Дом там, где твое сердце

– Что значит "жила"? – Андрес подскочил, словно собака, огретая под интересное место кнутом. – Где Элиза? С ней что-то произошло?

– Уехала твоя Элиза. Сбежала с моим братцем в далёкие страны.

– Будет дамочке врать-то! – категорично отверг Андрес такую возможность. – Лиза не из таких. И с чего эта куколка приехала мне рассказывать о Лиз?

– Баба, она и есть баба, – философски пожал плечами Раймонд Стронберг. – Она говорит, что собиралась замуж за моего братца, а тот, как унюхал твою Лизу, последний ум потерял. Она, эта красотка, хочет не многого – только чтобы Лиз Линтрем было так же тошно, как ей сейчас. Говорит, что тебе следовало убить свою невесту сразу же, как застал её с Марисом в первый раз…

– Не надо меня учить, что делать, – левая сторона лица Андреса чуть заметно подёргивалась. – Короче, Лиза не вернётся?

– Пока не оберёт моего братца до последней нитки, – с удовольствием подтвердил Раймонд.

– Тогда и говорить больше не о чем. Adjo, – бывший жених Лиз повернулся и ушёл в дом.

Рейхан некоторое время смотрела на место, где только что стоял человек, которому она отомстила за предательство этой северянки. Становилось холодно, дул ветер. Завернувшись плотнее в длинную шубу, она знаком показала Раймонду, что уезжает. Рейхан бен-Сина сделала здесь всё, что смогла.

Часть 3. Весна в Париже

Глава 24

В путь к франкским берегам отправились господа всей семьёй в трёх дорожных каретах, сопровождаемые самой необходимой прислугой и отрядом вооружённой охраны верхом на лошадях. Головную карету занимали отец и сын Лалие, следом за ними – на мягчайших рессорах, оборудованная маленькой печкой, вся в мехах и подушках, драгоценная клетка для жён Хусейна Лалие. Лиз Линтрем тряслась в последней карете, куда менее комфортно устроенной, и позади всех, словно обуза – бросить жаль и везти надо лишь по необходимости. Несмотря на такое пренебрежение, двери Стронберг за пленницей тщательно запирал и охране велел следить бдительно, как бы северянка не исхитрилась выскользнуть через окно. Ну, насчёт последнего Элиза себе, конечно, придумала – она вообще накручивала себя, поддерживая ярость в кипящем состоянии с первых минут пути. Её сестра ехала в карете жён с горничными – у каждой la ma?tresse была своя femme de chambre. В один из дней путешествия Марис позволил Ренате ехать в карете старшей сестры, но Лиз быстро устала от чириканья малолетки, её бесхитростного и незатейливого любопытства. Выйдет ли Лиз замуж за Мариса? А на ком же тогда женится Андрес? А почему Лиз не рассказывала, что у них с Марисом любовь? А когда ждать bebis? И так шесть часов без остановки, без пощады, без роздыху. Откуда Лиз-то могла знать ответы на эти вопросы? В дневной перерыв уже не Рената, а она взмолилась удалить от неё сестру. Стронберг только пожал плечами, приказывая Ренате пересесть. Ему было всё равно. И вообще в каждом жесте, взгляде, выражении сквозило – Лиз ему в тягость. Он спешил как можно быстрее вернуться в карету к отцу. Просто отлично. Развлёкся – и в кусты? Жажда мести клокотала уже не внутри северянки, но и в самой атмосфере кареты, если судить по тому, что ехать с ней вместе больше никто не захотел. А дорога предстояла долгая… скучная и ухабистая…

Пять дней спустя они пересекали земли Германского союза, и только к вечеру девятого дня прибыли в Париж. Город, само название которого звучало хрустальным звоном, и казалось, будто его не существует, с первого взгляда в окно кареты не впечатлял. Окраины бедноты с полуразвалившимися лачугами шокировали даже Лиз, выросшую в нищете, а уж супруги Хусейна и вовсе задёрнули занавеску, приложив к лицам платки, смоченные благовониями. Элиза смотрела. В такой же город рвалась её сестра; но если там, в сельской глуши, отвага Селены и магическое слово «город» вызывали трепет, то глядя на эту нищету… Селена, одумайся! Только сестры не было рядом.

Бойкие, ужасно тощие мальчишки бежали за их процессией, редкое зрелище вызвало переполох. Была бы у Элизы еда или деньги, она могла бы что-то бросить этим детям через окно. Ах, если бы… ничего у неё своего не было. Даже девичья честь, и та осталась на дальних берегах. Стронбергу принадлежала одежда на теле Лиз, одеяло, которым она укрывалась, еда и вода внутри неё. Может, и что-то большее… Ответ будет не скоро, до месячных истечений Лиз около трёх недель.

Девушка задумчиво ощупала свою грудь, живот. Да вроде бы всё как обычно. Мать при каждой беременности жаловалась, что у неё грудь наливается, ноет с первых же дней.

– Что ты делаешь? – в этот день Стронберг ехал верхом, и именно теперь надумал заглянуть к ней в окно. Смотрел с интересом. Лиз Линтрем вся залилась жаром с ног до головы, даже подумала, что её волосы заполыхают. Как объяснить, что она гладит себя?

– Пытаюсь представить, каково это, быть в тягости, – буркнула она. Стронберг заинтересовался пуще прежнего, подлец, аж глазёнки засветились.

– А что, есть основания представлять?

Лиз зашипела.

– Появятся – первому скажу!

Марис встревожился.

– Ты только, слышишь, не вздумай ничего сделать с ребёнком или с собой! Слышишь? – вновь крикнул в окошко он. – Погибнешь ни за что, дура!

– Не ори, – Лиз поморщилась, отодвинулась от окна. Она больше не собиралась разговаривать с Марисом – но это не значило, что не собирался разговаривать ОН. Хозяин криком потребовал остановить карету, слез с лошади, забрался внутрь шаткого сооружения на колёсах. Повод его коня перехватил кто-то из охраны. Не в силах воспрепятствовать хозяину, Лиз забилась в самый дальний угол сидения и злобным зверьком пофыркивала оттуда.

– Элиза, иди ко мне, – бесконечно терпеливым тоном позвал её Стронберг.

– G? ?t skogen!

Идти подальше Марис не захотел. Вместо движения в указанном направлении он сгрёб дерзкую девицу в объятия и стиснул так, что почти вышиб из неё дух.

– Однажды, – сухо предупредил он, – моё терпение лопнет. Тогда я вытащу наружу твой гадкий розовый язычок и заставлю – смогу заставить – делать то, для чего он предназначен. Например, облизать мой…

Лиз с усилием глотала сжатой грудью воздух, а от услышанного слова и подключившегося воображения и вовсе закатила глаза. Стронберг сильно похлопал её по щекам.

– Достаточно, приходи в себя. Мы уже почти приехали. Вандом-Пляс, Иль-де-Франс. Это место станет тебе домом на какое-то время.

Забыв про смущение, Лиз потянулась через его колени к окну. Ахнула от представшего взору вида. Таких огромных пространств, да ещё вымощенных камнями, ей видеть не приходилось. Площадь была поистине безгранична. Дворцы, выстроенные по восьмиугольному контуру, не запирали её внутри, а лишь изысканно обрамляли, как локоны – лицо красавицы. Посередине торчала какая-то толстая несуразная палка.

– Это колонна императора, – Марис поймал её взгляд. – Память о победе Наполеона.

– Он управляет Францией?

– Уже нет. Два года назад был коронован Луи Филипп Первый. Впрочем, – Марис помолчал, – до их политики нам с отцом дела нет. Беспорядки на улицах стихли, и ладно, можно жить. Наши деньги мы делаем на внешнеторговых сделках.

Последнюю фразу Лиз не поняла, и не стремилась, поглощённая великолепием дворца, перед которым они остановились. Длиннющее здание – каменное! в три этажа, да ещё и с какими-то закруглёнными окошками там, где полагалось быть крыше. Палки фонарей со стёклами – Лиз зачарованно уставилась на них.

– Как туда ставят свечи?

Марис снисходительно усмехнулся.

– Глупышка, они газовые. Это новое слово в освещении, до шведской деревни, поверь мне, доберётся ещё не скоро. Но мы-то теперь в столице огромного государства. Дамы здесь тоже одеваются по-другому. Тебе придётся сменить гардероб, хотя бы по минимуму, с учётом того, что гостям я тебя представлять не собираюсь. И выпустить в город не могу. Портниха приедет на дом.

– В каком качестве я буду здесь жить? – Элиза слегка нахмурилась. Её, разумеется, в этой стране никто не знал, никто и не вспомнит после её отъезда, но как-то… неудобно.

По лицу Мариса было понятно – легендой он не озаботился.

– Ох ты, Господи… ну, представим тебя дальней родственницей Низель, младшей жены отца.

– А почему не твоей?

– Как ты представляешь себе развитие событий, если ты окажешься в положении и мы поженимся? Я к разговорам об инцесте не готов.

– Это что?

По таким вопросам паршивец Стронберг с готовностью восполнял пробелы её образования:

– Это когда вместе спят брат с сестрой или другие близкие родственники.

– Мерзость какая! – карета остановилась, и Лиз уже приготовилась выбираться из неё.

– Погоди, – остановил её Марис. – Сейчас принесут плащи, надо накинуть. На площади много зевак, мы же с тобой неподобающе одеты.

Лиз удивлённо оглядела своё серое шерстяное платье. Ну да, скучновато, но качеством в разы лучше тех, что она носила на родине. Плащи, переданные слугой в окно, оказались тоже не простыми, невзрачно-чёрные снаружи, но изнутри подбитые самым мягчайшим мехом, какой трогала Лиз в своей жизни. Мягче даже кошачьего… Элиза позволила Марису укутать себя в потрясающий плащ с ног до головы. Скромно прошествовала в дом. Она опасалась, что Стронберг надумает официально представлять её прислуге, но нет, её тихо передали на руки экономке, и та почти молча отвела молодую женщину в комнаты, отведённые ей. Да-да, комната была не одна, целых четыре роскошно обставленных помещения. Спальня в цветах золота и малахита, комната для музицирования и вышивания – ни того, ни другого Лиз делать не умела, собственная гостиная. И купальная комната размером с конюшню в Стронберггард. При виде кранов, торчащих из стены над ванной, в которую следовало заходить по ступенькам, кремового унитаза вместо привычной ночной вазы Лиз ощутила острую необходимость остаться тут одной. В противном случае даже слуги будут считать её невежей. Она ведь не знает, как всё это работает! Сметливый крестьянский ум вмиг подсказал решение. Коли сама не разберётся, отправит Ренату на освоение удобств в крыло прислуги. А после сестра покажет ей.

– Мадам, – после колебания Элиза взглянула на экономку, имени которой пока не запомнила, – вместе с нами приехала девочка тринадцати лет. Её имя Рената, она ехала со слугами.

Экономка почтительно, хотя и несколько напряжённо прислушивалась. Её поза наводила на мысль, что французское произношение Элизы далеко от идеального.

– Она будет жить здесь, – чтобы экономка поняла, Лиз ткнула пальцем в сторону спальни, – со мной.