Умрут не все

Оставшись наедине с собой, могла признаться: я оказалась слабой. Не смогла пройти этот путь. Побоялась хождения на приём в "нехорошую больницу", устрашилась, что меня там увидят знакомые. Испугалась всего, что могло сопутствовать постыдной для меня болезни. И как следствие – получила бесплодие. Мне повезло: я не заразилась. И ребёнок мог родиться здоровым. Мог. Когда я думала о ребёнке, душа каменела. Нет, нельзя вспоминать. Табу.

Больше замуж мне не хотелось. Да и как-то незаметно пролетели годы. Выучилась, получила диплом, устроилась в банк. Сначала обычной кассиршей, потом поднялась по карьерной лестнице до управляющей банком. Хорошая машина, квартира, денежный достаток. Что ещё нужно человеку для того, чтобы чувствовать себя самореализовавшейся?

…Сидя за столом в офисе, я достала карманное зеркальце, вытерла непрошенные слёзы. Иногда, стоит отвлечься от бесконечных графиков и таблиц, в мозг врываются незваные мысли, уносят в прошлое. Хорошо, что такое происходит нечасто. Прихорашиваясь, усилием воли перевела мысли на свою внешность.

Я не похожа на башкирку. У нас в роду все такие: светлые глаза, белая кожа, русые волосы. Папа говорил, что башкиры бывают и такими. Вот глаза у меня странные. Нет, на первый взгляд очень обычные, только непонятного цвета. Мама так и не смогла определить их цвет и смеялась: "Серо-буро-малиновые." На самом деле они меняли цвет в зависимости от света и настроения. Когда на моей душе было безоблачно, то и цвет радужки отражал безмятежную голубизну неба. Если я становилась раздраженной или злилась – глаза темнели, становились серыми.

На работе сначала думали, что я ношу цветные линзы. Пока я довольно быстро (за два года) не сделала карьеру от простого кассира до управляющей филиалом банка. Почему поверили, что это мои натуральные глаза именно тогда? Всё просто. Волшебное преображение происходило часто во время совещаний. Иногда голубые глаза становились серыми, и внимательные клерки знали, что их ждёт небольшой, но жёсткий разнос.

Когда я сделала аборт, а после умер Саша, мои глаза несколько месяцев были даже не серыми – грязно-пепельными, подернутыми тёмной дымкой сгоревших надежд. Горе наполняло их мутной взвесью. И когда ушли друг за другом мама и папа. И теперь, когда не стало бабушки.

Все мы постигаем науку – как продолжать жить после потери близких людей, учимся всю жизнь, но никто ещё не смог сдать экзамен. Потому что так, как было раньше, до потери – не будет. Боль остаётся с нами навсегда, меняя душу изнутри, прорастая в неё тонкими пульсирующими нервами. Задень один волосок ярким воспоминанием – и она вернётся, оживёт, полыхнёт вспышкой, раздирая душу. Оттого с годами даже в самые счастливые минуты в наших глазах появляется печаль. Отблеск вросшей в душу боли.

Таково большинство людей. Такова я, Хамитова Эльвира Талгатовна, управляющая одного из филиалов "Сити-Глобал-Банк", "женщина со стальным стержнем", как любя называл меня мой босс.

Несмотря на мою впечатлительность и ранимость, я оказалась довольно удачливым приспособленцем. За четыре года работы управляющей поняла, что весьма гибко могу адаптироваться под какие угодно обстоятельства. Да и возможно ли по-другому занять более-менее весомый пост в наше время?

Мы все носим маски в той или иной степени. Мысль не нова, думаю, ей столько же лет, сколько человечеству. Живем в социуме и подчиняемся его правилам, иногда негласным: улыбайся, будь любезным, делай вид, что у тебя всё хорошо. На работе я много раз наблюдала за людьми, потерявшими своих близких. Почти все они улыбались и шутили, как прежде, лишь в глубине глаз пряталась грусть. Совсем незаметная, если не присматриваться.

Как-то раз я задумалась о своём поведении после смерти родных людей. И пришла к выводу, что вела себя точно так же. Потому что негласно не принято выставлять своё горе напоказ, да и не хочется. Слишком личное. Проще натянуть привычную маску и жить дальше с улыбкой, даже если на душе скребутся неведомые твари с метровыми когтями.

Я вскарабкалась по карьерной лестнице не по головам и не через кровать. Всему виной – моя целеустремлённость, а после некоторых событий в личной жизни – зацикленность на работе. Мне повезло с шефом: толстый, истекающий литрами пота, с невероятной одышкой… Почему повезло? Потому что у него и в мыслях не было так или иначе домогаться меня. Более того – думаю, его бы хватил удар, если бы я сама вдруг вздумала строить ему глазки. Мой босс, Герман Генрихович Видергольд, как и многие вершители судеб, мог заигрывать только с деньгами – они были его настоящей и единственной любовью. Интересно, испытывал ли он горечь от потери близких?

От размышлений о сильных мира сего меня оторвал непривычно возбуждённый голос Тани, раздавшийся по конф-коллу:

– Эльвира Талгатовна, к вам посетительница! Я сказала, что вы заняты, но она… – секретарша не успела договорить по громкой связи: ко мне в офис ворвалась пожилая женщина с седыми волосами, собранными в аккуратный пучок на затылки. Несмотря на конец августа, она была одета в старинное осеннее пальто, довольно плотное. "Как не жарко…" – мелькнула равнодушная мысль и тут же исчезла. Я вежливо улыбнулась:

– Добрый день. Чем могу…

Я тоже не договорила, потому что старушка кинулась прямо к моим ногам и рухнула на колени. Наверное, выражение лица у меня в этот момент было идиотским.

– Встаньте, пожалуйста! – Я кинулась к ней, попыталась поднять, но женщина как будто пустила корни в пол.

– Помоги мне! Фатеру отбирают! – низким голосом пробасила она, вцепившись в мою руку.

– Что отбирают? – в эту секунду я поняла, что она имела в виду квартиру. И очевидно жильё отбирает не кто иной, как наш банк.

– Фатеру! – взревела старушка и слёзы покатились по маленькому морщинистому лицу, оставляя на щеках блестящие полоски.

– Так. Давайте для начала поднимемся на ноги и пересядем в кресло! – я пришла в себя и кивнула Татьяне, вставшей на пороге кабинета с видом солдата, готового кинуться грудью на вражеский дзот.

Почему хороший секретарь работает на своём месте годами? Потому что понимает начальника без слов, читает мысленные посылы и невербальные сигналы. Вот и Татьяна глазами просигнализировала мне, что всё поняла и испарилась.

Бабушка прекратила упираться и послушно поднялась с пола. Вытерла слёзы.

Я села напротив:

– Как вас зовут?

– Синицына Варвара Лексевна я, – совсем по-детски шмыгнула носом бабуля.

В сердце тонким остриём вонзилась жалость, мгновенно распространилась по крови, мешая сосредоточиться.

– Варвара Алексеевна, будем знакомы. Меня зовут Эльвира Талгатовна, можете называть просто Эльвира. Теперь рассказывайте, в чём дело. Обещаю, что постараюсь сделать всё, что в моих силах! – мягко произнесла я.

Бесшумно появилась Татьяна, принесла нам чай. Я чуть улыбнулась, провожая её взглядом. Хороший секретарь… Если бы сейчас у меня сидел какой-нибудь пузатый бизнесмен, она бы пришла в туфлях на каблуках. А так пришлёпала в балетках, в которых обычно сидела за столом. Чтобы не нервировать лишний раз и без того взбудораженную посетительницу.

– Банк забирает фатеру, – старушка прерывисто вздохнула, сделала глоток чая, окончательно успокаиваясь и начала свой рассказ.

История её оказалась, увы, совсем не уникальна, хотя неприятно поражала своей циничностью. Внук Ванюшка захотел купить квартиру. Вот только денег у чада не было. Вот и упросил он любящую бабулю подписать документы на кредит под залог её жилья. Якобы, должен был вскоре получить крупную сумму за работу. Только никакой квартиры чадушко покупать не стало, а сгинуло с энной суммой денег в неизвестном направлении.

Банк, не получив своевременную оплату кредита, естественно стал слать письма и звонить старушке, ведь по всем документам кредит взяла она. Ну а потом банк подал в суд на приобретение залогового жилья. Получив «письмо счастья» бабушка ничего не поняла, пока не зашла к соседке, и та не растолковала ей в чём дело.

– Уехал Ванька, незнамо куда! – твердила старушка и махала рукой, изображая полную неизвестность.

– Татьяна, зайдите, пожалуйста, – позвала я секретаршу по конф-коллу.

Когда появилась Таня, я попросила принести банковские документы Синициной Варвары Алексеевны. Пока секретарша занималась поисками, мы сидели и разговаривали. Бабуля оказалась словоохотливой. За короткое время подробно рассказала о себе, о внуке.

Оказалось, сама она родилась и выросла в деревенской глубинке, а двухкомнатную квартиру получила в своё время в наследство от бабушки, предусмотрительно прописавшей внучку на свои законные квадратные метры. Я поняла, откуда у неё этот простой говор. Хотя Варвара Алексеевна прожила много лет в столице, работала она в основном уборщицей, пока от артрита не заболели руки.

Я невольно опустила глаза на её скрюченные пальцы и в груди заныло. Жалость, уже растекшаяся по крови, теперь вспухала, стремясь выбраться наружу, мешая дышать и норовя подобраться к горлу. Подсознательно я понимала, почему так происходило. Я смотрела на незнакомую бабулю, а видела на её месте свою олэсяй, именно эта ассоциация мешала трезво проанализировать ситуацию.

При разговоре о любимом внуке, Варвара Алексеевна вновь прослезилась, пришлось успокаивать. Как я поняла, Иван, который был моложе меня на четыре года в последнее время работал дома.

– Он этот… Франсер! – старушка промокнула глаза старинным клетчатым носовым платком.

– Фрилансер? – догадалась я.

Бабуля закивала.

– А как ему платили? – как будто невзначай спросила я.

– Иногда очень хорошо платили, – Варвара Алексеевна как-то горделиво приосанилась, – даже автомобиль купил. В магазин, на рынок меня возил… – Она вздохнула и продолжила, – потом продал его. Сказал: «Скоро много подниму, тогда возьму машину получше.»

Стоп. В моей голове что-то забрезжило. «Много подниму.» Проанализировать мысль я не успела, потому что вошла Татьяна и положила передо мной папку с бумагами.

Я листала документы, всё больше хмурясь. Плохо, плохо. Нигде в бумагах внук Иван никак не фигурировал, а значит и спрос будет с Варвары Алексеевны. Банк охотно дал кредит без всяких поручителей, ведь в залог предлагалась квартира.

– Ну что там? – с надеждой спросила старушка.

– Варвара Алексеевна, это же ваша подпись? – спросила я, показывая её кредитный договор. Бабушка вновь кивнула:

– Моя… Дак ведь Ванюша пропал! Не смогу я платить столько! Неужели ничего не сделать? – её глаза наполнились слезами.

Я вздохнула, пытаясь острыми шпильками своих туфлей затоптать жалость, рвущуюся наружу:

– К сожалению, вряд ли я смогу вам помочь, Варвара Алексеевна. Но вы не переживайте так сильно. Квартира у вас в хорошем районе, кредит явно меньше стоимости жилья. Думаю, после торгов останется некая сумма, которую банк вам вернёт. После уплаты всех процентов и пеней, а также расходов на судебные издержки.