Дом там, где твое сердце

– Нет, – зная связи Лалие в Париже, Лиз понимала, что после глупой ошибки, допущенной ею, сопротивление остаётся пустой формальностью. Но сдаться? Никогда.

– Напрасно ты думаешь, habibti, что мои возможности исчерпываются внушением. Я могу добиться всего, что угодно, и от человека, находящегося в трезвом уме и полном сознании.

Элиза фыркнула.

– Не веришь? – муж взял её руку, закатал рукав платья выше локтя и проникновенно посмотрел в глаза. – Ну, сокровище, скажи мне, как твой «спаситель» выяснил, что ты находишься под действием внушения?

– Нет, – повторила Элиза.

– Нет, – отозвалось со скрытым удовлетворением эхо голосом Мариса.

Лиз не заметила, откуда у него в руке появилась свеча, но крохотный огонёк уже приближался к нежной коже на её запястье.

– Сумасшедший! – Лиз дёрнула руку, но Марис держал крепко.

– Скажешь.

– Нет! – женщина вскрикнула, ощутив мгновенный укус боли. – Ой!

– Скажешь, если не захочешь сгореть заживо. Или зови на помощь. Слуги прибегут. Если услышат, сейчас ведь ночь.

Лиз не собиралась рассчитывать на чью-то преданность или бессонницу. Сообразив, что маньяк, увлечённо поджаривающий её левую руку, совершенно забыл о правой, женщина напряглась и изо всех сил ударила кулаком в нижнюю челюсть врага.

От боли и неожиданности Лалие прокусил губу, по подбородку вниз потекла кровь. Лиз искренне понадеялась, что сломала ему зубы – и сэкономила на найме громил; но, видимо, квалификация была всё же разной. Хотя главной цели она достигла – Лалие отвязался от неё. Огонёк погас, свеча покатилась по полу, Марис выскочил из спальни жены, словно безумный мартовский заяц.

Только устраиваясь на покой, Лиз сообразила, что так и не порадовала его известием о предстоящем довольно скоро отцовстве.

Сон Элизы был так крепок, словно её одурманили; она не услышала, как отворилась тщательно запертая на ключ дверь, как ночной гость по очереди уделяет внимание каждой её руке и ноге, передвигается плавно, стараясь не шуметь. Завершив своё дело, мужчина уселся в кресло, собираясь дождаться её пробуждения.

Сон замер на одной точке. Что-то мешало ему развиваться в положенном направлении. И ужасно чесался нос.

Элиза Лалие сморщилась, пытаясь избавиться от неприятного ощущения, дёрнула рукой, ногой… и проснулась. Достаточно было пары взглядов, чтобы понять, что произошло. Ах, как она была неосторожна! Заперла дверь на ключ и считала, что находится в безопасности. Но кто бы мог подумать, что желание Мариса Стронберга поквитаться окажется таким долгоиграющим?

– Немедленно отвяжи меня, – чётко проговорила она, обращаясь к тёмному силуэту в кресле.

В свете луны было заметно, как тот довольно улыбается.

– Похоже, что такое твоё положение – единственно возможное для того, чтобы нам спокойно поговорить. Как цивилизованные люди.

– Ты именно так понимаешь цивилизованность? Что же ещё мы не обсудили?

Муж подошёл к кровати, указательным пальцем прочертил линию через шею к груди беспомощной жертвы. Лиз дёрнула головой, но добилась только обратного эффекта: Марис начал водить пальцем по ночной сорочке вокруг сосков, уже ставших особенно восприимчивыми в ожидании того времени, когда им придётся кормить ребёнка.

– Не нервничай так, дорогая, – вкрадчиво промурлыкал он, но не успела Лиз вздохнуть, как голос стал злым и жёстким. – Этот Франсуа-Рэймон был твоим любовником? Отвечай мне!

– И не подумаю, – сексуальное возбуждение по капле вливалось в тело Лиз через руки Лалие, обхаживающие её грудь. Женщина попыталась сжать ноги, растянутые путами в разные стороны.

Во взгляде мужа появилось некоторое удовлетворение.

– Я тебя трахну, только скажи мне: этот хлыщ был твоим любовником?

– Зачем мне говорить это? – Элиза поёрзала бёдрами по матрасу. Где-то внутри неё начинал припекать крохотный уголёк.

Марис наклонился, лизнул поднявшийся сосок через тонкую ткань, потом начал жадно сосать его, слегка прихватывая зубами.

– Так был?

– Нет, нет! Или прекрати, или заканчивай начатое!

– А кем он был?

Скулящий звук прорвался через стиснутые губы Элизы.

– Как вы познакомились? – методично продолжал вести допрос третьей степени муж.

Элиза лежала с закрытыми глазами, всем видом изображая намерение молчать хоть до второго пришествия Христа.

– Ну хорошо, – Омар Лалие задумчиво посмотрел на распластанную женщину перед ним. – Вижу, здесь мне ничего не добиться…

Элиза слегка дёрнула головой, но промолчала.

– Тогда я пойду с другого конца верёвки. С Франсуа-Рэймона. У него наверняка есть свои слабости – семья, работа… Достаточно будет двух-трёх неприятностей, чтобы этот умник согласился поговорить со мной.

Элиза уже не притворялась мёртвой, а следила за рассуждениями мужа широко раскрытыми в тревоге глазами.

– Что ты собираешься делать? Франсуа-Рэймон помог мне решить такую загадку, а ты хочешь доставить ему неприятности? Только посмей, и я задушу тебя в твоей собственной постели!

– Похоже, проняло, – муж зло улыбнулся. – Интересно, почему ты так заступаешься за этого парня? Может, он всё-таки был твоим…

– Он – мой друг! – выкрикнула женщина.

– Разумеется, – Марис с сарказмом кивнул. – Тебя хочет добрая половина мужиков Франции и Швеции, а этот почему-то не захотел. Может, ему нравятся мальчики?

– Марис, ты идиот, – тело Лиз обмякло. – Чтобы меня захотеть, надо, по крайней мере, меня хоть раз увидеть. А такого шанса не выпадало практически никому. Ну, вспомни, когда мы выезжали в город и даже ещё только ехали в Париж, я всякий раз была замотана в плащи с капюшонами. Я даже не могла есть!

Муж тяжело вздохнул, провёл тыльной стороной ладони по лицу.

– Ты, наверное, права. Схожу с ума от одной только мысли, что ты можешь оказаться в постели другого парня.

– Чтобы сходить с ума, надо этим умом обзавестись для начала, – Элиза сердито дёрнулась. – Развяжи меня!

Муж подавленно повиновался. Продолжая издавать звуки разъярённой кошки, Элиза потёрла запястье, на котором остался красноватый след; в шипении, вырывавшемся из её рта, можно было различить не лестные для Мариса эпитеты.

– …вообразил себя божком… мерзавец…

Период смирения у Лалие не затянулся.

– Достаточно. Теперь выкладывай всё о6 этом Франсуа-Рэймоне и учти – начнёшь увиливать или врать, посажу на полгода под замок на хлеб и воду.