– Лиза! Я тебя умоляю… Простите меня, о сын моего господина!
Низель низко склонилась перед бесстрастной фигурой, словно заключённой в стеклянный футляр.
– Я не уследила за ней, это моя вина. Вы должны наказать меня.
– Уведи язычницу, женщина, – холодно приказал Омар. – Запри её и поставь двух сильных мужчин, пусть её охраняют. Через четыре луны твой господин решит вопрос о твоём наказании.
– Иншаллах, – пряча лицо, Низель вытащила непокорную северянку из комнаты, освящённой присутствием Аллаха.
Лишь в коридоре Лиз заметила, что старшая подруга плачет.
– Низель… – она остановилась в нерешительности. – Это он серьёзно – насчёт наказания? За что? И почему он назвал меня «нечистой»? Что случится через четыре луны, Низель?
– Возможно, меня выпорют, – безжизненным голосом отозвалась мадам Лалие. – Я должна была приглядывать за тобой, но не уследила.
– Да какое они имеют право!.. – взорвалась Лиз.
– Хусейн – мой муж, – неожиданно твёрдо возразила Низель. – Он может наказать меня.
– Но почему Омар сам не приглядывает за мной…
– Рамадан, – коротко ответила женщина, как будто одно это незнакомое слово объясняло всё. И повернулась спиной к Лиз, собираясь уйти.
– Низель! – отчаяние прозвучало в голосе Лиз, когда она схватила мадам Лалие за руку. – Я не знаю, что это означает!
– Ничего не знаешь о священном месяце Уразы? – Низель удивлённо взглянула на неё подкрашенными глазами. – Не знаешь о празднике, когда Аллах говорит с каждым арабским мужчиной, который ведёт правоверный и благочестивый образ жизни?
– Низель!
– О, дорогая… Я думала, ты сознательно ворвалась к Омару в минуты, которые посвящены раздумьям о Пророке, чтению сур из Корана. А ты просто не знаешь…
Она взяла Лиз под руку, ненавязчиво поддерживая её, вывела в сад и усадила в беседке, прячась от холодного ветра, напоминающего о зиме.
– Как холодно здесь, – Низель поёжилась. – Говорят, у вас здесь бывает снег.
– И очень часто, – удивлённо подтвердила Лиз. – Но какое это имеет отношение…
– Рамадан – это время, когда всё живое мертво, и каждое существо должно помогать своим собратьям выжить. Ты знаешь, что Рейхан два раза в неделю кормит всех слуг едой, которую готовят для господина, и раздаёт им подарки?
– Нет… но что же тогда едят Хусейн и Омар?
– Почти ничего. В месяц Уразы правоверные мусульмане соблюдают пост. Собственно говоря, слово «Ураза» и означает по-арабски «пост». Для мусульман – это время духовного очищения и бесед с Аллахом.
– И… – Элиза запнулась, – Омар действительно верит во всё это?
– Конечно, – Низель выглядела изумлённой. – Он же мусульманин, такой же, как и Хусейн.
– Но по рождению он… – не унималась Элиза.
Низель движением руки и мягкой улыбкой остановила её.
– Моя милая девочка, Аллах принимает всех, даже самых последних грешников, когда они приходят к нему с открытым сердцем. И не имеет значения, где и кем ты был рождён. Я приняла мусульманство, когда вышла замуж за Хусейна. Было 6ы неплохо, если бы ты тоже сделала это.
Лиз усмехнулась.
– Я замуж за Хусейна не собираюсь! – дерзко заявила она.
– И не надо, – серьёзно взглянула на собеседницу Низель. – Ты – наречённая Омара.
Лиз огляделась по сторонам, нагнулась поближе и жестом попросила Низель сделать то же самое. Их головы почти соприкасались, когда Лиз зашептала.
– Низель, я открою вам тайну. Большую тайну, и только вам. Я его ненавижу.
– Омара? – испуганно переспросила Низель. – Но… почему? – понять чувство ненависти, испытываемое вместо положенной благодарности, она была не в состоянии. Лиз отвернулась с ожесточенным видом.
– Он меня обманул, – и больше она не отвечала ни на какие расспросы.
При помощи Низель она поднялась в свою комнату, сняла с плеч мех, укрывавший её на улице от порывов холодного ветра, и в мрачном молчании забралась в постель. Сочувствие второй супруги Хусейна к больной девушке не помешало Низель выполнить распоряжение сына своего господина и выставить у дверей спальни Элизы двух крепких мужчин. Она предпочитала называть их по европейской привычке телохранителями. Им надлежало хранить тело Элизы Линтрем от последствий её безумных выходок.
Глава 18
Молодая женщина с распущенными волосами, сияющими, как у богини любви, одетая в вышитый халат из настоящего китайского шёлка, сидела в кресле и покачивала ногой, на пальцах которой опасно повисла туфля той же расцветки.
– Ты напрасно считаешь, Стронберг, что мне это не под силу. Нет ничего проще, чем справиться с тобой.
Мужчина, опершийся на каминную полку, снисходительно ей улыбался.
– Да, ты быстро учишься быть ведьмой, любовь моя. Но своей цели ты не добьёшься – я тебя не отпущу.
– Почему? – негодующе взметнулась Элиза. – Объясни, зачем я тебе – бесполезное, ничего не умеющее существо, покрытое шрамами?
– А чем тебе не понравились мои швы? – Марис обиделся. – Ну да, работа не филигранная, но и условия были какие, вспомни сама!
Элиза нетерпеливо взмахнула рукой.
– Я говорю не о том, красиво или уродливо ты меня заштопал, а о том, что я стала непривлекательной…
– Для кого как, – склонив голову набок, Марис искренне развлекался. – Только вот я понять не могу: это страх искалеченной женщины перед будущим или снова попытка прогнать меня? Так я не уйду, Элизабетта. Не трать силы напрасно.
– Я знаю! – Лиз зарычала от ярости. – Но что мне сделать, чтобы…
– Я не уйду, Элизабетта.
– Мне не нужна твоя жалость!
– Моё что? – Марис нахмурился. – Жалость? Глупая женщина, если бы я испытывал к тебе жалость, ты провела 6ы на опиуме весь период выздоровления.
Он пересёк комнату, опустился перед сидящей девушкой на колени, ухватил пальцами за подбородок, заставляя смотреть прямо себе в глаза.