– Приготовлю поесть, выпью вина, почитаю книгу или посмотрю телек. Это скучный и спокойный вечер взрослой женщины, в жизни которой тебе нет места.
– А я… Я голоден! – заявляет так просто и честно, что я не выдерживаю, начинаю смеяться.
Голоден он! Иди шаверму купи…
– Эй, ты обещала мне завтрак, обед и ужин, помнишь? Я попробовал только завтрак.
– Я не обещала тебе завтрак, обед и ужин. Ты сам напросился.
– Ты меня впустила, – говорит он, смотря мне в глаза, придавая этому слово такое значение, ох… От которого у любой, даже самой приличной и недоступной женщины намокли бы трусы. – Я бы хотел остаться на ужин.
– С чего ты решил, что я буду тебе рада?
– Я могу тебе помочь.
– О нет! На моей кухне только одна хозяйка – это я. Максимум, что я могу тебе позволить, это вымыть посуду.
Черт.
Безумие.
Дура же. Дура!
Пожалеешь!
Но я уже сказала “А”, и вообще, если бы я тоже о нем не думала иногда и не скучала по этому нахалу, оборвала бы разговор сразу же и ушла.
Так что нужно быть честной: Тарас меня зацепил.
– Но я…
– Ты моешь посуду!
– Разве у тебя нет посудомоечной машины?
– Есть, конечно. Но она сломалась, а я вечно забываю вызвать мастера. Так что ты либо моешь посуду, либо проваливаешь.
– Хорошо. Я мою посуду, – вздыхает.
– В фартуке. С тюльпанами.
– Хоть в чепчике на голое тело.
Мне кажется, он на все согласен, молча забирает пакет у меня из рук, шагает в лифт, наконец, позволив ему закрыться.
Тарас держится на небольшом расстоянии, но глазеет на меня жадно, откровенно соскучившись. Это ужасно приятно, до мурашек.
Я открываю дверь своей квартиры, парень топчется за моей спиной.
В момент, когда ключ совершает последний оборот в замке, Тарас делает шаг вперед и утыкается носом в мою шею, обмотанную объемным шарфом.
– Ты обалденно пахнешь…
Он едва-едва меня касается, шепчет чуть слышно, и мои мурашки сходят с ума, кружась в хороводе с ожившими бабочками.
Глава 17
Тарас
Что я здесь делаю? Тупень. Баран. Кретин.
Разве мне здесь место? Разве мы пара? Поведение зашквар просто.
Стыдоба. Слюни распустил.
Смотрю на Айю в пальто и бомбит в грудаке нещадно. Можно сказать, что я ее хочу. Да, хочу. Но не только это. Не про секс этот пожар в голове и груди.
Когда Айя разрешила войти, после перебранки небольшой, я испытал откат сильнейший. Можно даже сказать, к ногам ее обтек. От радости чуть на голову не встал. Нужно держать вид невозмутимый, но меня в счастливую лыбу раскатывает, и везде звенит. Не только яйца промерзшие. Все внутри звонко сотрясается под яркий, заводной бит.
Настроение вверх. Чувства обострены.
Духи Айи в конце дня едва уловимы, ее личный запах звучит громче, полнее. Он сочный, свежий, брызжущий во все стороны.
Меня им омывает снизу-вверх и обратно. Снова снизу-вверх, и на этот раз – мощнейший стояк подкатывает в задубевшую ширинку джинсов.
Меня бомбит даже от того, как Айя плотно и модно упаковано в свое пальто, а что будет потом, даже думать не хочется.
Не получается.
Я как животное. Запрос только на спаривание. Хотя у животных все намного честнее и чище. Только голые инстинкты, но у меня в голове просто туман, хаос, среди которого мелькают яркие вспышки молний-радости.
– Проходи. Разувайся! – командует Айя.
Я бы дурашливо приложил руку к пустой голове, но руки заняты пакетом с продуктами. Из плотного картона выглядывают хвостики лука, виднеется стручковая фасоль. Я понятия не имею, что из этого можно состряпать вкусное, но слюни подхватываю. Почему-то верю, что Айя сумеет даже яичницу превратить в произведение искусства.
Отношу пакет на кухню и выхватываю из него яблоко, куснув за румяный бочок. Опускаю его на стол и успеваю подойти к красавице в момент, когда она снимает пальто. Подхватываю соскользнувшее изделие. Она принимает ухаживания, как должные, вытягивает волосы из-под шарфа.
Тащусь от вида, как ее волосы золотисто-русым каскадом опускаются на тонкую спину. Она вся какая-то тонкая, воздушная, нереальная! Если в мире есть королевы, то у них должна быть ее грация и чувство достоинства. Все остальное – ширпотреб и подделка.
Айя перехватывает мой взгляд, поднимает тонкую бровь:
– Что?
– Скучал.
– Ты уже говорил.
– У меня других слов нет. Каша в голове, – улыбаюсь. – Путаница, как будто я только учусь говорить и хочу сказать сразу все, но не получается.