Алекс и я

Черт! У меня было лишь несколько часов, чтобы напечатать его, снять копию и отправить по почте. На эту ситуацию я реагировала эмоционально, как многие люди. Я кричала на Алекса, это было глупо, но я кричала: «Как ты мог так со мной поступить, Алекс?» Конечно, он мог так сделать – он же попугай.

И тут Алекс использовал свои знания – фразу, которую он недавно слышал в подобных обстоятельствах и, как выяснилось, запомнил: «I am sorry. I am sorry» («Прости. Прости»).

Это остановило меня. Я подошла к Алексу и попросила прощения: «Хороши, Алекс. Это не твоя вина».

Как же Алекс додумался использовать фразу «I am sorry» (‘Прости’)? Незадолго до этого случая, когда он сжевал мою заявку на грант, Алекс сидел на жердочке наверху, мы болтали, отдыхали, наше общение не было связано с работой. Я пила кофе. Он чистил перышки, издавал различные звуки.

Я поставила чашку и вышла вымыть руки. Когда я вернулась, увидела, что Алекс расхаживает по луже разлитого кофе, рядом лежала разбитая чашка. Я была очень напугана, опасаясь, что Алекс поранился. От страха я закричала: «Как ты мог это сделать?» Алекс, должно быть, опрокинул чашку, когда подошел посмотреть на нее поближе, – случайность. Но я всё равно кричала, пока не поняла, что веду себя глупо. Я наклонилась к Алексу, чтобы убедиться, что с ним всё в порядке, и сказала «I am sorry» (‘Прости’). Очевидно, он выучил эту формулировку. Для него она была связана с ситуацией потенциально опасной, когда на него кричали. Именно поэтому он использовал эту фразу в момент, когда я обнаружила, что он сжевал мою заявку на грант, и когда я по глупости стала кричать на него. У кого из нас были птичьи мозги? (см. наст, изд, с. 153–154.)

С этих пор проявления вежливости заняли в лексиконе Алекса прочное место, причем со временем он стал использовать их более разнообразно. Например,

…он добавлял к фразе «I am sorry» (‘Прости’ еще более трогательное – «I’m really, really sorry» <…>. И он произносил это таким тоном, что мое сердце всегда таяло независимо от того, действительно ли ему было жаль или нет (см. наст. изд., с.155).

Не менее интересно и важно описание того, как Алекс прибегал к словотворчеству. Надо сказать, что одно из отличительных свойств языка человека – так называемая продуктивность, т. е. способность бесконечно расширять свой лексикон, создавая новые обозначения и составляя из слов фразы для передачи практически любой информации. Оказалось, что такое свойство в некоторой степени присуще и «говорящим» обезьянам: шимпанзе и гориллы, обученные одному из простых аналогов человеческого языка, время от времени придумывали собственные жесты для обозначения каких-то объектов или комбинировали уже имевшиеся в их лексиконе для маркировки «безымянных» объектов. Подобные примеры словотворчества несколько раз проявлял и Алекс, и Айрин посвящает Главу 5 рассказу о том, как вместо того, чтобы осваивать слово «яблоко», он упрямо произносил нечто вроде «бан-ишня» (ban-erry»):

…совершенно неожиданно, на второй неделе тренировок, в середине марта 1985 года, он внимательно посмотрел на яблоко, потом посмотрел на меня и произнес: «Banerry… I want Banerry» Он схватил кусочек яблока и с радостью съел его. Выглядел он так, как будто смог достичь чего-то, о чем давно мечтал.

Я совершенно не понимала, о чем он говорил. И сказала: «No, Alex, apple» (Нет, Алекс, это яблоко'). «Banerry», – ответил Алекс, отрывисто и с чувством. «Apple» (яблоко'), – снова сказала я. «Banerry», – ответил Алекс. «Хорошо, дружище, – подумала я. – Я помогу тебе, облегчу тебе задачу». «Ap-ple» (яб-локо'), – сказала я, делая акцент на втором слоге.

Алекс подумал пару секунд, посмотрел на меня внимательно и сказал: «Ban-erry», четко повторяя тот акцент на втором слоге, который я только что сделала.

Мы с ним несколько раз повторяли: «Ap-ple» (‘яб-локо’). – «Ban-erry». – «Ap-ple» (‘яб-локо’). – «Ban-erry». Алекс вывел меня из себя. Мне казалось, что он совершенно глуп. Оглядываясь назад, должна сказать, что его поведение очень раздражало меня. Когда я рассказала об этом случае одной из своих студенток Дженнифер Ньютон, она от смеха чуть не упала со стула. Однако Алекс не закончил свои разъяснения. В конце тренировки он произнес очень медленно и четко «Ban-егг-еее». Произнося это слово таким образом, Алекс повторял мою манеру работать с ним при изучении нового слова. Возможно, он думал: «Слушай меня внимательно. я пытаюсь упростить тебе понимание этого слова». Такую запись я сделала в своем журнале, добавив, что Алекс, казалось, был сердит на нас.

Я всё еще не понимала, что Алекс имеет в виду, несмотря на то, что он понимал, что хотел сказать. Как мы ни пытались, он не отказывался от «banerry» (см. наст, изд., с. 166–167).

Упорство Алекса совсем не удивило консультанта-лингвиста. Оказалось, что он продемонстрировал известный лингвистам феномен «выпадения» или «выдавливания» (elision – элизия) звуков на границе двух слов. В данном случае Алекс называл яблоко неким гибридом от слов бан(ан) и (в)ишня (в оригинале Ъап(ап) (ch)erry). Алекс неуклонно настаивал на своем варианте. Почему? Остается только предположить, что вкус яблок напоминал ему вкус банана, а по виду красные яблоки этого сорта могли напоминать вишни. Гибрид из их названий оказался для него более значимым, чем вариант, предложенный тренерами.

Список подобных примеров можно продолжить, но хотелось бы обратить внимание на Главу 7 «Алекс вступает в мир высоких технологий». Айрин описывает в ней свое пребывание в Медийной лаборатории МТИ, куда ее сначала пригласили с докладом, а потом предложили поработать (сначала год, а затем и второй). Такое приглашение было признанием ценности ее работы, а также данью ее выдающимся способностям. Дело в том, что Медийная лаборатория в Массачусетском технологическом институте стала одним из самых маститых научно-исследовательских институтов в США, у которой сложилась репутация организации, поддерживающей «сумасшедших» компьютерных гениев, «создающих» будущее. Как ни странно на первый взгляд, но Айрин со своим новаторским проектом, новыми подходами и заговорившими осмысленно попугаями пришлась там весьма «ко двору». Она включилась в выполнение нескольких разноплановых и достаточно неожиданных проектов, так что ее способности нашли здесь новый способ реализоваться.

У нее открывались наконец блестящие перспективы, но… затем разразились очередные финансовые кризисы (включая последствия 11 сентября 2001 г.), а затем и внезапная смерть Алекса в 2007 году. Тем не менее главная задача, которую она поставила перед собой в далеком 1978 году, была успешно выполнена. Она доказала, что попугаи жако обладают такими когнитивными способностями, которые позволяют им наделять именами объекты окружающего их мира и с помощью приобретенного лексикона осуществлять двустороннюю коммуникацию с человеком.

В настоящее время (2017) А. Пепперберг продолжает работать и получает новые данные о когнитивных способностях попугаев, хотя никто из остальных ее питомцев с Алексом сравниться не может. По крайней мере пока.

3. А. Зорина

Литература

Зорина 2011 – Зорина 3. А. «Языковые» способности человекообразных обезьян // Историческая психология и социология истории. 2011. Т. 4. № 2. С. 56–84.

Зорина, Обозова 2011 – Зорина 3. А., Обозова Т. А. Новое о мозге и когнитивных способностях птиц // Зоологический журнал. 2011. Т. 90. № 7. С. 784–802.

Смирнова 2011 – Смирнова А. А. О способности птиц к символизации // Зоологический журнал. 2011. Т. 90. № 7. С. 803–810.

Смирнова, Зорина 2013 – Смирнова А. А., Зорина 3. А. Когнитивные способности птиц: обобщение, использование понятий, символизация, умозаключения. Формирование поведения животных в норме и патологии: К 100-летию со дня рождения Л. В. Крушинского (1911–1984) / Сост. И. И. Полетаева, 3. А. Зорина. М.: Языки славянской культуры, 2013. С. 148–168.

Bitterman 1960 – Bitterman М. Е. Toward a comparative psychology of learning // American Psychologist. 1960. 15. P. 702–712.

Olkowicz et al. 2016 – Olkowicz S., Kocourek M., Lucan R. K., Porte? M., Fitch W. T., Herculano-Houzel S., Nemec P. Birds have primate-like numbers of neurons in the forebrain // Proceedings of the National Academy of Sciences. 2016. 113. P. 7255–7260.

Todt 1975 – Todt D. Social learning of vocal patterns and modes of their application in grey parrots Psit-tacus erithacus // Zeitschrift Tierpsychologie. 1975. 39. P. 178–188.

Глава 1

Один день «моей замечательной жизни»

Как может пернатое существо весом менее одного килограмма столь сильно повлиять на большой мир? Его смерть дала нам разгадку.

«Скончался умный попугай, жизнь которого до самого конца была полна эмоций» – статья под таким заголовком вышла в New York Times 11 сентября 2007 года, на следующий день после публикации пресс-релиза о смерти Алекса. «Он знал цвета и формы предметов, выучил более ста английских слов, – писал Бенедикт Кэри (Benedict Carey), – и своими фирменными выходками он обеспечил себе популярность и, как следствие, участие в разнообразных телешоу. Ему были посвящены научные исследования, выходили новые статьи, обсуждавшие его достижения. Он стал, пожалуй, самой известной говорящей птицей в мире». Кэри процитировал мою подругу, специалиста по коммуникации с дельфинами и слонами, Диану Райс: «Работа с Алексом произвела настоящую сенсацию – мы пересмотрели наше представление о мышлении птиц. Выражение “птичьи мозги” ранее имело отрицательный оттенок, однако сейчас мы оцениваем это явление, по крайней мере мозг Алекса, с глубоким уважением».

Я обнаружила, что использую те же формулировки, что и Диана, когда даю интервью в газетах, журналах, на радио, телевидении. В те дни интервью приходилось давать достаточно часто. Меня порой спрашивали: «Что это за шумиха вокруг смерти Алекса, что в нем было такого особенного?» Я отвечала: «Потому что птица, мозг которой был размером с грецкий орех, могла выполнять те же вещи, что и маленькие дети. Этот факт дает совершенно иное прочтение самого понятия “птичьи мозги”, что в свою очередь меняет наше отношение к феномену мышления животных». Такова была научно доказанная истина, которая была известна мне на протяжении вот уже многих лет. Теперь же эта идея получила более широкое признание. Однако всё это не могло помочь мне справиться с моей личной утратой.

В первые выходные дни после смерти Алекса ко мне приехали друзья из Вашингтона. Они не хотели оставлять меня одну, следили за тем, чтобы я что-нибудь съела и хоть немного отдохнула. В то время каждую минуту, каждый час, каждый день я жила на автопилоте, делала то, что следовало, не могла спать, совершенно поглощенная горем. И всё это на фоне публичного выражения мне соболезнований, которые нахлынули со всех сторон. Конечно же я не в полной мере осознавала себя. По крайней мере, тогда. Я принимала всё увеличивающееся количество соболезнований. Одновременно с этим поступали просьбы дать интервью. Такая ситуация была неизбежна, поток интервью был нескончаем. Но, казалось, что во всем этом участвует другой человек, не я. Обычно бывало так: звонит телефон, я перевожу его в режим «интервью», отвечаю на вопросы так же, как и отвечала по поводу успехов Алекса, которые требовали подобного блиц-интервью в средствах массовой информации. На все вопросы я отвечала с позиции профессионала. Однако всякий раз я «выпадала» из реальности до поступления следующего звонка.

Фотографии Алекса появлялись в CNN, журнале Time, их публиковало множество других изданий и каналов по всей стране. Национальное общественное радио выпустило передачу, посвященную Алексу. Она называлась «Нужно всё учесть». Эпиграфом передачи стало высказывание: «Попугай Алекс, блестящий ученик, покинул нас». Мелисса Блок (Melissa Block), гость передачи из АТС, высказала следующую мысль: «Алекс перевернул наше представление о попугаях как о существах, которые способны лишь к передразниванию, повторению услышанных ими звуков». Диана Сойер (Diana Sawyer) выпустила на канале АВС ролик длительностью две с половиной минуты. Он вошел в передачу «Доброе утро, Америка». Должна сказать, такая длительность ролика для утренней передачи впечатляет. Диана начала так: «Сейчас я должна объявить о случившемся, о смерти… смерти родственника, о потере в семье». Она отметила, что Алекс был своего рода гением в мире пернатых, открыл нам окно в мир новых возможностей, которыми обладают животные. Дальше Диана включила видео, показывающее, как Алекс отвечает на вопросы – о цвете, форме, количестве объектов и так далее. Видео было размещено на канале Youtube. Днем ранее ведущая канала CBS Кэти Курик (Katie Couric) уделила новости о смерти Алекса больше времени, нежели событиям в мире политики.

Два дня спустя влиятельная британская газета The Guardian написала: «Америка скорбит. Алекс, попугай жако, скончался в возрасте 31 года, в достаточно нежном для попугаев этого вида возрасте. Он был умнее среднестатистического президента США». Новость распространялась по миру стремительно, дошла она и до Австралии. Робин Уильямс (Robyn Williams) из австралийской компании телерадиовещания в эфире своего научного радиошоу взял у меня интервью об Алексе. С Робином мы встречались второй раз. В первый раз мы говорили об успехах Алекса и о том, чего мой питомец сможет достичь в будущем. Увы, на этот раз тема разговора была другой.

Мне сказали, что статья об Алексе в New York Times стала самой востребованной для отправки по электронной почте (с использованием специальной функции на сайте). И это несмотря на то, что в то же время в Вашингтоне проходило выступление Дэвида Петрэуса (David Petraeus) с докладом о ситуации в Ираке. Вторая статья, вышедшая в New York Times 12 сентября в разделе «Заметки редактора», называлась просто: «Попугай Алекс». Автором статьи была Берлин Клинкенборг (Verlyn Klinkenborg). Ее статья была более философской, нежели другие, посвященные Алексу. «Размышлять о животных, в особенности задаваться вопросом о том, способны ли они мыслить, – это всё равно что смотреть в двустороннее зеркало, где на одной стороне находится Алекс… Но, когда вы смотрите на него, на существо, которое может оперировать несколькими понятиями и имеет большой словарный запас, всегда возникает вопрос, чье отражение (его или ваше) превалирует (задает тон…) в этом зеркале». Статья заканчивалась следующими словами: «Ценность работы состоит в том, как она изумляет нас, заставляет нас с удивлением осознать, сколь мало мы знаем о животных, окружающих нас». Замечательный отзыв, еще одно признание талантов моего пернатого питомца. Но это по-прежнему казалось мне чем-то невероятным.

Даже Джей Лено (Jay Leno) не выдержал и подпал под общее настроение, прокомментировав смерть Алекса в своем авторском вечернем телешоу. (Мне рассказал об этом друг, у меня дома нет телевизора.) «Печальная новость: тридцатилетний попугай по имени Алекс, ставший объектом исследования ученых Гарвардского университета (ученые изучали способ коммуникации попугаев), скончался», – сообщил Лено. «Я полагаю, что последними его словами было: “Я хочу орех”», – продолжил ведущий. «Алекс был очень умным попугаем. Говорили, что он знал более ста слов и что уровень его интеллекта был чем-то средним между интеллектом собаки и победительницей конкурса красоты среди девушек-подростков Южной Каролины (Miss Teen South Carolina)». Лено вздохнул.

К этому моменту в каждой крупной газете появлялись заметки о смерти Алекса, в них говорилось о его исключительных когнитивных способностях и нашей самоотверженной совместной работе. Даже в уважаемом британском научном журнале Nature вышла заметка «Прощай, знаменитый попугай». «Пепперберг издала десятки научных работ, посвященных вербальным, математическим и когнитивным способностям Алекса», – отмечал Дэвид Чандлер (David Chandler). «Пепперберг и ее подопечный принимали участие в различных телешоу, о них писали в газетах». Чандлер продолжал: «В процессе совместной работы Пепперберг и ее питомец коренным образом изменили представление людей об умственных способностях животных-неприматов». (В этом высказывании есть некоторая горькая ирония: когда я только начала работать с Алексом тридцать лет назад, моя работа, которую я отправила в журнал Nature, была возвращена мне без какого-либо комментария, как и другая, которую я направляла туда ранее.)

Если возникает ощущение, что я как бы отсутствую при рассказе обо всех этих мемориальных заметках, то так оно и было в действительности, поскольку с каждой вновь выходившей статьей я начинала осознавать утрату, а друзья упорно отправляли мне такие статьи. Я же позволяла этой новости заполнить всё мое существование. Да, передо мной стояла задача – каждый день, вновь и вновь сталкиваясь с этим, выживать. Каждый день я давала интервью, была занята работой в лаборатории и в то же время с трудом могла воспринимать произошедшее – то, о чем говорилось в выходивших заметках. На протяжении многих лет я надеялась на то, что достижения Алекса будут признаны в полной мере. И вот в момент, когда это произошло, я не могла осознать это и оценить должным образом. По крайней мере, это не могло произойти мгновенно.

Спустя неделю после того, как Алекс покинул меня, в New York Times вышла третья статья. «Алекс “хотел крекер”, но действительно ли он его хотел?» Джордж Джонсон (George Johnson; ведущий научный публицист) прекрасно описал исследование, сделав акцент на вопросе о преднамеренности высказываний Алекса, что отражено в названии статьи. В США публикация в Times означает общественное признание, будь то политика, искусство или наука. Алекс же «появлялся» на страницах этого издания три раза в течение недели с момента объявления о его кончине. Да, подумала я, может быть, в этом есть какой-то смысл?

Еще через несколько дней мне позвонила подруга. «Айрин, – начала она, – ты не поверишь, об Алексе написали в The Economists И подруга была права. Я действительно не могла этому поверить. The Economist, пожалуй, самый известный и влиятельный журнал в области политики, финансов и бизнеса. Каждую неделю он публикует некрологи, посвященные смерти выдающихся людей. 20 сентября 2007 года место такого исключительного существа, смерти которого посвятили некролог, стал Алекс. В статье говорилось буквально следующее: смерть Алекса положила конец «исследованию, длившемуся на протяжении всей жизни этого пернатого существа и посвященному изучению тех его возможностей, которыми, как считалось ранее, обладают лишь приматы». Далее в некрологе говорилось: «К концу исследования умственные способности Алекса находились на уровне пятилетнего ребенка, но свой потенциал этот попугай не успел реализовать в полной мере». Как это верно сказано и сколько в этом трагизма – не реализовал свой потенциал!

Если вспомнить, что за несколько недель до некролога, посвященного Алексу, в The Economist вышли некрологи, рассказавшие миру о смерти Лучано Паваротти, Ингрид Бергман и леди Бёрд Джонсон, понимаешь, как велика была оказанная ему честь.

В дни и недели, последовавшие за смертью Алекса, меня захлестнуло настоящее цунами – огромное количество сюрпризов, что происходили вокруг, неожиданные чувства, меня обуревавшие. И это в те дни, когда я занималась сугубо практическими вещами – отвечала на телефонные звонки, договаривалась о встречах, и в большой степени такое количество дел у меня было именно благодаря масштабу личности Алекса. В голове стучали неотвязные мысли: «Что станет с лабораторией? Как быть с моим исследованием? Что будет со всем тем, что мы создали? Что будет со мной?»

Меня захватил водоворот, скорость засасывающей меня воронки всё увеличивалась, как в фантастических фильмах. Однако этот образ водоворота всё же не мог передать того хаоса, в который превратилась моя жизнь или, вернее, то, что я доселе о ней думала.

Слово «сюрприз», несмотря на свою обыденность, наиболее точно передает мои тогдашние ощущения от происходящего. Горе, чувство утраты, покинутости – всё это терзало меня. Мое сердце, моя душа разрывались от того, что со мной больше нет моего «коллеги» весом менее килограмма, который был рядом на протяжении тридцати лет.

Я даже не могла представить той интенсивности страданий, которые меня охватят. На протяжении многих лет огромный запас любви и заботы был умело скрыт и надежно заперт. Теперь этот эмоциональный заслон вдруг прорвало. Освободившийся поток эмоций вдруг вырвался на свободу и смёл всё на своем пути, все доводы рассудка. Я никогда не испытывала такой боли, никогда не проливала столько слез. И надеюсь, что больше никогда со мной подобного не случится.

Итак, я сказала, что меня накрыла огромная волна эмоций, тех эмоций, что я держала под контролем на протяжении тридцати лет. Как будто кто-то другой делал мою работу, какой-то нанятый мной подрядчик, под названием «корпорация “Эмоциональный контроль”» (Emotions Control Incorporated). Конечно же, тем человеком, что контролировал эмоции все эти годы, была я. Это было сознательным решением в рамках общей научной задачи, так сказать, реализацией плана. Но я оказалась весьма способной в его воплощении – при незыблемой эмоциональной дистанции глубочайшие чувства, настоящий океан эмоций, стали своего рода подводным течением. Внутренняя эмоциональная связь всегда существовала между мной и Алексом, а «подводное течение» сознательно скрывалось ввиду стремления к научной объективности. Для меня оно было неощутимым, почти незаметным.

Я осознаю, что мои слова могут иметь ничтожный смысл или даже полное его отсутствие для множества людей. Они даже могут увидеть в этом нечто «толкиенское». Подобным образом можно оценить то путешествие длиною в тридцать лет, которое мы с Алексом проделали вместе: наша совместная борьба, первые научные триумфы, откаты назад, неожиданные и поразительные достижения и открытия. И конечно же, столь преждевременная наша разлука навсегда – смерть моего питомца. Обо всем этом, эмоциональном и рациональном, я расскажу на страницах этой книги – «Алекс и я». Но сейчас я хочу описать именно то цунами, эмоциональное наводнение внутри меня, которое я ощутила после того, как Алекс покинул меня и отправился в путешествие, которое многие называют «на пути к Мосту Радуги». Меня охватил шок. На поверхность вышли эмоции, которые были заперты прежде. Да, я всегда заботилась об Алексе, всегда считала его своим коллегой, близким существом, всегда обращалась с ним с любовью и уважением, которое оказывают своему ближайшему соратнику. Но мне всегда приходилось следить за соблюдением дистанции, передо мной стояла задача говорить о научных открытиях объективно.

Буря эмоций, которая охватила и других людей, затронула внешний мир, поразила меня не меньше. Только лишь мне удалось успокоиться после информационных потоков СМИ, как начали приходить соболезнования по электронной почте. Сначала они были похожи на небольшой ручеек, который превратился в настоящий шквал, далее он уже скорее походил на наводнение. Джейми Торок (Jaimi Torok), администратор моего сайта, создал отдельный сайт, на котором можно было публиковать соболезнования о смерти моего питомца. Люди, желающие вспомнить Алекса, могли публиковать свои воспоминания и мысли на отдельном сайте, что позволило не перегружать сайт Фонда Алекса (The Alex Foundation). На этом сайте было размещено более двух тысяч сообщений. И это всего лишь за неделю. К концу месяца их насчитывалось уже три тысячи. И на мою электронную почту поступало приблизительно такое же количество писем. Приходили письма от тех, с кем я была знакома, в частности от моих бывших студентов. Эти сообщения меня успокаивали. Слова о том, как студенты проводили время с Алексом, как важно было для них это совместное существование, как оно обогатило их. Мне также писали люди, посетившие мою лабораторию и надолго запомнившие этот визит. Сейчас им хотелось поделиться со мной этим особым и дорогим для них воспоминанием. Большая же часть сообщений приходила от людей, которых я совершенно не знала. Людей, которым захотелось написать мне. Много среди них было любителей попугаев, но и не только. И этот поток слов от людей, которых я не знала, также стал для меня сюрпризом.

Конечно же, нельзя сказать, что я совсем не отдавала себе отчет в том, какой эффект может произвести смерть Алекса. Вскоре после начала нашей с Алексом совместной работы ко мне стали поступать приглашения выступать в клубах любителей попугаев, на конференциях. Я рассказывала о результатах нашей работы, об открытиях, которые мы сделали вместе с моим питомцем и коллегой – Алексом.

Владельцы попугаев очень трепетно относятся к своим питомцам. Мои рассказы об Алексе совпадали с тем, что они уже знали о своих любимцах. И они могли, ссылаясь на мой опыт, сказать своим друзьям, скептически настроенным в отношении возможностей попугаев: «Вот видишь, я же говорил тебе!» Эта тема постоянно возникала в письмах, в тех соболезнованиях, которые приходили на мою электронную почту. Приведу несколько примеров.