– Звучит как угроза, – Лиз в замешательстве нахмурилась. Нерешительно коснулась его плеча. – Ты… тебе действительно было больно тогда, Марис?
– Не то слово. Ты знала, куда ударить мужчину. Какой из твоих любовников научил тебя этому?
– Никакой. Никто, кроме тебя, не вызывает во мне такого стремления к разрушению. Ты это знаешь, и тебе нравится.
– Да, нравится, – подтвердил Марис. – Со мной ты живёшь как нормальная женщина, а с Ресья вынуждена притворяться. Мне нравится, когда ты честна с собой, mon angel. Кричи, танцуй, пой, занимайся любовью – делай, что хочешь. Я всё равно буду любить тебя. И никому не будет позволено судить мою жену. Я дам тебе свободу, гарантированное прощение и денег – три вещи, которые ты никогда не будешь иметь с Ресья.
Лиз немного подумала, в глазах её, чёрных, как ночь, мелькали отблески тайных желаний. Но голос был спокоен:
– Свобода и безнаказанность развращают любую женщину, даже монашку. А что, если я захочу потратить твоё состояние на красивых молодых любовников?
– Я убью тебя, – Марис нежно ей улыбался.
Лиз беззаботно фыркнула, пожимая плечами:
– Видишь, не такой уж ты великодушный, как говоришь.
– Ну, с Ресья у тебя не будет и этого.
– А может, рядом с Андресом у меня не будет даже желания сходить с ума, – резонно возразила Элиза.
– Будет, – уверенно заявил Стронберг. – Ты слишком молода, чтобы желать покоя. В тебе кровь так и бурлит, моя малышка. И я с удовольствием буду помогать тебе выплёскивать эту энергию.
Девушка сурово глянула на него:
– Я говорю не о постели.
– И я, – с ослепительной белозубой улыбкой подтвердил Марис. – По правде говоря, один разговор с тобой заводит меня больше хорошего секса с другой женщиной.
Элиза поморщилась:
– Я никогда не пойму, чего все вокруг так носятся с этой постелью. Чего приятного в этом: сунул, вынул – ребёнок готов?
Марис искушающим движением эдемского змея обвил её плечи рукой.
– А твоей матери вроде бы нравилось, – доверительно прошептал он. – Сколько вас в семье – десять?
– Восемь, – мрачно поправила Элиза. – И как по-твоему, мою мать до сих пор можно считать идеалом женской красоты?
Марис открыл было рот, чтобы уверить её в этом, но потом вспомнил увядшее тело Мелиссы. Все свои соки эта женщина самоотверженно отдала детям, но едва ли её отвисшие груди и живот разбудили бы вожделение в каком-то мужчине. Нет, он не хотел бы видеть Элизу в старости такой.
– Разве что символом плодородия? – после длительной паузы неуверенно предположил он.
Лиз откинула голову назад и хрипло захохотала; а Марис, словно заворожённый, смотрел на жемчужные волосы, рассыпавшиеся по грубой ткани одежды.
– Ты прекрасна, – вырвалось у него; не давая Лиз времени ответить на это каким-нибудь саркастическим замечанием, он захватил в кулак на затылке её роскошные волосы и прижался к её губам. Он нежно покусывал их, пока они не раскрылись, и ворвался завоевателем в её сладкий рот.
Девушка гневно дёргалась, возмущённо мычала, пытаясь высвободить руки, которые он предусмотрительно прижал к подоконнику её собственным телом.
– Сука, – нежно пробормотал Марис, всё ещё почти касаясь её губ. Лиз с трудом сдерживала желание языком проверить, какой ущерб нанесло им это чудовище. – Ты холодна, как труп, для тебя в мире нет ничего, кроме твоего чёртова самолюбия. Но, клянусь, больше врасплох ты меня не поймаешь. Я знаю теперь, на что ты способна, но ты и не догадываешься, на что способен я…
Крепко сжимая руками её кисти и повернувшись так, чтобы не стать вновь жертвой её коленей, Стронберг неумолимо подталкивал её к постели, пока, наконец, Лиз не коснулась мягкого покрывала спиной. Одним рывком Марис подтянул её повыше.
– Не двигаться! – повелительно рявкнул он; однако Лиз и не чувствовала себя на это способной, настолько невероятное зрелище предстало её глазам.
Склонившись к задвинутой за шкаф большой сумке, Марис одну за другой достал несколько коробочек, в каждой из которых не поместилась бы и коричная булочка, какими славилась во всём лене её мать.
– Что там? – прошептала она, от любопытства едва дыша.
Марис не обернулся.
– Увидишь.
И она увидела. Из-под его рук из коробочек выползали невероятных расцветок шёлковые платки, и всё это происходило настолько быстро, что она не смогла бы сказать, где заканчивался один платок и где начинался другой. Когда пол у его ног был усеян слоем тончайшего шёлка, Марис решил, что достаточно.
– Больше всего мне нравятся беззащитные женщины, – доверительно сообщил он, связывая вместе руки Элизы и закрепляя получившийся узел на одном из колышков в изголовье кровати.
Не встречавшаяся даже в книгах ни с чем подобным, Лиз только смотрела на него изумлёнными глазами.
– А что будет дальше, чёрт подери? – мелодично разнесся по комнате её нежный голос.
– Будем играть, – Марис сияюще ей улыбнулся.
– И только? – девушка облегчённо перевела дух. И тут же насторожённо уточнила. – Во что?
Марио сделал вид, что задумался:
– В инквизицию? – предложил он. – Нет, это потом, когда определим, какие извращения мы предпочитаем. Лучше… да, в «Наложницу и султана».
Лиз скривилась:
– Лучше бы наоборот.
Опираясь на кровать коленями, Марис старательно освобождал из заплетённых туго косичек её светлые волосы.
– Потом, – терпеливо повторил он. – Для того, чтобы быть султаншей – хотя бы временно, прежде тебе следует осознать свою эротическую власть над мужчиной – как абстрактным понятием – и надо мной. И в этом познании твоим проводником буду я. Я научу тебя, как можно причинять боль и как творить наслаждение, близкое к боли, что можно сделать при помощи перьев или капель вина, и покажу грань соединения мужского и женского начала. Расскажу о женщинах, подчинивших себе весь мир… – его шёпот замер, растворившись в красоте звёздной ночи. Лиз заворожённо смотрела на своего бывшего жениха. Как жаль, право же, что она не может в него влюбиться! Этот мужчина будил странные потаённые чувства в ней, упрятанные столь глубоко, что Лиз даже не подозревала об их существовании в себе. Андрес… Господи, сделай так, чтобы он не догадался, что она – всего один миг – хотела испытать что-то иное!
– Забудь, – прошипела тень с яростно сверкающими глазами, – забудь его.
– Не могу! – в ужасе, что едва не изменила своему избраннику, Лиз попыталась освободиться. Беспорядочные рывки привели только к тому, что узлы затянулись ещё крепче.
– Не позволю, – Стронберг прижал её всем телом к кровати. – Этой ночью ты от меня не уйдёшь. Я поделюсь с тобой своим опытом, Лиз Линтрем, и заберу взамен долю твоей невинности. Я забыл, что это такое… – его руки скользнули под рубашку, чтобы легчайшими касаниями пальцев изучить её грудь.
Выгибаясь всем телом, Лиз сдалась ещё до того, как жаркий рот Мариса завладел одним из её сосков. А у него не потребовалось на это много времени. Больше сил уходило на то, чтобы удерживать бьющуюся в возбуждении девушку. Она запылала под его ртом и руками так быстро, что могла сгореть раньше времени. Следовало сбавить темп. Оставив припухшую грудь в покое, Марис просто припал щекой к шелковистости её втянувшегося животика.
– Спокойнее, спокойнее, ma petite, – шёпотом уговаривал он.
Но Лиз продолжала цепляться за него обеими руками. Чтобы утихомирить её, Марис прибег к жестокости, отрезвляющей разум: подтянувшись немного вверх на руках, он посмотрел на неё с неподдельным мужским удовлетворением.