… Пушкин… Автор Пушкин… Не может быть, чтобы тогда этот самый Пушкин писал о выращивании клонов. Хотя вполне возможно, что фантазия его послужила катализатором изобретения. Бочка – устаревшее название капсулы, океан – как производное жизнеобразующей жидкости… Разумные звенья есть, хотя отношения между людьми так и остались мне не понятны. Но в мыслях обосновалось твердое ощущение того, что Юся была значительно ближе к пониманию. Или ей просто нравилось все запретное и архаичное?..

Время для меня летело, словно скоростной лайнер. Мы с Кроном словно путешествовали и вот-вот готовились прибыть на очень неординарную планету. Сквозь непроходимый метеоритный дождь, совершенно не обращая внимания на возникающие дополнительные препятствия в виде перебоев с электричеством, так как в старых, примыкающих к ультра-новым помещениям, зданиях все еще применялась разветвленная сеть проводов, и переделывать ее никто не собирался, мы неумолимо приближались к заветной цели…

Жизненную рутину мне приходилось подделывать. В своей полупрозрачной комнате, с помощью изготовленной самолично и, конечно же, тайно, установке по воспроизведению моего образа, я создал месячный запас имитации моих передвижений. Это означало, что Совет видел, как я провожу вечернее и ночное время у себя в квартире, в то время, как на самом деле настоящий я трудился в лаборатории над созданием новой Юси. Днем я работал в Центре Подготовки Полетов, весьма успешно, надо сказать, но стараясь не привлекать к себе особого внимания. Я рассчитывал заняться карьерой сразу после того, как полностью верну себе жену. Тщательно собирал все разработки и предложения, без какого-либо сожаления откладывая в сторону вполне сформировавшиеся прорывные в плане технологий проекты. Если бы я дал им ход, презентовал, то сразу попал бы под пристальное внимание Службы Безопасности. И вполне невинные, но регулярные вызовы программистов и всевозможных ремонтников по устранению неполадок системы наблюдения в моей квартире, немедленно вызвали бы массу вопросов. Достаточно долгое время я не мог придумать и вложить в программу процесс моей холостяцкой разрядки. Приходилось делать это на скорую руку самому. Выход спермы и состав четко идентифицировался. Как наиболее безопасно для себя самого и главное точно визуализировать это, я не знал. И, по большому счету, не имел времени для углубленных разработок. Потому я возвращался в квартиру по-настоящему и, не включая программу воспроизведения меня самого, ложился на кровать и болезненно воскрешал в сознании воспоминания прежней Юси. Разрядка наступала достаточно быстро. С чувством выполненного долга перед Государством и Советом по вопросам Семьи, я переключал камеры на мой спящий образ, а сам незаметно уходил из квартиры. Да, благодаря гибкости и изворотливости моей мысли, невозможное становилось возможным. Я ежедневно совершал прыжок, выше моей головы, прорыв в науке, обмане и восприятии. И все это являлось лишь обычным шагом на пути к достижению главной цели – обретению Юси.

По истечению года меня вызвали в Департамент Полетов. Уверенно проследовав по длинному коридору, я ничуть не сомневался, что разговор пойдет только о моей работе. Пришлось сделать вид, что я совершенно не уверен в своих выводах относительно полета в другое измерение. Я не представил им полного открытия, но выиграл время. Мне дали два года на обкатку проекта. Этого было вполне достаточно, как я считал, для полного восстановления моей семейной жизни.

Опьяненный успехом и выполнив все необходимые процедуры для того, чтобы уложить визуализацию самого себя спать, под покровом ночи, я снова очутился в лаборатории. Плотно закрыв за собой дверь и, некоторое время вслушиваясь в звуки снаружи, облегченно вздохнул и щелкнул старым выключателем. Обернулся и, сделав несколько шагов по направлению к капсуле, чтобы мысленно поздороваться со своей девочкой, обомлел…

Если раньше она почти безжизненно висела в жидкости, изредка дергаясь от раздражающих факторов (бьющего в глаза света, например), словно растение, не реагируя ни на какие наши другие действия, не раздражающие ее рецепторы напрямую. Как сломанная кукла. Как заформалиненное мертвое тело. Зрелище не из приятных. Теперь она смотрела на меня! СМОТРЕЛА! НА МЕНЯ! Осознанно! Внимательно! И это могло означать только одно – появление ее СОЗНАНИЯ…

Разница между клонами и людьми заключается в формировании сознания. У обычных детей это происходит еще в утробе, почти незаметно и до сих пор не выявлено до конца, постепенно или в один момент. У клонов, как выяснилось, это случается как бы в один момент. Она просто проснулась другой. Настоящей. И я смотрел на нее, не в силах понять чудо природы, только что явившееся мне вместе с ее немного затуманенным взглядом.

Силы будто покинули меня, а через мгновение я почувствовал себя всемогущим. Схватив со стола камеру, принялся снимать ее первые в жизни разумные движения. Это было невероятно! Ее мозг постепенно брал под контроль движения, анализировал и накапливал полученную информацию.

Теперь она была похожа на Юсю. Мою Юсю…

Нестерпимо захотелось распахнуть стекло и заключить ее в свои объятия, пригладить мокрые волосы, жадно, но медленно пройтись по бархатистой коже спины, спуститься до красивых ягодиц и с силой сжать их, раскрывая, заставляя обхватить меня за торс ногами, ощутить, как наливаются возбуждением ее округлые груди, как срывается с ее губ отчаянно сдерживаемый стон…

Я прикоснулся ладонью к стеклу и замер. Она повторила мой жест. Ее ладонь легла на стекло с другой стороны, словно прикасаясь к моей. Я мог бы поклясться, что почувствовал ее руку на своей. Захотелось сжать ее, но прозрачный корпус капсулы не давал нам сблизиться так быстро, как того хотелось. И я даже не заметил, как рядом оказался Крон. Он что-то твердил мне, навязчиво, упрямо, но я отказывался слышать. Будто провалился в бездну ее сужающихся и расширяющихся зрачков, утонул в необыкновенной голубизне радужной оболочки, окончательно пропал от призывно приоткрытых, слегка пухлых губ. Это было похоже на любовь с первого взгляда, про которую я, как и про весь загадочный старый мир, узнал от своей жены. Теперь я действительно видел ее впервые, и каждая клеточка моего тела радовалась этому воскрешению моей пары.

В следующий момент, после затаенного, казалось, на целую вечность дыхания, я вдруг принялся жадно хватать воздух. Словно после клинической смерти, вдруг снова начинал жить. Благодаря ей, моей новой Юсечке.

Вся моя жизнь с того самого памятного момента изменилась. Врать за пределами лаборатории стало веселее, дышать легче, а в мыслях постоянно звучала запрещенная теперь, но считавшаяся классикой раньше, музыка, поднимающая в моей душе необыкновенный вихрь возбуждения. Теперь я твердо стоял на ногах и уверенно смотрел вперед. И будущее представлялось мне светлым и радостным. Ждал и не мог дождаться запланированного нами дня выхода Юси из капсулы. Ее рождения и обретения нами друг друга…