Ночь рождения

Ночь рождения
Айгуль Малахова

Саша Семенихин по прозвищу Семак работал парковщиком и проживал обычные будни. И вдруг… Жена ушла к другому, а мужчина не нашёл ничего лучшего, чем отправиться с просьбой помочь вернуть её к… местной ведьме. Как назло подоспел день рождения Сани в Хэллоуин. И потянулись знакомые к посту парковщика со своими поздравлениями и историями. Пять разных судеб сошлись в одной точке. Пять рассказов о потустороннем.Чем обернётся для Семака желание, загаданное в момент злости на жену?

Айгуль Малахова

Ночь рождения

Глава 1

Семенихин Александр, по прозвищу Семак, стоял на балконе, жуя зубочистку и задумчиво глядя остекленевшими глазами на осеннюю хмарь на улице. Сегодня был праздник: ему исполнилось целых тридцать лет. В связи с этим событием с раннего утра в его квартире громогласно царствовал Юра Хой со всем своим панковским репертуаром.

Сегодня было тридцать первое октября, Хэллоуин или языческая Велесова ночь. Вообще, Семак не верил в мистику и суеверия. Если он нечаянно рассыпАл соль, а после этого случался скандал, Саня был уверен, что ругань произошла бы в любом случае. Сашка был твёрдо убеждён, что все странные события можно объяснить чередой совпадений, а потому посмеивался над всем необъяснимым.

Строго говоря, родился он в ночь с тридцать первого октября на первое ноября, но записали его по просьбе матери на октябрь, потому что в этот же день (по совпадению) был день рождения у его отца. Поэтому праздновали обе даты в один день, в целях небольшой экономии семейного бюджета.

Стоя на балконе, Семак решал гораздо более жизненную дилемму: имеет ли он право выпить прямо сейчас, то есть в десять утра или стоит всё же дождаться так называемого «приличного» вечернего времени. Хлюпающая с утра монотонным дождём октябрьская погода нашёптывала, что на правила этикета можно наплевать.

К тому же, неделю тому назад от мужчины ушла жена и это веское основание перечёркивало всякие разумные доводы об этических нормах. Была ещё одна причина, по которой ему страстно хотелось забыться. Вчерашний день, который вновь и вновь всплывал в памяти, холодя душу и вызывая физический озноб. Посещение им ведьминой квартиры.

Началось всё с прихода теперь уже бывшей жены. Сашку бесило даже не то, что Танька ушла – это он мог бы как-нибудь пережить – тем более, что после десяти лет брака и сам привык относиться к жене с такой же теплотой, как к обеденному столу. Больше всего его злило то, что располневшая и подурневшая Танюха умудрилась найти себе на каком-то сайте иностранца и уйти к нему. Степенный канадец, писькин доктор, то есть дерматовенеролог, а значит, очень обеспеченный человек, ещё не ведал, какое счастье ему привалило. Иногда Семак закрывал глаза и мстительно вспоминал о привычках Татьяны: ходить в нестиранном, провонявшем готовкой халате, нацепив на жирные волосы бигуди, орать с выпученными глазами, брызжа слюной и громко чавкать, поедая шоколадные конфеты.

И даже это было полбеды. Но вместе с собой в новую жизнь она забрала Димку, их восьмилетнего сына. Вот это было даже не обидно – больно. Потому что Семак осознавал, что в Оттаву ездить часто не сможет, да что уж там – будем смотреть правде в глаза – совсем не сможет, а значит своего Димоса – Клопоса он будет видеть только по видеосвязи и на снимках в соцсетях. То, что Димка не приедет к нему в гости, Семак понял без лишних слов. Потому что взгляд супруги, когда она явилась вчера за вещами, ясно дал Сане понять, что приравнен он теперь к статусу амёбы, а к одноклеточным детей не отпускают.

Танька забрала буквально несколько вещей, своих и сына. Видимо, для новой жизни остальные были недостаточно хороши. Двумя пальцами брезгливо покидав на пол ненужную одежду, она посмотрела на Саньку густо накрашенными глазами, в которых скользило высокомерие:

– Что надо, взяла. Вот это я забирать не буду. Новое купим.

После ухода Таньки, Семак несколько минут стоял перед двумя большими кучами тряпок, бессильно сжимая кулаки. Потом схватил Димкины вещи и, не складывая, запихнул обратно в шкаф. Танькины же, собрал в несколько больших мусорных пакетов и без сожаления отнёс на помойку. Даже новенькую шубу из «чебурашки», которая очень шла Татьяне. Цвет у шубки был забавный, во время покупки Семак подумал, что он похож на снег, лежащий чуть дальше, чем у обочины. Продавец гордо именовала этот оттенок «айвори».

Стоя перед мусорными контейнерами с этой дурацкой шубой в руках, он ощущал под пальцами мягкую искусственную шерстку и воспоминания сыпались одно за другим. За что Танька так поступила с ним? Ведь жили не хуже других. Да, всякое бывало, но вот так небрежно перечеркнуть десять лет совместной жизни?

И в этот момент накатил такой адский коктейль различных эмоций: обида, боль, ярость, жажда мести, жалость к себе, что разум его помутился. Как пьяный, он побрёл к подъезду, а когда пришёл в себя – увидел перед собой деревянную дверь с тусклыми жестяными цифрами: тридцать восемь. Он вздрогнул и невольно попятился, дико оглядываясь и не понимая, как его сюда занесло. В этой квартире жила местная ведьма, по крайней мере, с детства Семак привык думать, что это было именно так.

Ирина Викторовна выглядела очень благообразной дамой лет шестидесяти, с невероятно кротким и добрым выражением лица, милой улыбкой и ласковыми голубыми глазами. Поэтому, когда Саня в первый раз услышал про неё прилетевшее от друга Лёхи слово «Ведьма», то недоверчиво воззрился на него.

– Кто, вот эта тётка? – удивлённо переспросил он.

– Тсс, – зашипел в ответ Лёшка, делая вид, что занят разглядыванием качелей, – не смотри на неё и не ори! А то сглазит тебя и зачахнешь!

Им тогда было лет по восемь и слова Лёшки отложились в мозгу жутковатым запретом. Сначала Сашка не поверил, но, понаблюдав за жизнью в их дворе, обратил внимание: все, даже старушки, сидящие на лавочке перед подъездом – при появлении этой женщины начинали вести себя одинаково: копошились в сумках, выискивали что-то на земле под ногами, куда-то торопились, либо просто каменели лицами, глядя в пространство. Словом, делали всё, чтобы не здороваться с Ириной Викторовной. А когда она проходила, соседи словно оживали, вздыхая с облегчением.

Это всеобщее поведение настолько не вязалось с кроткой внешностью старушки, что Саня так до конца не поверил, что Ирина Викторовна и есть самая настоящая ведьма. Какие-то разговоры проскальзывали, о том, что кто-то из соседей в незапамятные времена поругался с женщиной, потом заболел и умер, а потом ещё кто-то, но всё это говорилось очень быстро, словно рассказчик всегда опасался даже упоминания этих историй: вдруг и его настигнет карающая рука ведьмы?

Как бы то ни было, одна вещь оставалась достоверной и за неё Семак мог поручиться лично. А именно: Ирина Викторовна не старела. То есть, как увидел её много лет тому назад мальчик Саша Семенихин, ровно так же она выглядела двадцать два года спустя. И это, конечно, наводило на мысли, что всё сказанное шёпотом с круглыми от страха глазами про благообразную бабулю – являлось правдой.

И вот вчера, после похода к мусорке именно перед дверью Ирины Викторовны оказался Саня. Он знал, конечно, в какой квартире она живёт. Об этом все знали. Зачем? На всякий случай.

Мысли проносились в голове с бешеной силой, сталкиваясь и тут же исчезая, пока Семак спиной пятился к лестнице. Внезапно он остановился, словно наткнувшись на препятствие.

Саня осознал, для чего пришёл. Танька. Надо её вернуть. В секунду вернулись злость и обида, вновь затуманило разум. Да, конечно, это выход. Ведьма поможет. Поднимая руку, чтобы надавить на круглую кнопку древнего звонка, Саня был уже уверен, что ему обязательно надо поговорить с женщиной.

Дверь распахнулась и появилась Ирина Викторовна, в тёплом цветастом халате и клетчатых тапочках. Некоторое время она стояла, без улыбки изучая его лицо, потом спросила не слишком приветливо:

– Что случилось?

– Здравствуйте! Я… У меня… Мне нужна ваша помощь! – выпалил Семак, которому показалось, что его язык распух во рту: так тяжело было им ворочать.

– Тихо. Не ори, я не глухая, – почти неприязненно прошипела Ирина Викторовна и посторонилась, пропуская мужчину вглубь тёмной прихожей. – Заходи.

Ощущая себя словно в дурном горячечном сне, Саня прошёл в комнату, на ходу скидывая кроссовки. Голова кружилась и всё больше наваливалось чувство, что он спит. Старушка прошлёпала вслед за ним, указала на кресло под старинным абажуром. Он плюхнулся в него, мимоходом успев отметить, какая странная обстановка в квартире. Саня словно оказался в восьмидесятых годах, какими он их видел в фильмах и на старых снимках родителей: обои в полоску, круглый абажур лампы, узорчатый ковёр на стене и почти такой же расцветки, только более вытертый – под ногами. Даже телевизор был пузатый и неуклюжий, годов этак девяностых и Семаку на долю секунды стало любопытно: неужели работает? Впрочем, он тут же забыл об этой мысли, потому что вспомнил, зачем пришёл и его вновь почти физически скрутил приступ обиды.

– Что случилось? – Ирина Викторовна вновь повторила свой вопрос, стоя перед ним. Руки она скрестила на груди. Обычно приветливое кроткое лицо – казалось холодным и равнодушным.

– У меня жена ушла. Помогите вернуть! – выпалил Семак.

Ирина Викторовна подошла к круглому столу, стоящему посреди комнаты, села на стул, задумчиво подпёрла рукой щёку. Посмотрела на Саню внимательно и печально:

– Оно тебе надо, сынок? – её голос оказался неожиданно мягким, – поди домой, проспись. Завтра с утра всё по-другому будет видеться.

И вновь как будто пелена тумана окутала мозг Семака. Все эмоции, от которых хотелось выть в голос – вернулись, нестерпимо свербя его душу.

– Надо! – он решительно кивнул.

– Эх, – как будто сожалея, произнесла старушка, – бесполезно говорить, молодёжь. Только себя слышите. Ну, раз так, то желание загадай. Не вслух. Чётко загадай, как в аптеке. Ошибёшься с формулировкой – пеняй на себя.

Саня прикрыл на секунду глаза, подумал: «Хочу, чтобы Татьяна с Димой вернулись обратно.» Он даже увидел перед мысленным взором картинку: заплаканная Танька входит в квартиру, держа за руку сына. По лицу Семака скользнула удовлетворённая улыбка. Да, именно так. Пусть приползёт, как побитая собака. А он ещё подумает, прощать её или нет. Простит, само собой, но потом уж она будет, как шёлковая!

– Загадал? – сиплый голос старухи ворвался в его мысли.

Семак открыл глаза.

На долю секунды его охватило надвигающееся подобно айсбергу на «Титаник» ощущение непоправимости. Вот сейчас, надо вскочить, отказаться от всего и бежать со всех ног прочь… Но… Он остался сидеть, пропустив момент, когда можно было уйти. А потом кивнул, окончательно закрыв себе дверь к бегству.

– Ну и хорошо, – Ирина Викторовна вскочила неожиданно по молодёжному шустро, подошла к Сане и поднесла какой-то прибор к его ладони.

Семак даже пикнуть не успел, как почувствовал укол в палец.

– Что это? – невольно шарахнулся он.

Женщина отошла, как ни в чём не бывало. На лице её играла довольная улыбка.

– Глюкометр, – пояснила она, – Всё, как положено, кровью подписали.

Увидев его перекосившееся лицо, она засмеялась:

– Шутка, конечно. Так положено просто.

Она улыбалась, но Саня не мог отвести взгляда от глаз колдуньи. Обычно голубые, сейчас они подернулись тёмной дымкой, как будто сизые тучи набежали на ясный небосвод.