На пути к Академии

19

Император Галактики Клеон размашисто, поспешно шагал вдоль колоннады, что вела из его личных покоев в Малом Дворце, в здание, где проживали многочисленные правительственные чиновники. Здание примыкало к Императорскому Дворцу, то бишь к сердцу и мозговому центру Империи. За ним следом семенили кто-то из его личных секретарей и телохранители. Лица у всех были обескураженные. Император не должен был сам ходить к кому бы то ни было! Кто бы то ни был – должны были сами ходить к Императору! Ну ладно, сам пошел, но как он мог столь откровенно демонстрировать поспешность, давать выход переполнявшим его чувствам?! Разве можно? Он же Император и, значит, больше – символ Империи, чем просто человек!

А сейчас он вел себя в точности, как простой человек. Всех, кто попадался ему по пути, отталкивал в сторону правой рукой. А в его левой руке была зажата светящаяся голограмма.

– Где премьер-министр? – спрашивал он грозным, гремящим голосом, совсем не таким, каким обычно разговаривал во время приемов и аудиенций. – Где он?

А высшие чиновники растерянно расступались, бормотали что-то невнятное. Император сердито шел дальше, оставляя у приближенных впечатление, будто им снится страшный сон.

Наконец он добрался до кабинета Демерзеля и, переведя дыхание, заорал, то есть буквально заорал:

– Демерзель!!!

Демерзель удивленно взглянул на Императора и быстро встал, поскольку сидеть в присутствии Императора позволялось только тогда, если Император разрешал сесть.

– Сир?

Император швырнул голограмму на письменный стол Демерзеля и прошипел:

– Что это такое? Отвечай!

Демерзель посмотрел на то, что швырнул Император. Прекрасная голограмма – красивая, живая. Казалось, еще чуть-чуть, и услышишь те слова, что произносил хорошенький мальчик лет десяти, хотя на самом деле они были написаны внизу: «Я не хочу, чтобы Империей правил робот».

– Я такую тоже получил, сир, – спокойно отозвался Демерзель.

– Кто еще?

– У меня такое впечатление, сир, что эта птичка уже облетела весь Трентор. Это листовка, не иначе.

– Да, но ты видишь, там висит чей-то портрет на стене. Приглядись, про кого толкует этот паршивец. Не ты ли это?

– Сходство потрясающее, сир.

– Так, может, я не ошибаюсь, и у этой «птички», как ты выразился, одно на уме: обвинить тебя в том, что ты – робот?

– Похоже, на уме у нее именно это, сир.

– Поправь меня, если я ошибаюсь, но ведь роботы – это вымышленные механические человекоподобные существа, упоминания о которых встречаются в романах ужасов и детских сказочках?

– Для микогенцев, сир, одним из догматов их религии является то, что роботы…

– Меня не интересуют микогенцы и догматы их религии. Почему тебя обвиняют в том, что ты – робот?

– Это всего-навсего метафора, сир, я уверен. Хотят изобразить меня в виде человека бессердечного, мышление которого подобно работе вычислительной машины.

– Маловато будет, Демерзель, Меня не проведешь. – Клеон снова указал пальцем на голограмму. – Нет, Демерзель, они пытаются убедить народ в том, что ты – действительно робот.

– Вряд ли сможем что-то поделать, сир, если люди решат поверить в это.

– Мы не можем этого позволить. Тут речь идет о твоей гордости. Более того, речь идет о гордости Императора. Ведь получается, что это я – я! – взял себе в премьер-министры механического человечка! Это невыносимо. Послушай, Демерзель, существуют ли законы, которые карали бы за оскорбление чести и достоинства имперских чиновников?

– Да, сир, существуют, довольно-таки суровые, восходящие к великому Своду Законов Абурамиса.

– А оскорбление чести и достоинства Императора, если не ошибаюсь, приравнивается к уголовному преступлению?

– И наказуется смертью, сир. Все верно.

– Так вот. Унизили и оскорбили не только тебя, но и меня, и тот, кто это сделал, должен быть казнен, Конечно, за всем этим стоит Джоранум.

– Несомненно, сир, но доказать это будет довольно нелегко.

– Чушь? У меня достаточно доказательств, Я хочу, чтобы его казнили.

– Беда в том, сир, что у применения законов о чести и достоинстве нет прецедентов. По крайней мере, в нашем столетии не было.

– Потому-то у нас в жизни все наперекосяк, а Империя содрогается до основания. Законы в книгах записаны? Вот и задействуй их.

– Подумайте, сир, будет ли это мудро, – негромко проговорил Демерзель. – Вы тогда будете выглядеть тираном и деспотом. Ваше правление до сих пор блистало добротой и умеренностью…

– Вот-вот, и сам видишь, к чему это привело. Лучше пусть меня боятся за перемену в моем характере, чем любят – вот так любят.

– И все же я настойчиво рекомендую вам, сир, не прибегать к таким мерам. Это может стать искрой, от которой возгорится пламя восстания.

– Ну а ты-то что делать собираешься в таком случае? Что, выйдешь к пароду и скажешь: «Посмотрите на меня. Я – не робот»?

– Нет, сир, я такого делать не стану, поскольку это унизительно для меня и более того – для вас.

– И что же?

– Пока не знаю, сир. Я еще не успел обдумать.

– Не успел обдумать? Немедленно свяжись с Селдоном.

– Что тут непонятного в моем приказе? Немедленно свяжись с Селдоном.

– Вы хотите, чтобы я пригласил его во дворец, сир?

– Нет, это слишком долго. Думаю, ты сумеешь наладить линию секретной связи – секретной, слышишь, чтобы она не прослушивалась!

– Да, сир, безусловно.

– Так давай же. Быстрее!

20

Селдону недоставало самообладания Демерзеля, ведь он был из плоти и крови. Этот вызов в кабинет, внезапное потрескивание защитного поля – все это говорило, что происходит нечто совершенно необычное.

Он полагал, что увидит на голографическом экране какого-нибудь высокопоставленного чиновника, который предварит его секретную, непрослушиваемую связь с Демерзелем. Судя по тому, как быстро распространялись слухи о том, что Демерзель – робот, меньшего и ждать было нечего.