– В гостиной, – быстро ответила Аня. – Постелишь себе на диване. Пойдем обедать, мам.
***
Анна приготовила рыбный суп и пожарила драники. Давно я так не ела – по-домашнему. Мы почти не разговаривали. Иногда перекидывались парой слов. Еда в горло не лезла, но я заставила себя плотно поесть. Чтобы не поникнуть, нужно иметь энергию.
Мама поковырялась в тарелке и ушла к себе в спальню. Я даже услышала щелчок щеколды.
– И как она держится? – спросила я, не ожидая ответа. Глаза у Ани были на мокром месте. – Потерять мужа, с которым прожила почти двадцать семь лет. Хотя он не был идеальным.
Она шмыгнула носом, взяла салфетку и высморкалась. Мне оставалось молчать. Ком вины застрял в горле.
– А мы потеряли… – ее слезы потекли рекой. Она уже не смогла сдерживать всхлипы.
И эту цепочку подхватила мать. Из-за двери сначала послышался стон, затем глухие рыдания. Она кричала в подушку.
Во всей этой ситуации я не знала, как мне себя вести. Больше не хотелось плакать, но и показаться равнодушной тварью тоже не желала. Сестра непременно заметит мою стойкость и примет ее за безразличие. Каждый по-своему проживает боль, я, например, храню ее глубоко внутри и постепенно, кусок за кусочком, съедаю себя.
– Ань, – я положила руку на ее плечо.
Все эти долгие годы мне не хватало сестры. Моей половинки. Как бы странно это ни звучало, даже такой холодной душе, как у меня, нужна горячая часть, которая будет время от времени топить лед.
– Не надо, не успокаивай. Мне необходимо дать волю чувствам. Прореветься, – ее глаза налились кровью.
Ане приходилось терпеть меня, я это прекрасно осознавала. Обиды сжирали ее изнутри. Но я не давала поблажек. Никому. Поэтому продолжила:
– Надо решить с похоронами, – я сделала паузу, чтобы дать Ане осознать – нам придется все это пережить. – Вы что-нибудь уже предприняли?
– Когда бы? – Аня слегка прикрикнула на меня, но затем смягчилась. Я ее понимаю, боль злит. – Я имею в виду, он… его не стало вчера. И… мы не звонили никуда. У нас и…
Я молча достала телефон из кармана и набрала в поисковике ритуальную службу. Мне выпало самое неприятное – организовывать похороны собственного отца.
Через полчаса решила проблему с местом на кладбище, заказала гроб, венки и цветы, договорилась, чтобы тело не привозили домой, а отправили в день похорон в ритуальный зал.
– Послезавтра – самый трудный день. И его надо пережить, – сказала я Ане.
– Вот так просто?
– Что? Просто пережить?
– Нет, я про…, – она снова всхлипнула и стерла слезу со щеки. – Одним звонком ты все решила? Не выходя из дома?
– Э-м-м, да. Так и есть.
– Тебе всегда удавалось все сделать безупречно. Не то, что мне.
– Да брось, это не так, – здесь мне пришлось слукавить. Это так. Я все выполняю безупречно.
– Что у тебя с руками?
Я опустила взгляд. Бинты слегка растрепались и посерели.
– Ты же знаешь, я никогда не у мела готовить.
Аня хмыкнула.
После такого долгого диалога наступила пауза. Мне нечего было сказать или даже спросить. Чувствовала себя чужаком в родном доме. Мы не виделись восемь лет. А поговорить было не о чем.
Я уставилась на нее. Аня заметно похудела. Даже стройнее меня. А вот глаза потускнели. В них не было жизни. Волосы стоило бы привести в порядок. Но она – моя близняшка. И в остальном людям было бы сложно нас отличить.
Еще в детстве мы поклялись друг другу помимо того, чтобы не трогать женихов, еще и не красить и не стричь волосы без согласования. Восемь лет молчания не нарушили наш священный пакт. Длинные, ниже лопаток, пшеничные волосы. У нас обеих.
Я допила чай со вкусом земляники. Анька всегда его пила, с самого малого возраста. Ее любимый вкус. И уже хотела пойти прилечь на диван в гостиной, как Аня резко спросила:
– Как ты там устроилась? В Питере, – она откинулась на спинку стула и с легким презрением наблюдала за мной, помешивая ложкой в кружке.
Я немного подумала над ее вопросом и ответила не сразу. Интересно, что именно ей было важно услышать? О моей квартире с видом на город, откуда даже видать Лахта-центр, или о банковском счете?
– Неплохо по меркам культурной столицы.
Она искривила губы в улыбке, мол «вот оно как».
– Слышала, ты прикупила здоровую хату. Бизнес у тебя прет, сестренка.
Вот оно – нотка в голосе, которую я легко уловила. Ожидаемо. Это зависть и обида. Сотни раз слышала этот тон в голосах разных людей, считающих, что слишком рано такой молодой девушке стать такой успешной. Успешнее, чем они.
– Да, квартира хороша. Я взяла ее в ипотеку.
– Не важно, у тебя свое жилье. Молодец, сестренка.
Ужа дважды Аня назвала меня сестренкой, только подача чересчур язвительная. Я старалась молчать и выдавать информацию очень расплывчато, не вдаваясь в подробности.
– Мужик-то хоть есть? Или же по Ваньке убиваешься?
В этот момент я хотела запустить в нее ложкой, а следом и тарелкой. Вот же стерва! И давно она оперилась?
Но я сделала несколько вдохов и выдохов, чтобы успокоиться. И да, не подавать вида, что меня зацепили ее слова. Слабая гусеница превратилась в сильную бабочку. Как она умеет словами поддеть! Палец в рот не клади…
– Эй, прием, прием. Земля вызывает воздух…
Папа всегда так говорил. Когда кто-то из нас зависнет, отключится от реальности, он возвращает нас… Возвращал. В сердце кольнуло. Я впервые поймала себя на мысли, что скучаю.
– Нет, мужчины нет.
– Что, совсем?
– Ну, есть один. Мой подчиненный.. Он…
Откровенность – не мой конек. Тем более рассказывать о жизни сестре совершенно не было желания.