Умрут не все

Умрут не все
Айгуль Малахова

Жизнь Эльвиры, молодой успешной женщины, становится похожа на зловещий кошмар. После того, как она решает пожить в доме, полученном от бабушки в наследство, вокруг Эли начинают происходить иррациональные события. Домик у подножия Уральских гор в глубинке, жители, косящиеся на героиню с непонятной злобой, найденный на чердаке дневник бабули со странными пожеланиями, "чёрные копатели", мистический заговор… Даже в своих самых страшных кошмарах женщина не могла предположить, что события её жизни полностью выйдут из ряда обыкновенных и начнут напоминать горячечный бред! Кто выживет в адской мясорубке?

Айгуль Малахова

Умрут не все

Все персонажи, места действия и легенды являются следствием неудержимой фантазии автора, все совпадения – чисто случайными.

Пролог

Глухие удары ворвались в мой сладкий предутренний сон. Кто-то сильно колотил в окно… Стоп. В окно? Мысль растревожила спящее сознание, и я рывком села на постели, чувствуя, как напряглось тело.

Бум! Бум! Тарарам! Удары сменились грохотом и звоном, и я мгновенно похолодела, осознав, что стеклопакет вышибли. Напрочь позабыв о дальнейшем продолжении сна, я вскочила на ноги и кинулась к источнику шума. Тело обдало предрассветной сыростью, а в оконном проёме я увидела довольную физиономию соседа.

Стоя снаружи, он сосредоточенно сбивал топором остатки стекла, торчащего подобно острым клыкам. Потеряв дар речи, я молча попятилась спиной в бабушкину комнату. В этот момент Ильдар-агай поднял голову. Увидев меня, он растянул рот в радостной улыбке, обнажая местами отсутствующие зубы. Опухшее, заросшее щетиной лицо казалось неимоверно широким, но не это повергло меня сейчас в ужас. Глаза соседа…

– Привет, Эльвирка! – проскрипел Ильдар-агай сиплым голосом. – Угости чем-нибудь! – он громогласно загоготал во всю силу легких и ринулся вперёд, переваливаясь через раму. Раскрыв рот в беззвучном вопле, я послала мысленный сигнал конечностям, понимая, что сосед хочет отнюдь не гостеприимства и даже не оросить горящие трубы. Не думаю, что даже с жестокого похмелья в поисках выпивки миролюбивый Ильдар-агай стал бы разбивать моё окно.

Сердце ухнуло куда-то в область пяток и отчаянно затрепыхалось там, пока я не заставила онемевшее от ужаса тело рывком влететь в комнату бабушки и захлопнуть дверь на защелку. Вдавившись в стену, я шарила по окружающим предметам бессмысленным взглядом.

– Привет, Эльвирка! Угости чем-нибудь! – раздалась за дверью всё та же фраза, произнесенная скрипучим неживым голосом.

Громкий удар по двери, предательски хрустнувшее деревянное полотно заставили мою осмысленность вернуться. Я прекрасно поняла, что если сосед доберётся до меня, то с такой же лёгкостью обрушит топор на мою голову. Взгляд мой скользил по комнате, в поисках какого-нибудь оружия, но, как назло, недавний бардак сменился почти стерильной чистотой, уборка дала ощутимые результаты: все лишние предметы были безжалостно снесены на свалку.

Между тем, сосед продолжал методично разносить дверь и в образовавшейся щели я увидела мелькнувший страшный зрачок. Взвизгнув от очередной волны ужаса, я метнулась к окну, распахнула его и одним движением выпрыгнула на улицу, в густой утренний туман. Терять время и бежать в обход к калитке не стала: пока сосед будет выламывать дверь, я перескочу через забор. Решив так, понеслась к нашему забору из профнастила. Ах, бабушка, ну зачем тебе был нужен такой высокий забор?

Я подпрыгнула, с трудом уцепилась за край и почувствовала, как кромка нещадно режет конечности. Металл впивался в кожу, казалось, сейчас пальцы короткими обрубками упадут на землю. Вскрикнув, я разжала руки и полетела на мокрую от росы траву.

– Эльвирка! Угости чем-нибудь! – знакомая фраза раздалась совсем рядом, я поняла, что сосед без труда нагоняет меня. И ещё осознала: он прекрасно видел в густом тумане. Мысленно прощаясь с жизнью, я вдруг заметила перед глазами черенок лопаты, торчащей из земли. Спасибо, бабушка!

Схватив инструмент, я коротко размахнулась и наугад рубанула белесый воздух. Вовремя. Лопата встретилась с препятствием, что-то звучно хрустнуло, чавкнуло и меня обдало струёй горячей крови. Под ноги, шумно хрипя повалилось тело с торчащим из шеи инструментом, продолжая орошать меня кровью. Я вскрикнула и…

Проснулась, сев на постели с вытаращенными глазами. Перед внутренним взором таял туман и предсмертный хрип соседа. Приснившийся кошмар был так ярок и реалистичен, что я долго не могла унять разбушевавшееся дыхание. Нащупав ногами тапочки, сползла с кровати. Взглянула на часы. До самолёта ещё пять часов, вещи давно собраны, но, пожалуй, сна сегодня больше не будет.

Приснится же такое! Вскоре мне предстояло увидеть соседа Ильдара-агая, и многих других. Скорее всего, под влиянием различных мыслей о деревне и явилось такое «чудное» сновиденье. Я собиралась лететь в далёкую Башкирию для того, чтобы заняться оформлением бабушкиного дома, доставшегося мне по наследству.

Конечно, можно было бы поехать на машине, но перспектива провести за рулём полторы тысячи километров, не радовала. Да и в свете последних событий: прежде всего моего изменившегося мировоззрения – хотелось побыть именно обычной женщиной, а не леди с привкусом металла. Никуда не спешить, не делать сто дел одновременно, забыть, что такое: пресмыкаться перед начальством и довлеть над подчинёнными, как Дамоклов меч.

Боже мой! Мне самой не верилось, что такое возможно. Что Эльвира Талгатовна Хамитова, грозный управляющий банка, скоро будет ходить ножками по запыленным деревенским дорогам, готовить ручками незатейливую пищу (ибо служб доставки еды в деревне нет!) и одеваться в спортивные костюмы и кроссовки, а не в строгие костюмы и туфли-лодочки, за много лет не просто надоевшие – вызывающие приступы тошноты.

М-м-м. Прикрыв глаза и воочию представив всё это счастье, я даже заурчала от удовольствия. Перед мысленным взором всплыли картины могучих гор, обступивших деревню. Их грозная величественная красота впиталась в мою душу ещё в детстве, когда я приезжала к бабушке на каникулы и с тех пор тянула к себе, как магнитом. Забыть их нереально.

Возможно, именно в горах и крылся секрет Аютау. Люди не уезжали из этой деревни, не пытались перебраться ближе к комфортному городу. Несмотря на отсутствие работы, они строили новые дома и продолжали здесь жить.

– Почти все мужчины ездят на работу вахтой. Кто-то в большие города, кто-то на Север, – как-то раз ответила бабушка на мой вопрос о том, на что живут местные жители.

Она усмехнулась, слегка прищуривая опутанные сетью морщин глаза, которые были полны бесконечной добротой и одновременно, грустью, – эх, внученька. В больших городах все слепые, как новорождённые котята, жалко вас. Каждый возле своей сиськи, другого не видит. Носитесь целыми днями, как угорелые, а в душе что? Пустота. Все чужие вокруг. Разве это счастье: быть таким одиноким среди людей? Ты, вон, много соседей в доме знаешь? Даже тех, кто живёт рядом – и их имён не скажешь! – внезапно разозлившись, в сердцах закончила она.

Воспоминание о бабушке привычно болезненно укололо в сердце. Вздохнув, я пошла собираться.

Я скучаю по тебе, олэсяй.

Глава 1. Детство

Олэсяй – на местном диалекте по-башкирски значит "бабушка".

Сейчас мне двадцать девять лет. Моей бабушке, когда она умерла, был сто один год. Как это возможно? Как именно бабушка смогла стать долгожителем, причем оставаясь крепкой (физически и умственно) до конца – сказать не смогу, хотя предположить можно. Свежий воздух, хорошая экология, умеренное питание – думаю наличие таких факторов многое объясняет.

Наша колоссальная разница в возрасте тоже вполне понятна. Бабушка поздно родила мою маму, в сорок лет, мама дала мне жизнь тоже будучи уже дамой, в тридцать два года. У бабушки была только одна дочь, хотя рожала она несколько раз. Все остальные дети погибали совсем маленькими, как будто над ними довлело страшное проклятье. Из куцых рассказов мамы я поняла, что история с умирающими детьми повторилась и с ней.

Сама тема об умерших детях всегда была под негласным запретом: я видела, какую боль доставляют подобные разговоры маме и бабушке, но, по обрывкам их рассказов предполагала, что виной этим печальным обстоятельствам стало наследственное генетическое заболевание, из-за которого гибли младенцы.

Я была желанным ребенком и долгожданной внучкой. Из куцых рассказов родителей, а в последующем, бабушки, я знала, что у меня был брат, который умер ещё во младенчестве. Его фото, лаконично перечеркнутое траурной лентой, стояло на комоде и было неприкосновенно.

Родители не чаяли во мне души, береги и лелеяли, но ближе всех мы были с бабушкой. Она была настоящей бабушкой старой закалки, из той самой породы, которых держит на этом свете активная деятельность, движение. До самого конца она сажала в огороде, а потом закатывала в банки овощи, варила компот и варенья. Конечно, в последние годы с моей помощью. Специально для этого я брала отпуск в конце августа и прилетала в Аютау. Для посадки и выкапывания всегда привлекался сосед, Ильдар-агай, дядя Ильдар, значит.

Единственное, что я наотрез отказалась делать: засаживать картофелем её огромный, в сорок соток, участок за домом.

– Нет, нет и нет! – говорила я расстроенной бабушке, – не сходи с ума, олэсяй! Столько картошки тебе не нужно!

– Может быть, я её продам! – пыталась протестовать старушка.

– Я тебе сама целое поле картофеля куплю, если захочешь, – устав от препирательств, говорила я, – не нужно тебе столько!

Самое интересное, ей и раньше не нужно было столько, но каждый год – пока были живы родители – мы приезжали и засаживали поле картофелем, а потом выкапывали его. Правда, убирать с использованием трактора нам помогали местные фермеры: бабушкины ученики. Она до шестидесяти лет преподавала в школе русский язык и литературу.

Я догадывалась, куда уходила львиная доля урожая: бабушка многое отдавала многодетным семьям и тем бедолагам, что вечно сидели без работы.

– Нет, тебе хватит вот этого куска земли, – говорила я, стараясь каленым железом вытравить из себя непрошенную жалость. Потому что понимала, что из деревни бабушка не уедет, а уход за таким большим полем – слишком тяжёлая работа, даже если рядом будут помощники. В итоге Ильдар-агай засаживал совсем небольшой клочок земли, с которого выходило всего несколько мешков картофеля.

Я с детства любила приезжать в просторный, очень добротный деревенский дом. Часто олэсяй садилась посреди комнаты, ставила большую прялку и начинала плести нить. Тогда у бабушки ещё были овцы и весь процесс рождения шерстяных носков я наблюдала «от и до».

Вычесанная шерсть, почему-то всегда напоминавшая мне грязно-серую сладкую вату, цеплялась за прялку и сухие цепкие пальцы начинали ловко плести шерстяную нить. Она получалась удивительно ровная, вилась из-под тонких пальцев, наматывалась на веретено, похожее на юлу, когда на нем было много ниток. Я всегда завороженно смотрела на этот процесс, каждый раз изумляясь ловкости и быстроте бабушкиных пальцев. Это было настоящее волшебство – рождение чуть колючей пряжи из непонятного куска ваты. Олэсяй тихо напевала, задумчиво глядя в неведомую даль.

Иногда олэсяй начинала рассказывать сказки. Это были легенды, иногда красивые, а иногда жутковатые. Чего стоила одна её легенда о древнем божке по имени Кхакха!

– Давным-давно, когда людей на Земле было ещё мало, всем заправляли Боги. Их было много – Бог Огня, Бог Воды, Бог Леса… – начинала рассказывать своим певучим, чуть надтреснутым голосом, бабушка. – Как-то раз Бог Гор и Ветра – Кхакха решил, что он главнее всех.

Стал он воевать с другими Богами, насылал на леса ураганы, которые выкорчевывали с корнями древние деревья, заваливал камнями реки, раздувал ветром огонь, превращая его в смертоносный. Требовал от всех полного подчинения. Разгневались Боги. Собрали совет, на котором решили, что нельзя больше оставлять Кхакху на свободе.

А так как он был бессмертным, то решили они заточить выскочку. Изловили его хитростью, да и с помощью самых сильных заклятий заточили Бога Кхакху в глубокую темницу, откуда нет хода. С тех пор он сидит глубоко под землёй и изредка пытается выбраться. Не даёт ему сделать этого лава – магическая сила продолжает держать Кхакху в темнице. Услышав эту легенду от бабушки в первый раз, лет в семь, я живо представила себе разъяренное лицо божка с кашляющим именем и в страхе спросила:

– А вдруг он вырвется? Что будет, если Кхакха окажется на свободе?

Мама, которая тогда тоже была с нами, услышала обрывок нашего разговора и недовольно цыкнула:

– Никто не вырвется, Эльвира. Это же сказка. Ты уже большая, знаешь, что сказки – это выдумка.