Фантастическое путешествие

Оуэнс свесился из своего купола, быстро проверил ремни каждого, снова влез в купол и пристегнул собственные ремни.

– О'кей, мистер Грант. Сообщите им, что мы готовы.

Грант передал сообщение, и почти тут же загремел громкоговоритель.

– Внимание, «Протерус»! Это последнее речевое сообщение, которое вы получите, пока ваша миссия не будет завершена. У вас есть 60 минут объективного времени. Как только миниатюризация будет окончена, находящийся в судне счетчик времени выдаст 60 показаний. Вы должны все время помнить об этих показаниях, которые будут уменьшаться каждую минуту на одну единицу. Если нет – повторно включите счетчик, если снова нет – полагайтесь на ваши субъективные ощущения течения времени. Вы должны выйти из тела Бенеша до того, как показания счетчика достигнут нуля. Если вы этого не сделаете, вы убьете Бенеша независимо от успеха хирургической операции. Удачи вам!

Голос умолк, и Грант не нашел ничего более оригинального для поддержки своего упавшего настроения, кроме как:

– Вот это да!

К своему удивлению, он обнаружил, что сказал это вслух. Сидевший рядом с ним Мичелз ухитрился выдавить слабую улыбку.

– Да, это да…

* * *

Картер следил за ними из наблюдательной башенки. Он поймал себя на том, что хотел бы скорее быть внутри «Протеруса», чем вне его. Это будет трудный час, и он желал бы в каждый момент знать о происходивших в этот момент событиях.

Он вздрогнул от неожиданной резкой дроби радиограммы, прозвучавшей через внешнюю сеть. Его помощник за приемным аппаратом тихо сказал:

– «Протерус» сообщает, что все в порядке.

Картер произнес:

– Миниатюризатор!

Соответствующая кнопка с надписью «МИН» на соответствующей панели была нажата соответствующим пальцем соответствующего техника. «Это как в балете, – подумал Картер, – где каждый на своем месте и каждое движение расписано – в танце, окончание которого никто не может предвидеть».

В результате нажатия кнопки стена в одном конце комнаты для миниатюризации исчезла. Из нее начал постепенно вылезать огромный ячеистый диск, подвешенный к проложенному по потолку рельсу. Он двигался к «Протерусу» и над ним, перемещался медленно и плавно на воздушной подушке, которая создавала его подвеску с зазором в одну десятую дюйма от рельса.

* * *

Находившиеся в «Протерусе» ясно видели этот диск с геометрически правильными ячейками. Он приближался, похожий на покрытой оспой чудовище.

Лоб и лысина Мичелза покрылись испариной.

– Это миниатюризатор, – сказал он сдавленным голосом.

Грант открыл было рот, но Мичелз поспешно добавил.

– Не спрашивайте меня, как он действует. Оуэнс знает, а я нет.

Грант невольно бросил быстрый взгляд назад и вверх Оуэнса, который, казалось, стал еще более напряжен и строг. Ясно была видна одна его рука, сжимавшая рычаг, который, как предположил Грант, был одним из самых важных органов управления кораблем.

Оуэнс сжимал его так, словно ощущение чего-то материально доставляло ему удовольствие. Или, может быть, прикосновение к части корабля, который он сам спроектировал, успокаивало его. Он больше, чем кто-либо другой, должен был ощущать прочность – или хрупкость – купола башни, который должен был сохранить вокруг них микроскопическую частичку нормального мира.

Грант посмотрел назад и встретился взглядом с Дьювалом, тонкие губы которого растянулись в слабой улыбке.

– Вы выглядите встревоженным, мистер Грант. Разве сохранять спокойствие в опасных ситуациях не является вашим профессиональным качеством?

– Черт побери! Сколько еще лет публику будут кормить сказками о секретных агентах? Нет, доктор, – спокойно сказал Грант, – в моей профессии быть спокойным в опасных ситуациях – значит, быстро умереть. От нас только ожидают, что мы будем действовать с умом, независимо от наших ощущений. А вы, как я вижу, не встревожены.

– Нет. Я заинтересован. Я пропитан чувством удивления. Я полностью заинтересован, заинтригован и возбужден, но не встревожен.

– Каковы наши шансы погибнуть, с вашей точки зрения?

– Я надеюсь, небольшие. В любом случае, я нахожу утешение в религии. Я исповедался, и для меня смерть – всего лишь дверь.

У Гранта не нашлось достойного ответа на эту тираду, и он промолчал. Для него смерть была белой стеной, имеющей лишь одну сторону, но он должен был признать, что, какой бы логичной не казалась эта мысль, она давала в данный момент небольшое утешение, в противовес червячку тревоги, который, как правильно заметил Дьювал, лежит, свернувшись, в его мозгу.

Он с ужасом осознал, что его лоб тоже мокрый, наверное, такой же мокрый, как у Мичелза, и что Кора смотрит на него с выражением, которое он тут же определил как презрение.

Неожиданно он сказал:

– А вы исповедались в ваших грехах, мисс Петерсон?

Она холодно ответила:

– Какие грехи вы имеете в виду, мистер Грант?

Он не нашел, что ответить и на это ее замечание, а потому тяжело откинулся в кресле и стал смотреть вверх на миниатюризатор, который теперь находился точно над ними.

– Что вы чувствуете, когда подвергаетесь миниатюризации, доктор Мичелз?

– Ничего, я полагаю. Это форма движения, сжатие внутрь, и если оно происходит с постоянной скоростью, то вы не ощутите ничего более, чем при движении вниз по эскалатору.

– Но это теоретически.

Грант не отводил глаз от миниатюризатора.

– А каковы действительные ощущения?

– Я не знаю. Я никогда их не испытывал. Однако животные в процессе миниатюризации не проявляют не малейшего беспокойства. Они не прекращают своих занятий, я сам это видел.

– Животные?

Грант повернулся и уставился на Мичелза с неожиданным возмущением.

– А какой-нибудь человек был когда-нибудь подвергнут миниатюризации?

– Я боюсь, – сказал Мичелз, – что нам оказана честь быть первыми.

– Как волнующе! Тогда позвольте задать еще один вопрос. В каком соотношении любое живое существо – вообще любое – было миниатюризировано?

– Пятьдесят, – коротко ответил Мичелз.

– Что?