Безумно

– Я не перестану. По крайней мере, до тех пор, пока остается одна вещь, которую я пообещал нам.

На моем лице расплывается широкая ухмылка, поскольку мне ясно, что Джун точно знает, о чем я говорю. Я отворачиваюсь, ставлю каяк в гараж и закрываю за собой ворота. И не смотрю больше на нее.

5

Имеет ли значение, по какой причине мы что-либо сделали?

Ведь, так или иначе, это все равно уже случилось, и только это имеет значение, верно?

В конце концов, нельзя никак исправить то, что уже произошло, не важно, в лучшую или худшую сторону…

В любом случае этого уже не отменишь.

Джун

У меня проблемы. Одна эта дурацкая реакция, когда меня словно перемкнуло, заставила меня иначе взглянуть на Мэйсона. Заставила думать о нем.

О нем, об этом поцелуе, о прикосновении его мягких губ, его тепле… ощущению его тела.

Мой мозг вообще не настроен на это. Это катастрофа!

И его дурацкое обещание ничуть не улучшает ситуацию. Я не думала, что после всего прошедшего времени он все еще будет помнить об этом. Ладно, пусть помнит, но он что, серьезно имел это в виду? Буквально?

Я икаю. Отлично, теперь у меня еще и приступ икоты на нервной почве.

– Прокля… – ик-…тье!

Это обещание на самом деле никакое не обещание. Это полная хрень.

Тем не менее я до сих пор помню его так же хорошо, как и он, даже при том, что мне не хотелось бы признавать этого.

Это был наш первый вечер с Энди в MASON’s. Первый, когда она наконец оказалась в Сиэтле, я снова почувствовала себя менее одинокой и более счастливой, и мы обе немного приблизились к нашей мечте. В ту ночь я приняла Мэйсона за того придурка, который приставал ко мне. Но когда я впервые увидела его, меня сразу же поразили его улыбка и эти хитрые искорки в глазах. Он так очаровал меня, что у меня побежали мурашки по коже. И почему-то это вызвало во мне желание не поддаваться. Когда мы спросили его о работе для Энди, я уже давно успела вылить тот восхитительно-вкусный коктейль на грудь Мэйсона. Вид его, пораженного и одновременно гневного, и вымокшей грязной рубашки до сих пор заставляет меня радостно улыбаться. Иногда, когда у меня бывает плохой день, я вспоминаю это, и тогда мне становится лучше. По крайней мере, до тех пор, пока я мысленно не дохожу до той части вечера, где Мэйсон наклоняется ближе, мне в нос ударяет терпкий лосьон после бритья, от которого девушки должны скидывать с себя одежду, и он шепчет мне на ухо:

– Обещаю, однажды ты будешь стонать из-за меня. Не сдерживаясь. Громче и дольше, чем когда-либо прежде. – Перед этими словами он еще и кусает дольку хрустящего ананаса.

Я и сейчас так живо чувствую гнев и возмущение, которые испытала в тот момент, что мне приходится стиснуть зубы. Наглый самовлюбленный придурок!

Выругавшись, я наконец добираюсь до входной двери вместе с Носком, успеваю бросить последний обвиняющий взгляд на дверь гаража и показать ему средний палец. Даже если Мэйсон и не видит этого, я все равно остаюсь довольна – пока мне не приходит в голову, что я увижу его снова, самое позднее через пять минут, потому что мы окажемся в одной квартире.

Так что я медленно, очень медленно иду к лифту. Нажимаю в нем на все кнопки, чтобы он останавливался на каждом этаже. Когда он достигает верхнего, я снова бью рекорды неторопливости, подхожу к двери квартиры и вытаскиваю из кармана запасной ключ. Энди дала мне свой, а я ей – свой. На всякий случай. Так что ребятам не надо переживать по этому поводу, я прихожу и ухожу сама, когда захочу.

В отличие от меня, Носку не терпится зайти внутрь, и он нетерпеливо царапает дверь, поэтому я больше не медлю, спускаю его с поводка и, наконец, поворачиваю ключ в замке, чтобы открыть дверь. В какой-то момент я в любом случае должна буду войти, чтобы потом отправиться в город и покончить со всем этим.

В квартире я снимаю с Носка ошейник, а с себя – куртку и понимаю, что снова чувствую себя уставшей. Судя по всему, все эти переживания по поводу стажировки отнимают у меня гораздо больше энергии, чем я думала. От мыслей о том, что уже сегодня мне придется обивать пороги всех оставшихся компаний и агентств, которые открыты в субботу, а в понедельник – всех остальных контор, звонить им и, возможно, просить и умолять пойти мне навстречу, у меня начинает болеть живот. Не только потому, что я не особо умею просить и умолять, но и из страха, что я ничего не смогу найти. Тогда мне неизбежно придется столкнуться с другими проблемами, связанными, например, с предстоящим семестром, общежитием и моей стипендией. Я была настолько наивна и глупа, что верила, будто ничто не сможет пойти не так и все пройдет гладко. Уже на данный момент я могу не успеть все уладить, в текущей стадии продвижения моих поисков выражение «слишком поздно» уже не является пустыми словами. Со мной этого больше никогда не повторится. Больше никогда!

Я глубоко вздыхаю. Итак, вперед! Чем раньше я начну, тем скорее закончу. Я справлюсь.

И я не буду просить Энди о помощи, пока не испробую все остальные варианты. Сначала я должна попытаться найти стажировку своими силами. Для меня это важно.

По пути в комнату Энди, которая определенно еще спит, я оглядываюсь по сторонам. Двери остальных комнат закрыты, кроме двери Мэйсона, которая слегка приоткрыта, а из ванной доносятся какие-то звуки. Он, наверное, моется. Я слышу шум текущей воды, который невольно заставляет меня представить, как Мэйс принимает душ. Как на этот раз его волосы беспорядочно падают ему на лицо и капли воды стекают по его мускулам и… О нет! Нет, нет, нет! Я быстро преодолеваю оставшееся расстояние и закрываю за собой дверь. Я не собираюсь представлять Мэйсона голым. Так далеко я еще не зашла…

Вместо этого я поворачиваюсь к Носку, уделяя ему все свое внимание. Это меня успокаивает. Я даю ему косточку и наполняю его миску, затем застилаю постель. На столе я оставляю для подруги записку, набросав ее на одном из бесчисленных стикеров Энди, чтобы она знала, где я и что я вернусь позже, когда закончу. В отличие от Купера, она не идет сегодня на смену в баре и ей не надо на работу до следующей недели, поэтому до тех пор мы хотели провести некоторое время вместе.

Так, готово. Я кладу ручку на место, чтобы у Энди не прихватило сердце с самого утра, затем беру свои вещи и быстро выхожу из квартиры, прежде чем Мэйсон успеет выпрыгнуть на меня из ванной, своей комнаты или откуда-нибудь еще.

Ожидая на улице такси, я просматриваю на своем мобильном телефоне единственный список, который я вела в течение нескольких месяцев: список возможных позиций стажировки. Около трети названий компаний, которые еще не прислали мне отказ, можно было смело вычеркивать, потому что сегодня они не работают. Так что их я приберегу до понедельника.

Так, ладно, Джун. Ты прорвешься. У тебя ведь непревзойденный талант приставать к людям до тех пор, пока ты не заставишь их сделать то, что тебе нужно. По крайней мере, так всегда говорит Энди. Надо научиться применять это с пользой, верно?

Думаю, сегодня я обязательно получу ответ на этот вопрос.

Такси прибывает. Я забираюсь на кожаное заднее сиденье и пристегиваюсь. Внутри немного душно и пахнет малиновым ароматизатором. Запах проникает через отверстие, оставленное в перегородке для передачи оплаты, и сквозь бесчисленные щели и дыры в ней.

– Куда поедем, мисс? – Женщина лет сорока дружелюбно улыбается мне через зеркало заднего вида, включая счетчик. Эта машина не из новых и немного потрепана внутри.

– На Пайонир-Сквер, пожалуйста.

Она молча кивает мне в ответ, и мы уезжаем.

В этом районе Сиэтла находятся сразу два-три хороших рекламных агентства. С них я и начну. Затем, если понадобится, я доберусь пешком или на трамвае до Беллтауна и исхожу там всю округу. Я также свяжусь по телефону с компаниями и фирмами в районах Лоуэр-Куин-Энн и Пайк/Пайн. Если это ничего не принесет, мне придется попытать счастья на северной стороне озера Юнион в течение следующих нескольких дней. На данный момент у меня там уже три отказа.

Тихо вздохнув, я заправляю несколько раздражающих прядей за уши и закусываю губу, потому что нервничаю. Вредная привычка, от которой я действительно была бы рада избавиться. Так же, как и та, что я всегда немного высовываю кончик языка изо рта, когда концентрируюсь.

Пока я пролистываю свои заметки и веб-сайты компаний, выбираю из них ближайшие цели, изучаю руководителей отделов и усваиваю основные направления деятельности и философию компаний, на дисплее мобильного телефона высвечивается сообщение.

От мамы. Я удивленно замираю. Мама не пишет мне сообщений. Мама почти никогда не пишет. Когда это все же происходит, то это редко означает что-то хорошее.

– Хотя бы чаще, чем папа, который в буквальном смысле никогда этого не делает, – хмуро бормочу я себе под нос и скептически открываю сообщение:

Мы с твоим отцом уезжаем по делам в Японию на следующие три месяца. Поэтому я проверила автоплатеж для тебя и немного увеличила его, так что проблем быть не должно. Обязательно пополняй свои запасы заранее. Я не хочу волноваться. Не дай людям повода говорить о нас плохо.

Мой рот сам собой немного приоткрылся, хотя мне не стоит удивляться ни единому ее слову. Ни из тех, что она написала, ни из тех, которые она подумала про себя.

И, тем не менее, мне больно. Так было всегда. Бо?льшую часть времени я говорила себе, что мама и папа просто другие и что я должна с этим смириться. Они не такие открытые, заботливые и любящие, как большинство родителей, не такие поддерживающие и вдохновляющие, но это не значит, что они не любят меня. По крайней мере, мама то и дело повторяет, что хочет для меня только лучшего.

Энди все еще пытается сгладить углы – она считает, что родители любят меня такой, какая я есть, возможно, они просто не могут этого показать. Я знаю, что она говорит это из добрых побуждений, но нам обеим ясно, что этими словами она лишь пытается скрыть истину. Потому что нет ничего, чем можно было бы оправдать отношения между мной и моей семьей. Родителей не было рядом, когда я нуждалась в них. Ни тогда, ни до, ни после. Ни тогда, когда я однажды пыталась показать себя миру без макияжа, ни даже тогда, когда Дрю – мой первый и единственный парень – предал меня и высмеял мое винное пятно. Нет. Не было ни поддержки, ни понимания, ни поощрения, ни, конечно, родительского утешения. Их жизнь всегда была в работе. Их жизнь – это и есть работа. Они одни из лучших юристов страны. Моя мама – специалист по торговому и трудовому праву, а отец – по экономическому праву и международным делам. Вместе они непобедимы. Конечно, в том, что касается работы, а не воспитания своего единственного ребенка.

По крайней мере, моей маме удается напоминать о себе хотя бы тогда, когда она начинает панически бояться, что я могу забыть нанести косметику или просто вовремя купить новую. Или что-нибудь в этом роде. Я имею в виду, что скажут люди? Такая, как я – и их дочь… Я безрадостно смеюсь. Это потрясло бы ее мир до основания.

Я знаю, что это ее проблема. Глубоко внутри меня сидит осознание этого, вот только… с годами она стала частью меня. Я перестала чувствовать себя красивой без макияжа, без фильтров – чем больше, тем лучше. Я даже не уверена, что это когда-то было по-другому. Они сделали со мной то, чего никто ни с кем не должен делать: заставили меня усомниться. В себе. В том, чего я стою. У меня было чувство стыда и страх быть собой. Он есть у меня до сих пор.

Снаружи я сильная, громкая и воинственная. Да, я борюсь. За все и всех, кто важен для меня, но не за саму себя, потому что внутри прячется неуверенная в себе девушка, в которую меня превратили родители и от которой мне не избавиться.

Может, я давно уже приняла это, а возможно, это просто страх и смирение. Может, я просто не знаю, кто я на самом деле.

Без Энди я, наверное, не стала бы такой храброй. Такой дерзкой и стойкой. Но даже она и ее большая семья не могли исправить того, что сделала моя собственная. Ни ее ободряющие слова, ни многочисленные объятия. Для нее я была всего лишь Джун, а не ребенком с винным пятном, недостатком, который нужно скрыть.

Я не отвечаю маме, потому что это последнее, чего мне бы хотелось, а она этого и не ждет.