Дом там, где твое сердце

– Ты и тогда думала, что это была жалость, когда вопила от боли, проклиная меня?

Лиз попыталась вырваться.

– Ты не мог этого слышать!

– Мог, мог, – теперь Марис не сжимал больно, а нежно ласкал её подбородок. – Мог, потому что я настроен с тобой на одну волну. Я даже чувствовал твою боль, как свою. А это уже не жалость, это любовь.

Лиз Линтрем снова раскрыла рот.

– Я не…

– О да! – Марис грубо расхохотался, прервав её. – Это твоя любимая игра – «я не хочу, я запрещаю». Притворство. Посмотри в свою душу и увидь это. Помнишь ли ты ещё, что такое бедность дома Мелиссы, Лиз? Помнишь, как вы носили вёдрами воду из родника и кое-как питались? Помнишь работу в поле с рассвета до темноты, под палящим солнцем? Помнишь…

– Уходи, – лицо Лиз казалось вмиг постаревшим. – Тебе всё ещё кажется, что материальным благополучием можно купить любую женщину. Да, в моей прежней жизни было мало удобств. Но если сейчас ты положишь передо мной мою старую одежду, я отдам тебе весь этот шёлк и не заплачу. Не веришь мне? Сделай это, и мы посмотрим, кто победит.

В тёмных глазах Мариса отражалась задумчивость, он тщательно взвешивал все «за» и «против». Был ли он уверен в своей правоте настолько, чтобы поступить так, как просила она?

– Хорошо, – он согласился. – Рейхан подберёт что-нибудь для тебя. Возможно, грубая ткань будет неприятна твоей коже, но такую одежду носят все твои сёстры и мать, и женщины из деревни. Тебе придётся идти пешком, хотя это далеко, но у твоих сородичей нет лошадей. И погода, конечно, холодная. Однако крестьяне не в состоянии покупать меха или шубы.

Лиз ослепительно улыбнулась ему, встала и вышла из комнаты, ни слова не сказав. Уже тогда Марис почувствовал, что проиграл спор. Ощущение превратилось в знание через час, когда Рейхан бен-Сина подтвердила ему, что Феризат ушла – в одежде из грубой дешёвой ткани, открытой всем ветрам, пешком, без запаса еды и какого-либо имущества.

Он раздумывал ещё почти час, прежде чем отправиться вслед за нею. И нагнал Лиз через двадцать минут – она успела пройти всего несколько километров из более чем сорока, отделяющих её от родного дома. А потом, устав, села на кучу пожухших листьев и просто смотрела в небольшую лужу воды у дороги.

Марис остановил коня рядом с ней.

– Любимая… пожалуйста, поедем домой. Я признаю, ты победила. Ты ушла, отказавшись от всех благ. А теперь, прошу тебя, вернись домой.

Лиз тяжело вздохнула.

– Я шла домой. Шла, а меня одолевали глупые, гадкие мысли – а зачем я всё это затеяла? Что я этим добилась или доказала?

– Любимая…

– Замолчи! – с яростью закричала на него, вскакивая, Лиз. – Что ты понимаешь?! Я же предательница, дрянь! Я струсила… испугалась вернуться к прежней себе. Я не могу управлять своей собственной жизнью, а пыталась учить Низель, и Рейхан, и тебя.

– Дорогая…

– Я всё равно убегу, Марис. Убегу, когда решу для себя, куда мне бежать.

– Скажи мне главное, Лиз. Зачем тебе бежать?

– Я живу, словно птица, в клетке…

– Дорогая, – он усмехнулся, – иные птицы так привыкают к своим оковам, что не могут жить без них. Они влюбляются в свои клетки. И едят из рук человека, поймавшего их.

– Ну уж нет…

– Разве ты не ощущала любви к Омару Лалие?

– Он – это не ты…

– Он – это я. Точнее, я – это он. Сколько 6ы ты ни искала во мне потомка викингов, его уже нет. Я – Омар Лалие, и я – сын Востока. Я могу заставить тебя забыть о том, что случилось когда-то давно между Марисом Стронбергом и Элизой Линтрем. Давай попробуем? Ты можешь выиграть больше, чем предполагаешь.

Лиз колебалась, и Марис с кривой улыбкой, исказившей его лицо, сделал последний шаг.

– Я предлагаю пари, любовь моя. Если за один год ты не выйдешь за меня замуж – добровольно, без всякого принуждения, я не только позволю тебе уйти, я дам тебе денег. Много денег – столько, чтобы хватило на дом и обеспеченную жизнь, и возможность никогда не работать и для тебя, и для Андреса Ресья. А ваши дети станут моими наследниками, потому что других детей, если не от тебя, у меня не будет.

Глаза Лиз выражали безграничное изумление.

– Да ты с ума сошёл! – выдохнула она.

– Я так хочу, – Марис только пожал плечами. – Деньги-то мои, и ставка моя. Играем?

– Конечно, – Лиз выпрямилась. – В такой игре я не могу проиграть.

– Ну вот и славно, – мужчина с улыбкой в глазах смотрел на неё с высоты своей лошади. А потом протянул руку. – Прошу тебя, поедем домой.

И Лиз, зачарованная силой его чувства, на этот раз не отказала.

Глава 19

– Ну как, ты готова? – Марис просунул голову с галереи в окно столовой, где Элиза сидела за ранним завтраком, всё ещё зевая.

– Конечно, нет, – девушка потянулась всем телом и обреченно закрыла глаза. – Почему уроки верховой езды должны начинаться в шесть утра? Кто это придумал?

– Ленивица, – Марис с сожалением смотрел на неё. – Ты же совсем не умеешь ездить на лошади и вчера едва не свалилась вниз, как только я подсадил тебя.

– Мне такое развлечение ни к чему. Крестьяне работают на лошадях, если они могут себе их позволить, а не катаются для своего удовольствия. Особенно это касается девочек.

– Забудь о том времени, когда ты полола грядки, моя красавица. Тебя ждёт Париж, а женщины из высшего общества умеют ездить верхом. Так что давай, поднимай свою прелестную попку! Лошади уже заждались.

– Ты тоже сядешь на лошадь? – Элиза послушно выполнила его команду.

Марис помог ей покинуть столовую через окно – дверь открывалась в глубину дома, и выход через неё отнял бы пять или десять минут драгоценного времени. А также предоставил бы Элизе замечательную возможность спрятаться у себя в комнате, избегая урока верховой езды.

Спускаясь с галереи по лестнице, девушка отчаянно зевала.

– Может быть, позже, а? – стенала она.

Омар Лалие был неумолим.

– Нет, не может. Позднее двор понадобится прислуге для выполнения домашних работ. Люди будут бегать и мешаться. А ехать с тобой в лес небезопасно. Тебе может прийти в голову отправиться в путешествие, болтаясь на спине лошади, словно плохо привязанное седло.

– Хочешь сказать, что я вообще ни на что не гожусь? Хочешь, да?! – Элиза вырвала у него свою руку и побежала к распахнутым дверям конюшни.

– Эй, Лиз, поаккуратнее там! Ты меня слышишь?

Сделав один-единственный шаг в глубь конюшни, Элиза остановилась. Как обычно, её моментально начало тошнить от страха и запахов.